Это ещё как понятно. Да и мне на тебя пох, но я обещаю вернуться, рукоятка пистолета в руке отяжелела, щёлкнул предохранитель. И час смерти чьей-то приблизился.
В этот момент из машины так же кубарем вывалился профессор. Вывалился шумно, отодвинув своим телом чью-то смерть. Всё это заняло секунды жизни, словно кто-то играл ими, натягивая струны судьбы. Этот кто-то сейчас играл и огромной страной, натягивая канаты судьбы этой страны. Они уже скрипели и лопались. И что в этом скрипе жизни простых людей? Секунда звука и больше ничего.
Доктор отпустил пистолет, вытащил руку из кармана, застегнул его и выдохнул.
Саша, я схожу вместе с ним. Водителя всё равно нет и ехать некуда, это точно, тихо, почти вкрадчиво сказал профессор.
Ладно, под вашу ответственность, дознаватель, нервно дёрнув дверь, залез в автомобиль.
Профессор и доктор быстрым шагом, насколько позволял снег, пошли ко входу в магазин. В магазине было всё перевернуто, разбито и много уже замёрзло. Проходя через хозяйственную часть, доктор подобрал пару забавных пляжных сумок с мордами мопсов, одну отдал профессору. Они прошли дальше вглубь магазина. На полках ничего не было. Тушёнки точно. Да просто ничего.
На склад сходим. Может, что там есть, предложил профессор.
Да, вы сходите, а я дообследую зал, ответил доктор.
В зале осматривать было нечего. По полу разлились большие лужи подсолнечного масла. Валялись рваные упаковки, битые бутылки из-под вина и водки и их осколки. В хозяйственном отделе тоже был бардак. Всё валялось вперемешку с грязью и льдом. Единственно ценным для себя доктор признал два термоса. «Может, где раздобудем горячей воды», думал он. В подсознании возник образ чая, который он пил на площади. Чай из термоса. Он кинул их в пляжную сумку. Ещё бросил упаковку разовых бритв и флакон пены. «Может, где будет вода. Побреюсь», подумал он.
Вот, из подсобки вышел профессор, больше ничего нет, в кабинете у директора нашёл. Это всё, он показал на упаковку шоколадных батончиков «Баунти», одну сыра «Хохланд» и большой пакет с лапшой «Доширак». Да, доктор, не ходите туда, не надо, он отдал сумку с продуктами доктору, а сам пошёл к выходу.
Из кармана его куртки торчало горлышко бутылки.
Не ходите туда. Не надо, повторил он.
Доктор посмотрел на открытую дверь в подсобку. «Не надо, так не надо, подумал доктор, а вспомнил провизора с пробитой головой. Ладно», он развернул несколько батончиков и с жадностью их съел. Пошёл к выходу.
Я здесь, сказал профессор.
Он стоял сбоку от входа по колено в снегу.
Вы что будете? пережёвывая остатки кокосовой стружки, спросил доктор. Как будто у них был выбор.
Выпей, он протянул ему открытую бутылку водки.
Нет, я больше нет. Не время, отказался доктор.
А для меня время.
И после этих слов профессор вылил в себя половину пол-литровой бутылки. Доктор ждал, пока профессор доливал в себя остатки водки, доливал, приговаривая:
Хороша, сука, холодная, хороша.
Закусите, доктор протянул на выбор или «Баунти», или сыр. Профессор аккуратно поставил бутылку в снег, выбрал сыр и продолжал стоять по колено в снегу.
Они думают, сказал профессор, мотнув головой в сторону автобуса, что у них на счетах есть деньги. Там, он махнул рукой в сторону аэропорта, видимо, имел в виду богато одетых людей и их счета за границей. Ни хрена, я тебе скажу, у них там нет, ни хрена, профессор с трудом развернул сырки и проглотил их, смачно захлёбываясь слюной, может, был голодный, как и доктор, а может, был просто старый уставший профессор, которому было сложно есть, пить и жить.
Может, пойдём? предложил доктор.
Да. Знаешь, а мне полегчало, сказал профессор и посмотрел на свои ноги в снегу.
Они вернулись в микроавтобус. Доктор закинул на заднее сиденье пакет с лапшой, раздал всем без исключения остатки «Баунти». Даже дознавателю, все молча стали жевать. Шуршали бумажками и смотрели в окна. Вскоре вернулся водитель, что-то сказал дознавателю и стал показывать в сторону моста, махая руками.
Доктору стало совсем тепло. А профессора, как говорится в народе, развезло. И он вдруг запел песню:
Я помню тот Ванинский порт и вид парохода угрюмый, как шли мы по трапу на борт в холодные мрачные трюмы, профессор пел негромко, даже не пел, говорил, даже не им, а самому себе. На море спускался туман, ревела стихия морская, лежал впереди Магадан столица профессор вдруг замолк и так же вдруг уснул, закрыв глаза и открыв рот.
В этот момент водитель, резко дёрнув машину, повернул во двор крайнего дома. Во дворе на удивление не было машин. И в следующем. Только в пятом был затор, но водитель свернул в сторону набережной. Машина остановилась. Из её окон хорошо был виден мост, заставленный автомобилями. Ближе к середине моста, перегородив его поперёк, валялся бензовоз. Он уже догорел и чёрным остовом определял границу. К этой границе с берега, где находился аэропорт, двигались танки. Их было пять. Один в центре с огромным ковшом на морде, остальные по бокам. Прежде чем двинуться, они сделали по несколько выстрелов в сторону скопища автомобилей. Брошенные машины, словно кегли, взлетали в воздух, переворачивались и падали уже неоформленным куском металла. Когда танки на невероятной скорости ринулись по мосту, эти кегли полетели вместе с оградой в тёмную студёную воду. Туда же слетел и бензовоз, и с десяток джипов, автобусы и два полицейских уазика. С невероятным грохотом танки влетели на эстакаду левого берега. Там они разделились: два отправились в сторону центра города, два в сторону пятого шоссе, то есть в сторону, где стоял их микроавтобус. А носорог стал расчищать кольцо у эстакады, доламывая оставшиеся «Порше-Кайены», «Ленд-Крузеры» и «Ленд-Крузеры-Прадо».
За танками проехали два БТРа и один «Урал» с автоматчиками. В машине все молча наблюдали за этим действом военных. Доктору понравилось решительность и нетолерантность действий танков в отношении мерседесов и другой дорожной элиты. Хотя двух «ягуаров» было жалко. Нравились доктору «ягуары».
Грохот стих: танки миновали участок дороги напротив их стоянки. Водитель снова дёрнул машину через дворы, и, перепрыгнув бордюры, машина оказалась на отутюженном танками шоссе. Она рванула в сторону моста и потом на предельной скорости в сторону аэропорта.
Не пишет она и не ждёт, видимо, от тряски проснулся профессор и продолжил своё песнопение: И в светлые двери вокзала, я знаю, встречать не придёт, как это она обещала профессор замолк, удивлённо смотрел в окно машины несколько минут, сильно оживился, когда увидел остов бензовоза на краю моста.
Это да-а, это да-а, смотри сколько дорогих машин на мосту было, он повернулся к доктору. Все в порт рванули улетать, а им бензовоз рванули посередине дороги. Каламбур, да? Так с Шереметьево будет и с этим Домодедово, да-а, зевнул он, тряхнув головой, а потом снова уснул или забылся от водки.
Ехали они практически одни, вздымая снежную пургу вслед за собой. Слева от моста, на берегу были видны пять домов по улице Брусничной-5, там, где жил доктор с семьёй до развода, ещё два новых комплекса, тоже заселённых. Они быстро миновали съезд с моста. Уже ехали мимо большого торгового центра «Леруа Мерлен». Но он почему-то не был преобразован в спасательный центр. Центральный вход был занесён снегом, в отличие от боковых, где сгружали товары. Там было видно несколько костров. И даже один работающий грузовик.
Новостройки закончились, и дорога пошла рядом с посёлками. Первым был Большевик. Что сразу бросилось в глаза это множество машин, оставленных на въезде в посёлок, и перегороженные этими брошенными машинами проезды. Видимо, специально. Как блокпосты. Дым из множества труб. И бежавшие наперерез им к трассе вооружённые люди.