Нилин Александр Павлович - Спортивный интерес стр 3.

Шрифт
Фон

Перегрузки премьерства и лидерства для юного существа, не созданного ни верховодить, ни подавлять чью-то волю склонного, напротив, поддаваться любому влиянию, быть ведомым, управляемым и безотказным осложнили жизнь Стрельцова с первых шагов, которые у него несравненно удачнее получались на траве футбольного поля, чем на почве внефутбольного быта.

Общительный и безудержно компанейский парень, не признающий дистанций между людьми и принятой в любом обществе субординации он был изначально обречен на невидимое другим (и едва ли осознанное тогда им самим) одиночество.

Одиночество это после всего пережитого гордо, горько и молчаливо (без жалоб и обид) осознанное, но для окружающих по-прежнему незаметное Стрельцов пронес через всю оставшуюся от ослепительной и жестокой к нему юности жизнь

* * *

В послевоенном футболе создавался культ центрфорвардов игрок с девятым номером на спине обязательно становился и героем кинофильмов про футбол, один из которых так и назывался «Центр нападения». Фильмы делались совсем не на документальной основе, но публика все равно готова была видеть в «девятке» черты кого-либо из признанных премьеров атаки.

В реальном футболе выбор центрфорвардов был тогда на все вкусы.

И те, кто конструировал игру,  Григорий Федотов в ЦДКА (стелющийся, кошачий бег, пусть уже не столь стремительный, как до войны, но способный придать коварный разворот самому простенькому маневру, удар с полоборота по высоко летящему мячу и поэтому всегда неожиданный), Константин Бесков в «Динамо» (после войны он играл поэффективнее Федотова, много маневрировал по фронту атаки, увлекая за собой опекающего защитника, тем самым освобождая место для индивидуалиста-инсайда Карцева, иногда игравшего и в центре атаки), Борис Пайчадзе в тбилисском «Динамо» (он значил для своей команды то же самое, что значили для ее московских соперников Федотов и Бесков, но зритель-эстет, вне зависимости от клубных пристрастий, обожал великого грузина за артистичность его игрового поведения и факсимильность исполнения), Никита Симонян (в отличие от вышеназванных он начинал в послевоенном футболе, и с его приходом в «Спартак» связано возрождение самого любимого народом клуба; как игрок новых времен, он был универсальнее предшественников, сложнее укладывался в принятое амплуа. Ну и забивал голы, забивал, забивал).

И те, кто преуспевал в таранной игре, более понятной неискушенному зрителю, однако ценимой и знатоками (ведь нередки ситуации, когда только атлетического склада игроку удается быть по-настоящему убедительным в непосредственной близости к воротам противника)  Сергей Соловьев все в том же московском «Динамо» (быстрее всех бегущий «лось») и Александр Пономарев в «Торпедо» (невысокий крепыш, вероятно, в чисто атлетических статьях уступавший Соловьеву,  как в технике и кругозоре он уступал Федотову, Бескову, Пайчадзе зато чаще всего превосходил их по бойцовским качествам и, случалось, опережал их в списке лучших). И, пожалуй, если бы не Стрельцов с Ивановым, прямолинейный хозяин на поле «Пономарь» так бы и остался навсегда эталоном торпедовского форварда.

И был, конечно, Всеволод Бобров, занявший место в центре всего послевоенного футбола.

Амплуа центрфорварда он назначенный первоначально левым инсайдом занял самочинно. В том смысле, что чуть раньше, чем великий тренер Борис Аркадьев закрепил за ним это амплуа в новой тактической схеме и нашел для него неизвестную доселе рифму партнерства с Федотовым.

Бобров расширил занятую им роль, прежде всего, тем, что сузил ее до недостижимой для коллег по линии нападения элементарностью он ставил все на гол, который гарантированно обязуется забить всегда сам и ожиданию от него этого непременного гола подчинялись остальные форварды ЦДКА (и даже, с известными оговорками, Григорий Иванович Федотов).

Стрельцову повезло больше, чем Федотову и Боброву. Очень уж серьезные травмы до тридцати с лишним лет его миновали. Олег Маркович Белаковский прославленный спортивный врач и близкий друг Боброва еще по Сестрорецку, где жили они с Всеволодом в детстве,  сказал, что отсутствие у Эдика чувствительных повреждений означает доброкачественную работу на тренировках. Впрочем, когда я выразил сомнение в излишнем трудолюбии Стрельцова, он согласился, добавив, что природа поработала на торпедовца с большим запасом: функциональная готовность у него была высокой даже после нарушений режима (это на молодом организме никак не сказывалось), а уберечься от травм помогали и очень могучий корпус, которым он прикрывал доступ защитникам к мячу, и длинные мышцы бедер

Но защитники не расставались с надеждой сломать Стрельцова. И первая жена Эдика через многие годы призналась в интимной подробности: в супружеской постели ей приходилось прикасаться к мужу с осторожностью, после игры у него болело все тело.

Свои частые паузы в игре Стрельцов чаще всего объяснял плоскостопием от излишнего движения деревенели ноги.

И он с юности сохранял себя для максимального выражения в тех эпизодах, где его влияние на игру могло стать решающим. Кроме того, в игровых паузах иногда он в этом признавался, а иногда отмахивался и смеялся, когда такие предположения от нас слышал,  Эдик словно фотографировал в игрецком мозгу расстановку сил на «поляне», ее динамику.

Откуда и происходило прославившее Стрельцова в более поздние времена видение поля.

Стрельцов крайне редко (а в трезвом виде вообще никогда) не разглагольствовал подолгу, тем более о своей игре.

Его жанр в беседах застольных и прочих смешная реплика или иногда короткая история, тоже обычно веселая. Я никогда и не пытался расколоть Эдика на длинный рассказ, но что-то в одном из наших разговоров о футболе его задело и он высказался достаточно пространно, а я по горячим следам, не доверяясь памяти, записал этот монолог:

«Вот сколько играл я в футбол, столько и приходилось слышать упреки за то, что стою.

Причем говорили бы, кто ничего не понимает про игру ладно: чего им возражать? Но говорят же и люди опытные, которых ценю,  туда же. Мол, если бы он еще не стоял остальное их, слава богу, устраивает

Но я же мог отстоять и сорок минут, и сорок пять, но вот за каких-нибудь пять или даже за одну минуту вступления, включения в игру мог сделать то, чего от меня требовали и ждали.

Я ведь, случалось, или в самом начале игры, или в самом ее конце неважно забивал гол, становившийся решающим.

Вот, пожалуйста, вспомни: в пятьдесят восьмом году, когда играли против Румынии, я почти все время оставался в стороне от главных событий ни в одной комбинации не участвовал. И румынские защитники про меня забыли. Но когда уже играть всего ничего оставалось а мы проигрывали 0:1 я вдруг увидел возможность с левого инсайда догнать уходящий за лицевую мяч. Догнал и под очень острым углом пробил мимо вратаря, который мне навстречу выскочил. Мяч о дальнюю штангу ударился и отскочил прямо в сетку.

Я часто заставал защитников врасплох значит, бывал эффект неожиданности в том, что я на поле чудил. А все равно потом про меня говорили: лень, поза

Возможно Но из такой вот лени или позы я иногда выскакивал, как из засады.

Потом, я же тебе говорил: не все знали а мне зачем признаваться, пока играл?  у меня плоскостопие. После тяжелой игры я еле плелся шаг, бывало, лишний сделать больно. И кроссы в предсезонный период старался не бегать.

Я обычно мог хорошо отыграть игру лишь в своем, для себя найденном режиме и к нему себя готовил, правда, иногда не то чтобы сачковал, но, дело прошлое, подходил несерьезно. Хотя неготовый лучшим образом в отдельных случаях играл даже лучше, чем перетренированный.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Скачать книгу

Если нет возможности читать онлайн, скачайте книгу файлом для электронной книжки и читайте офлайн.

fb2.zip txt txt.zip rtf.zip a4.pdf a6.pdf mobi.prc epub ios.epub fb3

Похожие книги

БЛАТНОЙ
16.8К 188