Эти воины и воительницы, о которых я говорю, в желании расколдовать людей отыщут зловредных великанов и, даже если это будет стоить им жизни, выволокут на свет, чтобы каждый мог убедиться в их существовании, явственно увидеть, пощупать огромные зловонные тела.
Но, увы, даже когда раздутые туши великанов на всеобщем обозрении разлагаются лёжа под солнцем рабы, почти все, так и остаются рабами, а трусы трусами, оттого-то рыцари пера зачастую и бывают биты, высмеяны, оболганы. Кому понравится узнать, что вонючие великаны скрывались не за ветхими лопастями соседских мельниц, а за грязным тюлем собственной души? Но так же, как Дон Кихот, способный разглядеть в лопастях мельниц не механизмы, призванные упростить труд мукомолов, а развевающиеся на ветру смрадные патлы великанов, и не способный об этом молчать, мирится.
Так и писатель в кружении листопада, в пьяном танце дождя, в хороводе вьюги, видит далеко не случайную часть природы, а улыбку бога (кем бы он ни был), его призывно протянутую руку и тоже не в силах молчать, мирится, веря, что только в правде спасение. А правда есть в каждой душе, её только нужно отвоевать из потного плена великанов, поэтому облачается в ржавые доспехи и, вооружившись старым фамильным пером, отправляется в очередное странствие по дорогам родовой памяти, по пути собирая сияющий венок из народных песен, сказок, былин, стараясь не пропустить даже невзрачных травинок. С одной лишь целью: передать этот светящийся венок следующим поколениям.
К сожалению, часто странствующие травники забывают, что они должны не только собирать все лечебные, зачастую горькие, травы и цветы, но и призывать, воспламенять, если нужно, воскрешать омертвевшие души потомков.
Поэтому я пишу эту книгу не только в качестве исторического памятника, но и как призыв к моему огромному Роду, веря, что всё связано, и одно поколение, уступая дорогу новому, никуда не уходит, а остаётся до тех пор, пока о нём помнят. Пока Род, оберегая свою кровь и душу от колдовского зелья, продолжает передавать светлый венок из песен, сказок, былин из поколения в поколение, мой призыв не останется не услышанным. Отправляюсь в путь по дорогам Родовой памяти с целью собрать все лечебные травы и цветы в единый венок, а затем передать его детям и внукам, как и любой рыцарь Печального образа, не обременив души ношей из белых сорочек и монет. Человек, способный видеть в кружении мельничных жерновов и шестерней движение планет, танец Вселенной, разве может думать о монетах?
Осознающий, что всё в этом мире связано, что в каждом человеке есть божий свет, и все трусы, рабы являются всего лишь пленниками злого колдовства коварного Фристона?
Так и мой отец, Плотников Евгений Петрович, в короткие минуты солдатского досуга, отдыхая на седых камнях острова Саарема и наблюдая за пареньем на ветру крылатых мельниц, которых к моменту пятидесятых годов на острове было около двух тысяч, и, казалось, стоит им взмахнуть разом крыльями, то и остров вслед за ними поднимется в небо, думал совсем не о находящихся внутри мельниц жерновах и шестернях, призванных облегчить труд эстонским мукомолам, и не о том, как аккуратен и сыт образ жизни европейцев, а вспоминал родную, милую деревню своих отцов, а вместе с тем и своего прапрадеда
Я точно знаю это, так как отец сам не раз мне рассказывал.
Сержант Плотников Евгений Петрович потомок основателя рода в пятом поколении
Он смотрел на доломитовые стены крепости Курессааре, которая некогда была резиденцией эзельских епископов, на алые, словно окровавленные, остроконечные крыши её оборонительных башен; но думал не о Юрьевой ночи, и не о тевтонских рыцарях, и не о том, как они, огнём и мечом, обращали некогда свободных жителей острова в христианство, а вспоминал маленький деревянный дом, в котором вырос, луга с высоким разнотравьем, коней, пасущихся на лугу. Это была взаимная любовь, лошади платили ему ответной привязанностью, с полуслова слушались. Их спокойствие, сила, смелость и выносливость были примером для подражания. Почему-то рядом с лошадью он становился добрее, сильнее, а значит, полноценнее.
Ничего с собой не мог поделать тосковал по дому. Хотелось в свою родную деревеньку Плотниковы, что затерялась в верховьях Вятки.
И ничего ему не нужно было, кроме родной земли
Не нужно было Только бы прогуляться по родным просторам, и даже во сне он часто видел поля, засеянные горохом, рожью; среди колосьев ржи синели васильки. Луга пестрели ромашками и колокольчиками. Вот от родного дома песчаная дорога на ферму, спускающаяся вниз Внизу блестит гладь воды это река Вятка, словно любимая девушка, игриво подмигивает
Чтобы служба не казалась такой тоскливой, он решил начать летопись своего рода. Начал вспоминать и записывать в тетрадь.
Летопись отца
Когда появился мой предок на Вятской земле в Верхнекамском районе, на Кирсинском заводе? Сохранилось скупое свидетельство о том, что Матвей (Матюша) Плотников, крепостной крестьянин Орловской губернии, в начале XIX века в числе других крестьян продан помещиком Курочкину Ивану Яковлевичу, вернее, его сыну Якову Ивановичу, заводчику Кирсинского железоделательного завода.
Предполагаю, что он был привезён на завод между 1814 и 1820 годами. Значит, родился на стыке веков. Может, как великий поэт Пушкин, родился в 1799 году? Почему я так решил? Из-за французов. Закончилась Отечественная война 1812 года. В России было много пленных французов. И вот специалистов-иностранцев, находящихся в плену, отправили на Кирсинский завод, чтоб помочь со строительством плотины. Интересно, а встречался ли мой прапрадед с французами?
В борьбе с конкурентами великоустюжский купец Курочкин Иван Яковлевич проводит реконструкцию Кирсинского завода. С целью создания запасов воды он осуществляет строительство целой системы водохранилищ, позволяющих перевести производство на круглогодичное действие. В 18 верстах от завода перегораживается плотиной речка Волосница, строится плотина на речке Малый Кирс, и в 1814 году рядом с Большим прудом возникает Малый пруд. Оба водоёма соединяются каналом с шлюзом-регулятором. Отработанную в двух прудах воду предприимчивый заводчик заставлял работать в третий раз, для чего при впадении речки Кирс в реку Вятку в 1817 году построили последнюю плотину, наполнив Нижний пруд. Людская память и некоторые источники донесли до нашего времени, что в строительстве этих плотин принимали участие и французы, попавшие в русский плен в период Отечественной войны 1812 года. И в настоящее время поражаешься инженерной строгости сооружений Малого и Нижнего водохранилищ: прямые как стрела тела плотин говорят о высоком мастерстве их создателей.
Немного сведений о заводе. В 1817 году при заводе была построена и введена в действие плющильная, то есть прокатная фабрика, давшая в первый год 230 пудов кровельного железа. В 1820 году заводчик Курочкин умер. Заводом стал руководить сын Александр студент технического училища. Вскоре Александр погибает при пожаре, брат Яков и его сын Николай отказались от наследства, завод перешёл двоюродному брату инженеру-капитану Н. А. Боборыкину. В 1824 году энергичный и образованный владелец повысил производительность железа в Кирсе. Расширился ассортимент продукции. Выпускалось около десятка видов железа: полосовое, узкополосовое, широкополосовое, шинное, связное, круглое, брусковое, котельное, кровельное железо. Завод уже имел две кричные фабрики, плющильную фабрику с тремя станами, резную фабрику, мельницу и кузницу.