Что ж, тогда все ясно, сказал я Афре.
Что ясно?
С первого марта я уволен.
Глаза Афры округлились и чуть не вылезли из глазниц. Рот открылся.
Так я и знала, всхлипнула она.
Не тебя увольняют, а меня, хотел я сказать, но промолчал, вспомнив покойную тещу.
24
Безрадостный брак, смерть обожаемой тещи, увольнение до полного набора не хватает только разговора с моей большой любовью, которую я не видел десять лет. Что-то в этом роде пронеслось тогда в моей голове.
Я бродил по Пюрмербосу, парку для жителей таунхаусов Пюрмеренда. В связи с кончиной тещи я взял три свободных дня. Беренд, наш бухгалтер, указал мне, что по закону я имею право только на один свободный день, а еще два могу взять за свой счет.
Спасибо за ценное указание, Беренд, ответил я. Мне было бы тяжело сознавать, что мой работодатель пострадает из-за кончины моей тещи.
Повисла долгая пауза.
Что да, то да.
Я сел на скамейку, достал мобильник.
Это Эстер. С кем я говорю?
Это Артур.
Здравствуй, Артур.
Здравствуй, Эстер. Как жизнь?
Хорошо Хотя как раз сейчас не особенно. Но вообще-то хорошо.
Помнишь, я просил разрешения позвонить через десять лет?
Помню. Тогда я разрешила.
И?
И что?
А теперь жалеешь?
Она помолчала.
Да, теперь жалею. Прости, Артур. Я не могу.
Я только хотел спросить, можем ли мы встретиться? Хоть один раз?
Нет не могу.
Почему?
Вдруг дам слабину. И опять начнутся мучения.
Может быть, ты права.
Я бы всей душой, но не могу. Боюсь, увижу тебя снова лишь на твоих похоронах.
Если я помру первым.
Да, иначе получишь приглашение на мои похороны.
Приду непременно. Я все еще люблю тебя.
И я тебя.
25
Это было прекрасное прощание, воистину достойное прощание, говорил мой тесть, качая головой. Видимо, хотел убедить в этом меня.
Я едва заметно кивнул.
Такое, какого желала твоя мать, продолжал он, обращаясь к Афре. Та сидела на кушетке с красными от слез глазами.
Сомневаюсь.
Герда, например, терпеть не могла Мике Телкамп. А кто вопил на весь траурный зал кладбища? Именно она. Пит настоял на исполнении ее похоронного суперхита «Куда? Зачем?».
Заодно дань уважения к Мике Телкамп, ведь и она недавно померла.
Сама Мике Телкамп не слишком ценила эту песенку, осторожно возразил я.
А мне нравится. Считаю, она самая подходящая, когда кто-то умирает. Интересно же знать, куда он уходит. Кстати, когда я сам помру, пусть сыграют песенку «Папа» этого как его звать-то?
Стеф Бос[7], подсказала Афра.
Вот что я с удовольствием послушаю на твоих похоронах.
Я не произнес этого вслух, но какая разница.
Герда любила оперу. Но Афра решила, что оперная музыка на похоронах неуместна.
Было еще кое-что, от чего Герда, вероятно, перевернулась бы в гробу. Например, плохое звуковое оформление, сотрудник похоронного бюро, который сам смахивал на покойника, уродливый гроб, паршивый кофе и черствый несъедобный торт. Герда предпочла бы вино, но Пит заявил, что это пробьет дыру в бюджете. Когда я сказал, что сам оплачу вино, Афра ехидно заметила: «В скором времени у нас не будет лишнего цента, Артур. Между прочим, я считаю, что вино на похоронах не знаю немного неприлично. Как будто речь идет о празднике».
Автомобильчик, который вез гроб на кладбище, всю дорогу громко скрипел. Герде понравилось бы. Обидно, что так мало людей провожало в последний путь эту женщину, такую трогательную, такую сердечную. Человек пятьдесят. Я уже говорил, что всегда считаю по головам тех, кто приходит на похороны и кремации. И всегда спрашиваю себя: а сколько народу будет на моих похоронах?
Я был единственным, кто произнес прощальное слово. Пит и Афра попросили меня выступить и от их имени. Это казалось мне невозможным, но спорить было бесполезно.
Я говорил искренне. От всего сердца. И это было совсем нетрудно.
А теперь ты остался один против этих двоих, вдруг подумал я. Немного мелодраматично, признаюсь. Но мне предстоит жить дальше, без тихой силы и несокрушимого доброго юмора моей тещи.
26
Я часто спрашивал себя: Пит и впрямь так отвратителен или дело во мне, в моей нетерпимости? Почему в последние годы я испытываю к нему все большую неприязнь?
Но во время болезни Герды последние сомнения исчезли.
Однажды я услышал его разговор с Афрой.
И кто теперь будет пылесосить и мыть посуду, она-то уже не сможет, а сестра уехала? спрашивал он.
Думаю, в данный момент мама немного важнее, чем ты с твоим вечным эгоизмом.
Я не могу. У меня ревматизм.
Не такой уж и ревматизм, раз ты то и дело бегаешь в магазин за выпивкой.
От тебя ведь ничего не дождешься.
А ты хоть раз что-нибудь сделал для мамы?
Твоя мама никогда ничего от меня не хотела.
И ты, конечно, понятия не имеешь почему? Не помнишь, как кряхтел и охал, когда она просила бросить в корзину для белья твои же собственные грязные трусы?
Уж такой я уродился, поздно меня воспитывать. Не учи ученого.
Господи, какой же ты чурбан.
«Чурбан» в устах Афры прозвучал весьма непривычно.
Что-то все же уцелело от прежней прелестной, бойкой Афры, но оно глубоко спрятано под злостью и горем ее бездетности.
Мое безразличие, конечно, не помогло ей, а моя сакраментальная фраза «Ах, оставим эту тему!» многое разрушила.
В самом деле, в последнее время я иногда занимаюсь самоанализом.
Я не испытываю к ней неприязни. Она раздражает меня, а я ее, и мы оба всячески стараемся не выходить за рамки приличия. И предпочитаем держаться подальше друг от друга.
То, что мы по-разному смотрим на многие вещи, тоже не спасает положения. Ей нравится йога, мне гольф. Она включает программу «Вся Голландия печет», а я «Студио Спорт». Она любит балет, я поп-концерты. Ей по душе Дренте, мне Италия. Она умеет загружать в телефон всякие полезные приложения, я компьютерный дебил. Она может, например, пользуясь пультом дистанционного управления, подогревать сиденье унитаза. Я могу помочиться в него с большого расстояния.
27
Садись, Артур. Господин Хертог всячески старался изобразить благодушие и непринужденность.
Все-таки прекрасный у вас стол, сказал я, чтобы немного облегчить ему задачу.
Да, настоящий орех. Хочешь кофе?
Нет, спасибо. Я только что пил. Я не прибавил, что после второй чашки кофе из его автомата меня бы стошнило.
Полагаю, ты знаешь, почему я пригласил тебя для беседы.
Догадываюсь.
Речь пойдет об условиях увольнения.
По словам Хертога, он долго размышлял, чтó считать справедливым выходным пособием. И склоняется к мысли выплатить мне десять месячных окладов.
Я заранее проконсультировался с Йостом. Йост считает, что мне положены два годовых оклада. Он убедил меня, что нужно с ходу требовать три годовых оклада, словно это самое обычное дело на свете.
Я сделал вид, что шокирован:
Неужели? А мой адвокат думает совсем иначе.
Хертог явно испугался.
У вас есть адвокат?
От волнения он вдруг обратился ко мне на «вы», что было добрым знаком.
Да, он советует требовать три годовых оклада. По месячному окладу за каждый отработанный год и небольшой бонус за доказанную добавленную стоимость для вашей фирмы. Я выучил этот текст наизусть. И сказал ему «ваша фирма», но опустил обращение «господин Хертог». Для равновесия.
Директор выпучил глаза. Он не ожидал такой наглости от своего весьма инертного служащего.
Ого!
Плюс договоренность о выплате пенсионной премии. Еще одна крутая фишка, которую подсказал мне Йост.
Ого. Хертог чуть не поперхнулся. Ведь он считал себя достаточно изворотливым и опытным, чтобы справиться со мной без помощи дорогого адвоката. Так-так.
Я держал долгую паузу. Йост строго меня проинструктировал. Ничего не говорить. Ничего не обсуждать. Не отступать от своего первого требования. Ждать, пока он не предложит хотя бы два годовых оклада. Это больше, чем сейчас можно добиться по суду.
Возможно, нарушил молчание Хертог, десять месячных окладов в данном случае, в самом деле, маловато, но трехгодичный