Дознаватели стали объявлять фамилии. Народ стал проворно выходить из зала. Многие даже забывали вещи. Объявили и семью архитектора. Когда они ушли, даже как-то тепло попрощавшись с ним, доктор пересел на крайнее место и вытянул ноги. Правда, сразу получил по ним удар.
Хули развалился?! это был охранник, уже пнувший его в живот. Он молча подобрал ноги.
А мы?! услышал он возглас позади себя.
А вы на закуску, ухмыльнулся охранник и вышел из зала.
Доктор наконец повернулся и осмотрелся. Из зала вышло очень много народу, а он был всё ещё переполнен. И рядом с ним уже сидели, и у экрана легли люди. «А мы» были две молодухи в цветных, наполовину снятых лыжных комбинезонах, для зимы неприлично загорелых и для ситуации неприлично накрашенных. Они ему улыбнулись и помахали руками. Он тоже кивнул головой.
Я пройдусь, сказал он девицам, не посмотрите за местом?
Окей! Посмотрим, бодро ответили они.
Он встал, захотел размяться. Ходил по коридору, посмотрел вниз, послушал почти постоянный скрип опор. Захотел пить, но нечего. Вспомнил чай. Вспомнил и где видел того шустрого маленького мужичка с автоматом, который поменял таблетки на чай. С год назад он лежал у них в отделении, симулировал сотрясение. Всё бегал в коридор и орал в телефон всякую матерщину. Майор ОБЭПА или ещё какой-то полицейской муры. Доктор улыбнулся, подумав, что слово «мура» родилось от аббревиатуры МУР или слов «Мурка, ты мой Мурёночек». Да, точно, он.
Доктор остановился у стены, где всё ещё висели афиши фильмов, мужики с пистолетами и девки в мини-юбках. Над ними тянулся провод, белый, местами прибитый, местами стянутый вниз, где конец его был закручен на обыкновенную отвёртку, вбитую в гипсокартон. Он потянул её, распутал провод, освободил отвёртку и сунул в карман. Подошёл к краю винтовой лестницы и вставшего навсегда эскалатора. Посмотрел вниз. Люди сидели, лежали, ходили. Они надеялись выжить в этой странной войне без войны. Доктор смотрел и думал, что эта война без войны уже давно велась против его народа, который и не понимал, и не чувствовал этого, или не хотел понимать и чувствовать. А только ставил себе прививки. Доктор поймал себя на мысли, что смотрит на поражённый опухолью мозг. Где же сделать первый разрез?
Отойди нах! прорычал охранник, который пнул его в живот.
Он кивнул и пошёл прямо к комнате с трансформаторами. Шёл, специально провоцируя охранника. Отодвинул стеллаж, открыл дверь и зашёл внутрь. Положил включённый фонарик на один из трансформаторов, фонарик осветил стену ровным ярким кругом света. Встал справа от двери. Достал отвёртку. Стал ждать. Ждал недолго.
Чё, за бля, не поня-я-я-а-л! в комнату ворвался охранник.
Доктор сделал первый разрез. Отвёртка легко прошла через левую глазницу в мозг. Там провернулась несколько раз и осталась навсегда.
Тело охранника, вздрагивая от судорог, свалилось на пол. Пальцы дёргали или воздух, или спусковой крючок автомата. Доктор отодвинул автомат в сторону. Обшарил содержимое костюма охранника, вытащил пистолет, запасные обоймы, нож и наручники. Всё рассовал по карманам своей куртки. Выключил фонарик и вышел из комнаты. Пинать в живот полутруп охранника не стал.
План дальнейших действий пока не вырисовывался, но наличие оружия в кармане придавало ему уверенности. В чём? В собственной правоте. Какой? Убивать людей? Когда город превращается в тайгу, прокурором в нём становится медведь. А желание остаётся одно выжить.
Потом он закончил внутренний анализ происходящих событий, которые ничего хорошего ни этому городу, ни этой стране, даже ему самому не предвещали. Бессмысленная воронка действий будет гонять эту страну по кругу, пока она не свалится на мостовую мордой о камни, мордой, потому что за время чёртовой пляски лицо всегда превращается в морду. Это называется управляемый хаос. Но он где-то читал, что с первого витка хаоса в нём самом возникают движения противотока, так называемые вихри Коллеманна. Если отряды мэра: охранники с южнорусским говором и банды бывших полицейских на украденных джипах это часть управляемого хаоса, то те военные и он сам это вихри Коллеманна, которые всегда приводят управление хаосом в точку невозврата. Есть даже такая математическая формула. Над её решением работали многие известные математики мира. И вроде нашли решение, как нейтрализовать эти вихри. Опробовали на Украине, в Сирии да и в самих Соединённых Штатах и вот перенесли её в Сибирь. И теперь наблюдают, как их формулы превращают людей в скот.
Доктор, размышляя, вернулся в кинозал.
О-о! вскрикнули «А мы», увидев его, вы не уходите, сейчас нас объявят. Саша приходил, про вас спрашивал. Мы вам место держим. Вот, очень быстро, практически одной фразой высказались девушки.
Он улыбнулся, как мог, посмотрел на своё сиденье. На нём лежали сумки девушек. Маленькие они уже забрали, а большую он поставил у своих ног в проходе. Сел и развернулся лицом к девушкам.
За место спасибо. А кто такой Саша? спросил доктор.
Так он этот заместитель здесь, да. Мы его давно знаем, он в нашем зале с лета занимался. И вот нам помог.
С эвакуацией. Он ещё раньше с визой во Францию нам помогал.
Да, у нас же открылось представительство, и он там работал. Мы весной должны были поехать. Анализы без очереди прошли.
Какие такие анализы? серьёзно спросил доктор.
Так, отпечатки пальцев, прививки и это ещё изо рта, со щеки взяли. Это важно, он сказал. Нам и ответ с визой пришёл быстро. Но мы поездку на весну перенесли. У нас зимой соревнования должны были быть.
Да, мы чемпионки по фитнес-бикини.
Девицы попробовали изобразить что-то из фитнес-позиций, получилось черти чё, но они были этим довольны или просто пьяны. У них были странные лица. Наверное, на густой макияж села пыль, жир или ещё что-то липкое, витавшее вокруг в воздухе. Наверное, это можно было назвать болью и страданием людей, то, что витало в воздухе. А доктору пришла другая мысль про лица девушек: это маски. Что за маски?
Да, города, я Юля, улыбнулась одна и поправила волосы.
Девушки продолжали общаться с небритым и немытым мужчиной, не зная о его мыслях. И действиях тоже.
А я области, я тоже Юля, улыбнулась вторая и почему-то натянула на голову капюшон.
Очень приятно, я Витя, широко улыбнулся в ответ доктор давно не чищенными зубами.
«Что-то ты, Витя, сильно спокоен для человека, только что проткнувшего голову отвёрткой другому человеку за просто так», думал про себя доктор.
Спасибо за коньяк вам, игриво улыбнулась одна Юля.
А то мы так устали ждать, так худо было. И страшно, держала у белого капюшона загорелые руки и говорила вторая Юля, словно от кого-то прячась.
Доктор слушал девушек, смотрел на них и спокойно думал, что если посмертные маски, снятые с лиц девчонок, раскрасить красками для макияжа: чёрной тушью, румянами и краснющей помадой, то и получатся их лица. Так как они сейчас выгладят. Странно было это. Думать? Наблюдать? Быть здесь?
Мы тут уже второй день. Уже и надежда стала пропадать. Не знали, что делать.
Так молиться, вдруг предложил он. «А тебе каяться», подумал про себя доктор.
Кому? они серьёзно смотрели на него.
Богу, серьёзно сказал он.
Они поморщились.
Ну тогда бутику, предложил он.
Кому?
Вот так: Бутик Ру, дашь нам днесь скидку в пятьдесят процентов и ботфорты со стразами в подарок, продекламировал доктор.
Они серьёзно смотрели на него, может, потому что выпили недавно бутылку коньяка, может, потому, что им было очень страшно.
Я пошутил, разъяснил он.
А я хотела спросить, какого цвета ботфорты, левая Юля наконец сняла с головы капюшон куртки.
Они засмеялись, наверное, потому что скоро их очередь на эвакуацию.