Ладно, значит, судьба, давай тогда что-нибудь съедим, предложил Валерка, теперь уже на нас никто не глядит. Даже фотограф вот принял за своих.
Они тоже присели в сторонке и поклевали первое, что попалось на глаза, а вскоре, никем не замеченные, выбрались снова в сад на скамеечку.
Ну как тебе? осведомилась Юлька.
Знаешь, весело у них. Столько всего напридумывано. Но где многовато, а где и простовато. А в общем, да неплохо, конечно. Всем спасибо! Посидим тут или посмотрим еще?
Они поболтали немножко, а потом подошли к открытым уже кое-где из-за духоты окнам.
Жених с невестой снова оказались в кругу гостей. Что-то еще, наверно, ожидалось.
Валерка, невеста, кажется, устала, Юля пригляделась и добавила. Смотри, побледнела как! Или свет падает неудачно? Знаешь, пойдем, пожалуй Это ты устала.
Конечно, пошли.
Студенты повернулись и пошли прочь. Они протиснулись сквозь кустарник и направились назад тем же путем, что пришли. Никто им не встретился. Они без помех перебрались через ограду, обогнули угол и собрались уже перейти через улицу, как вдруг услышали пронзительный крик. Потом еще.
Господи, это что такое? Юля остановилась.
Да верно, дурака валяют. Ты не пугайся. Просто еще что-нибудь придумали. Вампиров пригласили, пожал плечами Валерий, но тут же поправился. -Нет, я не прав. Ты погляди, сирены, а вот и скорая К воротам подлетела машина, и, визжа тормозами, остановилась. Не прошло и нескольких минут, как за ней примчался реанимобиль.
Пошли, решительно сказал Валера. Врачи приехали. Что бы там не стряслось Мы им помочь не можем. Пойдем.
Пасечник. Звенигородская жизнь как она есть.
Дом, крепкий просторный сруб из толстых бревен, стоял в глубине ухоженного по-городскому сада с несколькими аккуратными клумбами у крыльца. На клумбе лучше всех остальных цветов были флоксы. Нежно лиловые и с алым ободком в серединке, белые, аметистовые, малиновые они благоухали в нагретом ласковым солнышком воздухе, словно специально старались для хозяина. А он сидел тут же, на вольном воздухе за столом под полосатым тентом, всматривался в большую стеклянную пирамиду перед собой и делал пометки в объемистой клетчатой тетради.
Было тихо. Только дятел прилежно стучал иногда по высокой золотистой сосне, жужжали порой назойливые осы, да птицы перекликались где-то очень высоко над землей.
Хозяина дома друзья прозвали Михайло Потапычем. И не зря. Большой, ширококостный, с русой густой, хоть и короткой, курчавой бородой, басовитый он мог и так эту кличку заслужить. Но родители угадали и впрямь нарекли сына Михаилом! И этот «таскавший железо» с юности штангист, а потом борец-тяжеловес теперь к сорока охотно и без обид откликался на Потапыча.
Зимний добротный дом принадлежал ему самому с женой и детьми. Они любили тут жить до заморозков. Правда, теперь, когда дети подросли, в школу из Звенигорода стало добираться уже не с руки. Но в выходные, да в такую чудесную погоду Он-то и на неделе еще иногда остается. На факультет он все равно ездит, если надо ночь-полночь, биостанция рядом, термиты Да, термиты! Это было его новое увлечение. Одновременно, помощь другу, отпускнику. Пора сделать учет. Недавно он объяснял детишкам, что термиты вовсе не муравьи. Они ох, вот опять отвлекся!
Потапыч перевернул страницу и стал заносить в таблицу, занимающую целый разворот, цифры, стрелочки и кружки. Жена с близнецами уехала в Звенигород за тетрадками и мелкой школьной амуницией. Большая овчарка свернулась у его ног. Покой! Никто не мешает и
Раздался противный скрип, будто открылись с усилием проржавевшие садовые ворота, еще раз. За ним глухой звук, словно тяжелый мешок с мягкой рухлядью свалился на землю. С минуту было тихо. Как вдруг тишина сменилась ворчливой беззлобной руганью и жалобным кряхтеньем.
Минька! Потапыч! Что это, холера ясна, я где? Пся крев, Минька-а-а!
Михаил Леонтьевич Скуратов оторвался от наблюдений и немного подождал. Новый взрыв жалоб и проклятий заставил его, однако, подняться.
Петь, ты чего орешь? пробираясь сквозь густой кустарник забасил он. Ты ж после обеда решил покемарить в гамаке и
Тут как раз Потапыч, решивший вместо дорожки двинуть через кусты к лужайке рядом с малинником с двумя развешанными на участке гамаками, вырвался на оперативный простор, слегка поцарапанный шиповником. Рядом поспевала серая Рада, сильно смахивающая на волка. Им открылась впечатляющая картина.
Скрипел гамак. Он раскачивался между деревьями. В нем, обложенный большими подушками извивался и чертыхался рыжий детина с густыми усами и круглыми серыми глазами. Подушки падали. Детина рычал. Сверху на все это безобразие с ветки липы, с безопасного расстояния взирал пестрый упитанный кот и иногда от возбуждения шипел.
ХШШШШ! Брысь, Федька!
Я Петька, а не Федька!
Да это кот! Федька соседский, шелапутина, цыплят таскает
Друзья орали, не слушая друг друга. Кот порскнул прочь. Выдрессированная собака, до сих пор терпеливо дожидавшаяся команды, вопросительно заскулила, глянув на хозяина.
Петро, что с тобой такое? Слезай с гамака и объясни! взревел хозяин, перекрыв густым басом остальные звуки.
Миня, какой, слезай? Где близнецы? Где эти маленькие Да посмотри, черт тебя возьми!!!
Ох! Кто не читал Свифта, совсем забытого, кажется, теперь, мог поучиться у Мишиных близнецов.
Скуратовский друг Петр Синица мирно заснул сном праведника. Интересно, бывают «послеобеденные праведники»? Или им следует быть голодными? Нет, это вроде, «велико постники» голодные, а праведники
Ми-ня! Они меня пришили, твои эти огольцы! Ты только.... Всюду! И за майку, и за штаны, и руки и ноги пришили! Ну? Видишь? Не только привязали, а еще и Я им больше Ни за какие коврижки больше ничего никогда не расскажу! В теннис играть не буду! Рыбу
Петь! Утихни. Я сейчас ножницы принесу. А мужичков выпорем. Ну не ори! Рыбу ты ловить вообще-то не любишь! Ты ведь моих мурашей тоже не любишь, а?
Миша старался отвлечь приятеля. Синица Ох, он ведь сказал, а вернее, проорал чистую и горькую правду! Восьмилетние скуратовские безобразники аккуратно, старательно вдвоем(!) толстыми рыбацкими иглами с огромным ушком пришили Петра к гамаку с матрацем всюду, где смогли дотянутся. Да как ловко!
Скуратов сбегал домой, притаранил инструмент и принялся освобождать страстотерпца, который устал вопить и уже только стонал.
История вопроса
Миша с Петром познакомились лет пять назад. Дело было так. Михаил кандидат наук и младший научный сотрудник, как водится, зарабатывал гроши. Он зарабатывал их на самом биофаке МГУ На родной кафедре. Что могло быть почетней и прелестней раньше в дни проклятого чего? Да-да, проклятого социализма! Так вот, что могло быть лучше для ученого, чем «остаться на кафедре» и сразу поступить в очную аспирантуру! Для энтомолога акт настоящего признания. Уважения к знаниям и возможностям. Имя среди знатоков. Защита диссертации без черных шаров. И это все хорошо Но и в совке это было бы очень скромно, не говоря про теперь! А жить-то надо
Миша был уже женат. Жена Инка про себя говорила хожу на службу. С подробностями она не спешила. Инка тоже раньше была «своя». Занималась «поведением», на кафедре высшей нервной деятельности к ее работе по леммингам коллеги отнеслись с большим интересом. Но близнецы.... Нет, все лемминги на белом свете не могли перевесить для Инки близнецов. Она помаялась, покрутилась, поплакала в подушку и устроилась работать в городскую управу. Дядя помог. Ни тебе командировок «поля» по три месяца в году ни нищенских окладов, ни Ох! Ни любимого дела.
Жена типичная отличница по всем предметам, энергичная, ответственная и толковая, быстро продвигалась среди «офисного планктона». И стала отлично зарабатывать. Бабушек на вахте сменила няня. А Миша Миша на отцовском участке взял да занялся пчеловодством. Он призанял немножко денег. Почитал. Притащил знатока, и тот дал подробные указания. Привез парочку приятелей и они вместе соорудили ульи. Купил несколько семей опять же под руководством знатока. И дело пошло!