Витек кивнул Мане.
И они ушли.
А Маня осталась.
И тупо уставилась через дверной проем на «мужика». Ее начало мутить.
Она грузно опустилась, проще говоря, осела на стоящий в первой комнате, допотопный, шаткий деревянный стул тот заскрипел под ней, выдав сложную руладу.
Посидев минут пять, осторожно встала подлый стул опять хрустнул и протяжно пропел, по не менее скрипучему полу, вошла в комнату, где лежал «мужик». Неуверенно приблизилась к железной кровати и стала рассматривать его с близкого расстояния.
Тот не шевелился. Глаза закрыты.
Муть внутри усилилась и стала подниматься вверх. По шее тоненькой струйкой потек пот. Сердце бухало.
Паника.
«Только бы не помер!.. Только бы не маньяк, не отморозок, не бандит, а просто просто человек, у которого несчастье, и Так ведь тоже бывает, Господи, ведь да?!..
Что мне теперь с ним делать?!!!
Зачем я в это влезла? Ну зачем, а?!
Куда его девать?!!!»
Резкая трель мобильника больно ударила по итак уже натянутым до предела нервам. Сильно вздрогнув и сглотнув слюну, Маня достала телефон из кармана сарафана и машинально, даже не взглянув на экран, нажала кнопку.
Мань, затараторили в трубке, это Вера. Ну, как вы там, а? Толик сказал мужик твой совсем плох. И в больницу не хочет.
Что? не сразу нашлась Маня.
Мань
Да. выдавила наконец из себя Маня. Не хочет.
Ой, все они такие! затарахтела Верка. Как упрутся не свернешь. Не переживай, Мань. Я сейчас деда своего к вам пришлю. Он врач. Ну, на пенсии давно, конечно. Но все равно хороший врач, хирургом был. Людей, Мань, резал налево и направо!.. Представляешь? глупо захихикала Верка.
От неловкости поняла Маня. Она молчала.
Чего-нибудь да посоветуетНу, там чтоКак твоего лечить в домашних условиях, опять хихикнула Верка.
Мир не без добрых людей. Верка, с которой Маня была знакома меньше месяца, оказалась славной. Хорошей. И главное тактичной и деликатной. Подхихикивала от смущения, боясь показаться навязчивой, но настойчиво предлагала помощь. Верка вообще хотела дружить и плотно общаться по-соседски.
А Маня не хотела. Не потому, что была дешевой снобкой или человеконенавистницей, а просто потому что не могла. Ей было неудобно перед доброй Веркой, но она всячески увиливала.
Не могла и все.
Не могла ни с кем дружить и тусоваться уже где-то около года с тех самых пор. Она тогда обрубила все концы. Общалась лишь иногда с Татьяной, своей любимой, единственной оставленной при себе подругой, и то нечасто.
Татьяна, с которой они давно вместе работали в редакции, все про нее знала. Она очень ей тогда помогла, и продолжала помогать все время как могла. Да что там даже «дача» вот эта, например, домик-развалюха с участком, были Танины, и идея насчет лета здесь была ее же, она сама Мане предложила.
Татьяна все понимала.
Она изредка позванивала Мане строго по делу, без всяких там «как дела?» и т. д. и т. п. А еще они иногда общались в сети но тоже, строго по работе.
К тому же развалюха эта была Тане без надобности, она сюда практически никогда и не ездила, у мужа ее была другая, классная дача-коттедж, и гораздо ближе, совсем недалеко от Москвы.
Соседка Верка была сильно беременной, «на сносях». И торчала здесь, в своем «родовом гнезде», на свежем воздухе, со своим большим животом в ожидании «часа икс», который должен был наступить месяца через два. Она была отсюда родом, то есть., конечно, не она, а ее предки, бабушка с дедушкой, вернее даже, прабабушка с прадедушкой как и Татьянины, кстати. Толик, Веркин муж, работающий в какой-то мебельной фирме, мелькал туда-сюда, из Москвы и обратно. А 7-летнюю дочь свою они отправили в Болгарию, на море, в лагерь. Верке было скучно и нудно, и уже тяжело, муторно. Все это она моментально поведала Мане, и все это было очень мило, но Маню интересовало мало. Если честно совсем не интересовало.
Чужая жизнь.
Наверное, она, Маня, стала равнодушной Скорее, апатичной. Безразличной. Короче, Мане было все равно, скучно и даже слегка раздражало, когда к ней навязывались с общением.
А беременная Верка проявляла такт и особенно не надоедала, но все же была активная и заставила Маню обменяться телефонами, хоть и жила через два дома. «На всякий случай», как она выразилась.
Как в воду глядела.
Дед уже вышел, Мань. Встречай. Ну все, пока, вдруг заторопилась Верка, если что звони.
Спасибо, Вер, растерянно проговорила Маня в трубку, но та уже отключилась.
На веранду бодро вступил Веркин дед. В руках он держал потрепанную медицинскую сумку-чемоданчик.
Маня, я к вам!..
Я Мы залепетала Маня с потерянным видом.
Понятно, сказал дед-хирург. Не волнуйся, дочка. Я полжизни в «Бурденко» отработал в хирургии давай-ка посмотрим
Говоря это, он оперативно осмотрел лицо «больного», глаза, приподняв веко, затем залез рукой и что-то пощупал сзади, на шее.
Как зовут-то мужа? спросил дед, что-то ощупывая за ушами.
Маня начала открывать и закрывать рот:
Я я Его
«Муж» внезапно приоткрыл, с явным усилием, глаза, и просипел, почти беззвучно:
Алексей я. Оставь ее растерялась совсем. Ты мне, отец, лучше скажи, как мне
И не договорил глаза закрылись. Отрубился.
Понятно, снова произнес дед.
Секунду в задумчивости смотрел на «больного».
Ты кем работаешь, дочка? К медицине имеешь какое-нибудь отношение? спросил он у Мани.
Нет, я я редактор, корректор в смысле, в издательстве и я
Ясно. Так, велел дед Мане. Раздевай его.
Маню кинуло в жар.
Что? прошептала она. Что?!..
Я буду придерживать и поворачивать, а ты раздевай.
Как? Совсем?!..
Совсем. Надо осмотреть. Прощупать. Быстро, дочка. Время дорого.
Не будучи ни врачом, ни медсестрой, очень далекая от медицины в принципе, Маня начала багроветь. Втянув от ужаса голову в плечи, уже напрочь не понимая, что происходит и плохо соображая, что делает, она, под руководством деда, раздела «мужика».
Совсем.
То есть, вообще.
После осмотра дед открыл свою сумку, достал какие-то плотные бинты и туго перетянул «больному» небольшую, но глубокую, острую рану высоко на ноге, покопавшись еще в сумке, достал одноразовый шприц с иглой, какое-то лекарство и сделал укол.
Красная как свекла, Маня примостилась за столом напротив деда-хирурга, глядя на него остановившимися, бессмысленными глазами.
Это дед велел ей сесть за стол, когда все закончилось, сел сам и начал давать рекомендации.
Так, дочка. Я завтра уезжаю. В санаторий, в Светлогорск, на Балтику. Так что жаль, но помочь вам больше не смогу.
Маня молчала, отчаянно тараща глаза.
Дед крякнул.
Возьми себя в руки, девка! Ты все можешь сделать сама. Я тебе подробно и поэтапно расскажу. Бери бумагу и записывай. Или в компьютер свой, улыбнулся дед, кивнув в сторону Маниного Notebookа. Тот элегантно помещался на облезлом шатком столике у окна с короткими тюлевыми занавесочками, и смотрелся несколько дико на фоне окружающего допотопного «деревенского» быта. Впрочем, сейчас у многих так, особенно летом, в сельской местности, на старых дачах, и никто уже не удивляется этой «встрече веков», все привыкли.
Маня суетливо метнулась за бумагой и ручкой, и опять села напротив деда с видом примерной, но впавшей от ужаса в полный ступор, ученицы на экзамене.
Алексей твой в больницу не захотел, неожиданно ухмыльнулся дед. И я его понимаю. Я б может тоже не захотел на его месте. Все зависит от обстоятельств, дочка, туманно объяснил он.
Лицо «хирурга» вновь растянулось в ухмылке.
Помяли его сильно и умело. Профессионально, словом. Специфически, как-то странно выразился дед, заговорив характерным «врачебным» тоном.
Кровь то приливала к лицу, то отливала Маня слушала, преданно, почти не мигая уставившись на деда как на спасителя своего спасителя в последней надежде, что вдруг он сейчас сделает что-нибудь такое, вынесет вердикт, и все решиться само собой, бредовая ситуация «рассосется» и закончится. Маня наконец проснется, и дурной сон в лице незнакомого полумертвого «мужика», почему-то лежащего у нее в смежной комнате на кровати рассеется «как дым, как утренний туман».