По одну сторону большого квадратного стола сидели три старухи, разодетые, словно цыгане, в длинные мантии, ниспадавшие с плеч. Головы были обернуты разноцветными шарфами, из-под тюрбанов выбивались седые и белые пряди. С дряблых мочек ушей до самых плеч свисали большие золотые кольца. Браслеты на руках звенели при малейшем движении. Они сидели очень близко друг другу, так близко, что их одеяния смешались, и старухи выглядели как одно широкое яркое туловище о трех головах.
Они пристально смотрели на кого-то. Другую часть комнаты через узкую щель мне было не видно, но все же кто-то там стоял. Тень, широкая и короткая, тянулась через стол к цыганкам. Человек заговорил мужским голосом.
Он что-то забормотал и хмыкнул еле слышно, почти неразличимо. Но старухи уставились на него, словно решали, остаться или уйти. Внезапно они перебили собеседника и заговорили сначала тихо, а потом все громче. Речь превратилась в пение, но не на английском. Цыганки произносили не старые мертвые слова, полузабытые, полуистлевшие, нет Пусть я не мог их разобрать, эти слова полнились жизнью, трепетом, силой. Они испугали меня, но также заинтересовали.
Я был совершенно сбит с толку, словно размагниченный компас. Меня одновременно тянуло в подсобку и отталкивало. Я хотел развернуться и выбежать обратно в бурю, от которой спасся, в дождь, намочивший до нитки, но напев старух тянул к себе, и я уперся в дверной проем, сопротивляясь желанию ворваться внутрь.
Свет в здании мигнул и погас.
3
Снаружи бушевала буря. Через маленькое окно в помещение проникал слабый свет, придавая лицам старух сероватый оттенок. Когда же вспыхивала молния, их кожа становилась совсем белой, почти прозрачной, а тень незнакомца на столе окрашивалась непроглядной чернотой.
В эти мгновения вспышек, секунды ясности, я боялся, что одна из старух посмотрит на меня. Но женщины не отрывали глаз от стола, на котором они соединили руки так, что уже было не разобрать, где чьи пальцы. Напевая, цыганки раскачивались, и шесть рук неритмично извивались.
Я задумался, не с ярмарки ли, что недавно приехала в Дин, эти старухи? Разношерстную труппу путешественников, которая каждое лето привозила в наши края чудеса, отец называл «балаганщиками». В парке за городом после их отъезда всегда оставались глубокие следы шин и лужи, полные невыкупленных билетов на аттракционы.
Старухи могли оказаться кем угодно. Торговками сладостями, или билетершами из зеркального лабиринта, или гадалками. Возможно, именно они пытались угадать ваш возраст или крутили колесо удачи. Они могли быть кем угодно.
Пение смолкло так же мгновенно, как началось, и в мире вновь воцарился естественный порядок. Дождь стал барабанить все тише, ветер лишь изредка порывами проносился вдоль переулка, грозовой фронт миновал, и буря ушла дальше.
Старуха, что сидела в центре, поправила широкий шарф, повязанный вокруг головы, а также все свои звенящие браслеты, кольца и мониста. Похоже, происходящее было для нее совершенно обыденным. Она подняла взгляд, словно ждала, что человек в тени подскажет, что делать дальше.
И это все? прогрохотал мужской голос, от которого того и гляди содрогнулась бы земля.
Что «все»? спросила старуха в центре, подавшись вперед и высоко подняв крашеные брови. Некоторые зубы у нее были настолько кривые, что смотрели назад. В ней не было ни одной обыкновенной черты.
Я заплатил вам приличные деньги за предсказание моей судьбы, будущего, или как вы там это называете. А вы что-то промычали, спели жуткую песню, и все? Все, что я получил?
Старуха посмотрела на товарок, что сидели слева и справа от нее, оглянулась и что-то прошептала через плечо, будто советуясь. С кем-то невидимым.
Следовало предупредить нас, кто ты, вежливо сказала она с легким иноземным акцентом. Судьба вашего племени мрачна. Обычным людям легко предсказать будущее, но твое
Старуха разглядывала собеседника с совершенно умиротворенным видом. Угрожающий тон его голоса, похоже, нисколько ее не испугал. На мгновение в подсобке повисла тишина, а затем цыганка заговорила вновь:
Ты не сообщил нам, кто ты.
Мужчина откашлялся, прочищая горло.
Но вы хоть что-то увидели? Казалось, он немного сбит с толку и даже слегка встревожен от того, что старуха поняла, кто он.
Чем можно записать? спросила та.
Незнакомец хмыкнул и швырнул на стол ручку. Та покатилась к цыганкам. Старуха посередине схватила ручку, не дав ей остановиться, и принялась черкать прямо на столе.
Я вздрогнул. Увидь мистер Пелле, чем они тут занимаются, он бы сильно разозлился. Но ведьма продолжала писать. Зачеркивала уже написанное и строчила снова. И снова. Добрых пять минут она пачкала стол. Я и не думал, что в ручке может быть столько чернил. Выглядело так, будто она вымарывала каждое нацарапанное слово.
Наконец, шурша одеяниями и звеня украшениями, старухи встали.
Это тебе, сказала средняя, воткнув кончик ручки в стол. Та на миг застряла в древесине и упала. Прочтешь, когда мы уйдем.
Мужчина снова хмыкнул.
Где остальные деньги? спросила старуха.
Сначала ничего не происходило, и я уже решил, что начнется склока, но затем на исписанную поверхность стола упали три зеленые купюры. Цыганка подняла их и сунула в карман длинной струящейся юбки. Старухе явно не терпелось уйти, ее движения выглядели суетливыми и тревожными. Две другие отставали от нее буквально на полсекунды, словно все трое были марионетками, которыми управлял один кукловод. А затем произошло нечто странное.
Она посмотрела на меня.
А может быть, на щель в дверях. Но мне так не показалось. Мне почудилось, что ее глаза смотрят прямо на меня. Наверняка, если бы того человека не было в комнате, она подошла бы и сказала что-то очень важное. Однако я испугался и прислонился спиной к стене, затаив дыхание и прислушиваясь. Оставалось лишь надеяться, что никто не пойдет через торговый зал. Но старухи, должно быть, вышли через другую дверь, ту, что вела в переднюю часть антикварного магазина. Мгновением позже раздался звон колокольчика над входом. Они ушли.
С улицы донесся оглушительный шум последний сильный раскат грома или громыхание водосточной трубы, что не выдерживала тяжесть воды, и незнакомец тоже покинул подсобку, поскольку долго рассматривать стол не имел возможности.
Ничего, с досадой пробормотал он себе под нос. Сплошная белиберда
А затем проследовал к той двери, через которую удалились старухи. Лица его я не разглядел, только спину. Он был низеньким и плотным, а шея и плечи казались очень мощными. Чтобы протиснуться через узкую дверь, ему пришлось повернуться боком.
Подсобка опустела. Я толкнул створку и подошел к столу. Гроза, кажется, закончилась. Комнату озарил солнечный свет, и я впервые заметил, что окно открыто. На полу сверкала большущая лужа. По желобам и водосточным трубам все еще текла вода, выплескиваясь в переулок.
Старуха с ручкой совершенно испортила стол. Повсюду были чернила, которые затекли в глубокие борозды на поверхности. Она много чего написала. Кучу букв. Но нацарапала их так тесно, что разобрать было невозможно. Все, кроме одного маленького предложения. Я едва не пропустил его среди черной тучи мертвых перечеркнутых слов.
Ищи Древо Жизни.
Вдруг раздались голоса. Кто-то снова вошел в переднюю дверь магазина. Я испугался, что это мистер Пелле, не хотелось, чтобы он застал меня в подсобке с распахнутым окном, лужей на полу и испорченным столом. Я сбежал через распашную дверь и через боковой выход улизнул в проулок. Тротуара там не было, магазин мистера Пелле отделяла от пиццерии лишь полоса земли и гравия шириной в шесть футов.