Невысоклики не носят обуви. И в ближайшее время Репейнику грозила перспектива передвижения по округе только с наступлением сумерек.
Кое-кому теперь придётся немного поскучать, мрачно пошутил Олли, подметая пол на веранде.
Пит был в ужасе. Ему становилось физически плохо, когда он представлял, что пару недель просидит взаперти. Но делать нечего, нужно было придумывать причину столь продолжительного отсутствия в Хойбилоне.
И впрямь, не прошло и двух дней, как все кто ни попадя стали интересоваться у Олли, куда пропал его дружок Репейник. «Так всегда бывает: вроде отмахиваются от кого-то каждодневно, а как денется он куда, так сразу замечают нехватку. Как будто отсутствующий утащил с собой часть воздуха, которым дышат остальные», размышлял юный Виндибур.
На вопросы любопытных обывателей Олли отвечал, что Пит отправился за реку, на ферму к своему двоюродному деду, которого вдруг, совершенно некстати, разбил паралич. На что все вопрошающие почти как один качали головой, жалея старика-фермера, на которого свалилось сразу два несчастья.
Тем временем события в Хойбилоне разворачивались стремительно. Дождь не переставал. Вспухший Дидуин, поглотив окрестные луга, уже подбирался к первым жилищам невысокликов. Испуганные обитатели собирали пожитки и перекочёвывали к родственникам и знакомым, опасаясь в очередное утро проснуться под водой.
Однако Олли это не особенно тревожило. Как и каждый подросток, он больше витал в облаках, нежели думал о будущем.
Вечером, плотно занавесив шторы, они с Питом коротали время за игрой в лото. Репейник квартировал у Олли. Жилец умирал со скуки и поэтому не отходил далеко от кладовки с припасами. Припасы таяли на глазах, а Питти прибавлял в весе. Но хозяин всё равно был рад гостю, тем более что предчувствие надвигающихся перемен становилось усиливалось.
В саду хлопнула калитка, и чьи-то хлюпающие шаги замерли у крыльца. Раздался настойчивый стук в дверь. Репейник опрометью кинулся в дальнюю комнату. Удивлённый Олли поднялся с дивана и, выйдя на середину веранды, попытался грозным голосом оторванного от важных дел хозяина спросить: "Кто там?" Но из горла выскочило предательски жалкое "Ктой-то?" Ответа не последовало, и невысоклик осторожно приоткрыл входную дверь.
На пороге стоял старый Брю. Скинув мокрую накидку, паромщик внимательно посмотрел на Олли и сказал:
Здорово, парень! Да съедят меня рыбы, если и я не удивлён своим визитом сюда.
И добавил:
Может, чайком погреемся, расплескай его минога, а то что-то зябко?
Когда невысоклику предлагают попить чайку, в его душе сразу селится доверие к собеседнику. А тут и вовсе старый знакомый, можно сказать, спаситель, зашёл на огонёк.
Как же, как же, конечно! Захлопотал Олли, вызвав у схоронившегося Пита острый приступ зависти.
Старый Брю давно свыкся с ролью местной достопримечательности, что-то вроде шпиля на магистрате. Он так давно работал паромщиком, что уже и сам считал себя старым морским волком, вызывая у окрестной мелюзги почтительный восторг своими солёными словечками, непонятно откуда бравшимися у почтенного невысоклика. Эти его «морские странности» притягивали молодёжь ещё сильнее, чем бесплатное катание на пароме.
Усевшись за столом в гостиной и, для сугрева, опрокинув стаканчик настойки по случаю обнаруженной хозяином, паромщик Брю приступил к делу.
Ты ведь знаешь, что я знавал твоего прадеда Дюка, щурясь от удовольствия, сказал он. Хоть и зануда был старый учитель, ущипни его краб, но драл нас, бездельников, отменно. Не в пример нынешним педагогам. Да разве чья задница отличит нынче ивовый прут от орехового? Я тогда у него в первых учениках ходил, особенно по географии, едят её рыбы. Мы и домой к нему с ребятами захаживали. Помню, в этой комнате и стоял его шкаф с книгами и всякой другой всячиной. Чего только там не было! Манускрипты какие-то, минералы, старинные вещи и карты. О, карты были его страстью! Он собирал всё это: покупал у заезжих купцов, выменивал у почтенных сограждан. Да и то сказать, никому кроме него это добро и не требовалось! Он был не таким как все, и поговаривали, что когда-то давным-давно в его роду были герои и путешественники. Будто бы они уплывали за море, а затем возвращались. Но я не любил слушать то, что ворчат старики. Я частенько навещал учителя, и так мне нравилось карты рассматривать, что я, засохни мои жабры, упёр у него одну. Он, естественно, хватился. И так расстроился, что аж похудел за неделю вполовину. Мне стало стыдно, и я пошел сдаваться. Учитель, вместо того чтобы выпороть меня как последнего хариуса, усадил за стол, за этот самый, и объяснил, какая интересная вещь попала мне в руки.
А что было на карте? не вытерпел Олли.
Побережье от залива до впадения Дидуина в океан, включая Расшир.
Что же тут особенного?
Ничего, тысяча морских блох, кроме того, что эта была лишь половина карты, а вода занимала на ней не меньше двух третей.
Так это же задохнулся подросток, это значит, что за морем есть ещё земля?
Я всегда говорил, что Олли Виндибур не дурачок, морской ёж мне в пятку! одобрительно крякнул Брю.
А где же вторая половина карты?
Вот то-то и оно. Твой прадед так никогда этого и не узнал. Когда он помер, вдова все его коллекции отдала в нашу школу, а карту и ещё кое-что мне. Вроде как покойник сам того пожелал. Кстати, вот она.
И старый Брю вынул из-за пазухи закопчённый временем кусок пергамента.
Олли бережно взял свиток и, развернув его, стал разглядывать древний чертёж. Это была явно морская карта. В незапамятные времена рука отважного морехода вывела на ней знакомые с детства очертания береговой линии, гор, рек и непонятные знаки вместе с изображениями нескольких созвездий.
Паромщик, прихлёбывая, внимательно наблюдал за тем, как Олли рассматривал карту. Глаза Брю то грустнели, то вдруг в них зажигались весёлые искорки. Нет, не зря судьба вновь и вновь сталкивала его с этим странноватым пареньком, в котором он узнавал самого себя. Всё складывалось один к одному. И странное завещание учителя и неоднократные спасения Олли и, наконец, грозящий землям Коалиции потоп.
Собственно, буйство стихии и подтолкнуло старика к этому визиту, всколыхнув в памяти почти забытое.
Говорил ли я тебе, стряхнув задумчивость, продолжал старый Брю, что мне досталось ещё кое-что от прадедушки Дюка?
Говорили.
Да Вот память, убей меня гром! Кстати, почему бы тебе не пригласить за стол чересчур застенчивого молодого невысоклика, истошно сопящего в соседней комнате? Эй, Питти, протухни твоя селёдка, с каких пор ты стал так стесняться паромщиков?
В спальне что-то брякнулось, и в проёме показалась пунцовая физиономия Репейника.
Я это Ну, того замямлил он.
Ха-ха, ещё бы! хохотнул Брю, посмотрев на отвисшую челюсть Олли. А что у Пита с ногой? Он, часом, не заболел? Я ведь сразу сообразил, что без вас в магистрате не обошлось. Эх вы, шпионы-оборотни!
Паромщик с удовольствием глотнул, и уже серьёзно добавил:
Ну, может, и лучше, что Питти здесь, медуза ему под мышку. В такие времена без дружеской поддержки тебе не обойтись.
Не успел озадаченный Олли поинтересоваться, почему же именно ему понадобится помощь и чем Репейник заслужил столь суровую кару, как старый Брю поставил на стол небольшую статуэтку.
Вот, сказал он, это и есть то самое "кое-что".
Статуэтка изображала необычного воина. Черты его лица были слишком суровы для невысоклика. Могучее телосложение напоминало скорее человеческое. Фигурка, отлитая из неизвестного тёмного сплава, внутри была полая, а в области темени имела небольшое отверстие.