Мика появилась совершенно неожиданно, он даже не успел соответствующим образом подготовить лицо.
Она была очень хороша собой высокая, тонкая, как будто устремленная вверх, в летящей шубке. Не женщина, а мечта.
Может быть, в другое время он и занялся бы ею поосновательнее она вполне стоила того, чтобы поиграть с ней как следует. Сейчас он не мог, никак не мог. Как только он понял, что она подходит для его цели, он больше ничего не мог с собой поделать. Она стала инструментом, таким же, каким в детстве была его скрипочка. Он даже запах канифоли все время слышал, как только Мика приближалась. Он спал с ней и слышал запах канифоли, смешанный с духами, и от этой смеси его тошнило.
Ничего. Терпеть осталось совсем недолго.
Валечка, здравствуй, ты не сердись, что я опоздала, я просто немножко позже выехала, и поэтому получилась такая задержка, но ты же не так давно ждешь, а если бы
Сядь, сказал он. Запах канифоли перебил все остальные. Утренние, приятные. Сядь и остановись, Мика.
Она послушно села, сложила руки на столе. Глаза у нее лихорадочно блестели волновалась.
Очень хорошо, пусть поволнуется. Он не станет ей помогать. Мика должна сыграть свою роль, и она ее сыграет, а для этого нужно, чтобы она как следует прочувствовала важность положения.
Валя, что случилось? Она поправила прядь, не забывая о том, что только что из парикмахерской, и нужно быть осторожной. Ты так сказал по телефону
Ничего особенного я не сказал. Он махнул рукой, подзывая давешнюю улыбчивую. Ты вечно себя накручиваешь, а я почему-то должен
Ты ничего не должен, быстро перебила она. Ничего! Просто ты же знаешь, как я беспокоюсь из-за этих дел!
Он помолчал, а потом как будто признался:
Я и сам беспокоюсь.
Ну? Она впилась в него глазами, даже сигарету из пачки не вытащила до конца.
Он чуть-чуть ослабил вожжи:
Нет, ничего страшного. Просто я думаю, что мы должны действовать быстро.
Он смотрел фильм, где Роберт Редфорд укрощал лошадей. Лошади оказались разные, к каждой нужен был свой подход, и только Редфорд умел найти правильный.
Валентин Певцов тоже был один, а лошадей вокруг много!
Подошла официанточка, наклонилась почтительно, и, не глядя в карту, он заказал Мике зеленый чай, йогуртовый тортик и морковный фреш с глотком сливок. Высший пилотаж.
Теперь, следуя за Робертом Редфордом, нужно было бы вожжи поднатянуть.
Время не терпит, произнес он, как только официанточка отошла. Если ты на самом деле уверена, что сможешь, нужно действовать. Ты уверена?
Вот это он спросил зря.
Напрасно.
Он дал ей возможность выбора, а этого не следовало делать. Это он выбрал ее для дела, а уж никак не наоборот!
Как утопающий за соломинку, она моментально схватилась за его оговорку и спросила тихо-тихо, не поднимая глаз:
А ты думаешь, что у нас есть выход? Ну какой-то еще? Другой?
Он тут же вышел из себя.
Мика, я сто раз говорил, что выход у тебя, он приналег на это слово, только один. Или собираешься в «Матросскую Тишину»?
Я никуда не собираюсь, просто мне она вытащила сигарету и прикурила нервным быстрым движением, просто мне очень страшно, Валечка. Так страшно
Зачем, черт побери, он спрашивал, когда надо приказывать?
Он молчал, и она снова заговорила. Сигарета мелко дрожала в тонких пальцах, белым колючим светом сверкнул бриллиант кольца, и запах, боже мой, запах!..
Канифоль. Опять канифоль.
Валечка, я так боюсь! Я сама не знала, как боюсь, и только теперь поняла. А ночью мне сон приснился, ужасный, гадкий! Я проснулась вся в слезах и до утра просидела, не могла уснуть
Не хочешь, перебил он. Не надо. Все отменяется. И мы закрываем тему.
Вот это было стопроцентное попадание.
Нет! вскрикнула она горячим шепотом. Нет. Как же можно отменить?
Ну так. Если ты не хочешь.
Я хочу. Но не могу.
Мика!..
Да-да, согласилась она быстро. Да, конечно. Я возьму себя в руки. Сейчас. Сейчас
Павел Каплевич за соседним столом радостно захохотал и вольготно положил ногу на ногу. Ах, как Мика завидовала ему, и его спутнице, и его понятным и, должно быть, легким и приятным делам!
Валентин Певцов Валечка с другого края стола пристально следил за ней, и ничего она не могла понять по его взгляду. А о том, как именно следует читать мысли, глянцевые журналы не писали!
Валя, я на все согласна, только ты пожалуйста, приезжай вечером ко мне. Очень страшно одной. Мне все время кажется, что что за мной следят.
Кто? спросил он насмешливо. Кто за тобой следит?!
Валя, не смейся надо мной!
Хрупкие пальчики оставляли на стекле с морковным фрешем влажные, мутные отпечатки, и внезапно отчетливая мысль пришла ему в голову.
У него в портфеле была целлулоидная папка с какими-то ничего не значащими бумажками.
Он расстегнул портфель и достал папку, а уж предлоги он всегда изобретал виртуозно.
Мика, посмотри, пожалуйста, эти бумаги как-то связаны с Николаем Петровичем? Или мне показалось?
От загадочности того, что ему что-то такое «показалось», ей стало совсем нехорошо, и она схватила папку обеими руками. Схватила, ощупала со всех сторон, словно специально.
А где ты их взял? А? Что-то все-таки случилось, да, Валя?!
Да ничего не случилось. Ты посмотри, посмотри.
Документы ничего не значили, какие-то глупые финансовые ведомости, переданные ему секретаршей, самая большая выплата семьсот три рубля восемнадцать копеек! но Мика выхватила их из папки, лихорадочно пробежала глазами, приостановилась и заставила себя читать внимательно.
Конечно, ничего такого она оттуда не вычитала.
Нет, сказала она несколько растерянно и подняла на него глаза, нет, это не имеет никакого отношения А почему тебе показалось?..
Ух, как она ему надоела! С ее подозрениями, страхами, постоянным волнением. Он не стал бы связываться с ней, если бы у него был выбор.
Но выбора не было.
Он аккуратно собрал листочки, сунул их обратно в папку, держа ее двумя пальцами и не опасаясь никаких подозрений со стороны Мики, а папку кинул в портфель и сказал холодно:
Ты должна сделать это завтра или послезавтра. Я все приготовлю, а ты сделаешь. Потом я улечу, и мы встретимся только в Германии. Я надеюсь, что ты не напортачишь.
Я постараюсь.
Я позвоню тебе, а сейчас мне надо уходить. Я в Воротниковский.
Это было словно из какого-то кино он поднялся, снял с вешалки куртку, кивнул ей и пошел по проходу в сторону двери, а она с ужасом смотрела ему вслед.
Девушки, что здесь такое?
Варвара Алексеевна, у нас ЧП!
Господи, что случилось?!
Да вот этот вломился, а мы не знаем, что теперь делать!
Как что делать? Милицию вызывайте, срочно!
Да не надо никакую милицию, мне кровь нужно смыть, и все! Делов-то!..
Ай, не подходите ко мне!
Милиция, милиция!..
Помогите ему кто-нибудь, смотрите, как сильно течет!
Нина, Нина! Где Нина?! Нина, сюда, и захвати тряпку!
Петя! Беги к двери и кричи «пожар»! Громко-громко!
Зачем?
Еще пожара нам не хватает!
А что? Пахнет дымом, кажись?
Анфиса Коржикова, хладнокровно копавшаяся в своем ящике, распрямилась, бедром захлопнула его и выскочила из-за стойки:
Быстро приложите. Вот этой стороной. Ну!
Ай, щиплется!
Ничего не щиплется, это перекись.
Господи помилуй, да что нам с ним делать?
Ничего страшного, Варвара Алексеевна!
Да ничего мне не надо, сестренка. Мне бы вот кровищу смыть, и я поеду.
Заведующая, которую он назвал «сестренкой», вдруг усмехнулась и поправила на переносице очки, поверх которых смотрела. Уборщица Нина, разинув рот, глазела на них, с ее белой тряпки капала на пол вода. Гениальный Петя опять засунул палец в нос и кричать «пожар!», кажется, пока не собирался. Мать, подталкивая его в спину, шустро продвигалась к двери.
Залитый кровью мужик морщился и шипел, прижимая марлю к щеке, а потом вдруг шагнул и сел прямо на чистую скамеечку, под фикус. Этими скамеечками «для больных» аптека 5 особенно гордилась.