Не болтай почем зря, меня и так от ярости трясет, крикнул. Тебя, когда ты был мал, тоже кто-то вынес из горящего подворья во время битвы с дреговичами. Иначе ты здесь не стоял бы, дурья твоя башка!
Дернул его и толкнул, потом убрал руку.
Не сердитесь Я просто Отчего не поручите опеку кровному брату, Пелке?
Они слишком хорошо знакомы с Венедой, отрезал Милош. Тряхнул головой, словно избавляясь от дурных воспоминаний. Слово мое и волю подтвердит Прохор, старший слуга, и брат Лотар из пустыни в Могиле.
Что ж. Чамбор явно не слишком радовался, поглядывал во все стороны, избегая взгляда Милоша. Как я сказал, отец наказал вас слушаться и почитать. А потому повинуюсь и стану приглядывать за вашим сыном.
Под клятвой. Говори. Прошу
Толкнул племянника, потом изо всех сил ударил его по плечу, а пойманный врасплох юноша припал на одно колено.
На мече, Чамбор схватил оружие, вынул клинок из ножен на ладонь. Во имя Единого Праотца и его сопомощника Ессы, клянусь моей рыцарской честью, что приму опеку над вашим сыном, пусть бы и пришлось мне забрать его из Дружицы в Дедичи
Благодарю. Это всё.
Вы правда думаете, что мы проиграем, дядя? Вы, королевский рыцарь
Я не думаю, я действую, дорогой мой. Обстоятельства запутанны.
А где ваши люди? Чамбор осмотрелся на стоянке Милоша. Кони не вычищены, и меры овса не видно, траву выели под ногами. Где Гевальт и Спытко? И трое невольных, что вы в поход взяли? Эх, бить их дубовой палицей, пока не возьмутся за ум.
Должно быть, сбежали.
Гевальт? Оруженосец? Это ведь смертное дело!
Ага, кивнул Милош. Смертное дело. Это ты хорошо сказал.
Но ведь Чамбор отбросил полотняный полог, прикрывающий сверху воз, оставили оружие. Доспехи, сюркотты? Не чищены, даже старая кровь осталась.
Милош дернул за полотно, опустил его и прикрыл воз. Нервно, неловко.
Не пригласите на вино?
Ступай уже, Чамбор. Оставь меня одного. Думай о славе, которую завоюешь завтра на Рябом поле. И о моем сыне. И помни, он зовется Якса.
Милош склонился над возом, поднял круглый черненый сварнийский шлем с забралом для лица, оставляющим лишь отверстия для глаз, подцепил тяжелую шелестящую кольчугу, украшенную на плечах пластинами. Его рука дрожала, когда он перебрасывал броню через плечо. Дернул за шнур завесы, привязал его к чеке у колеса воза. Затем отошел от шатра. Перед тем как уйти, еще оглянулся и попрощался с Чамбором взмахом руки. Отступил в темноту.
Его бледное благородное лицо исчезло в темноте, словно лик призрака.
Эх, дядя, сказал Чамбор сам себе. Не будет тебе нынче так же хорошо, как жене твоей, Венеде, в постели придворного инока
Арна.
Имя последнего он не произнес. Уже все, пожалуй, знали, что происходило в доме старшего из рода Дружичей. Но Чамбор не сказал бы этого прямо, не ляпнул бы дяде в глаза, несмотря на высокомерие недавно получившего пояс и шпоры рыцаря. Отец приказал ему слушать Милоша и исполнять его волю в этом походе. А спорить с родителем не следовало.
* * *
Милош входил в шатер медленно, осторожно, чтоб не зацепиться за ковер и не споткнуться о ложе из шкур, брошенных на солому. А может, и затем, чтоб предупредить нечто или некоего, притаившегося во тьме.
Дружица! Дружица! произнес он, словно к кому-то обращаясь.
Что-то зашелестело; кто-то или что-то находилось под покровом. Из угла за столом раздалось шуршание, поскребывание. Блеснул желтоватый свет, когда зажглась лампада. Сияние ее росло, ширилось, делалось отчетливее.
С ним вместе с раскинутых на шкурах и соломе матов поднималась зловещая, словно тень, фигура.
Огромный мужчина со смуглой кожей и длинными, смазанными жиром усами. Будто и не человек вовсе, поскольку голова его была продолговатой, сужающейся кверху, глаза же раскосыми и черными, а черты дикими. Бритая макушка отрастала черной щетиной, сбоку же волосы были заплетены в косички. Носил он грубый коричневый кафтан, простеганный толстой дратвой, украшенный по сторонам золочеными узорами. Милош глядел на него, словно тот был зеркалом его мрачной и обиженной души.
Хунгур, сказал он. Хорошо, что ты еще здесь.
Я Даркан Баатур, сказал тот неприятным гортанным голосом. Не оскорбляй меня, говоря со мной как с рабом, лендич. Как выпустишь коня, еще можешь его поймать. Как обронишь на одно слово больше, чем нужно, уже его не схватишь.
Милош бросил на стол шлем и кольчугу.
Завтра утром ты наденешь этот панцирь, лицо закроешь забралом. Пойдешь в бой рядом со мной, чтобы никто тебя не узнал. Молчи, а если спросят, показывай на меня. Я все объясню и растолкую.
Будет так, как мы говорили, лендич.
Я дам тебе меч, чтобы ты не обращал на себя внимания.
Все, что у тебя есть, будет принадлежать кагану. А нынче я заберу только это, Баатур наклонился и поднял с земли мешок, наполненный чем-то округлым и тяжелым. Твоя униженная гордыня вымостит нам путь к Горану.
Моя гордость и моя честь, прохрипел Милош. Завтра с утра выполни все, как условились.
Если ты предашь хунгур тряхнул мешком, станешь служить мне после смерти. Как они, постучал пальцем по коже.
Не нужно меня пугать. Я и так уже проклят. Со всем своим родом, душой, с он заколебался, с моим любимым сыном. До десятого колена.
* * *
Из большого королевского шатра, опирающегося на четыре столпа, он вышел в теплый свет утреннего солнца, в лагерь, обметанный поверху растрепанной линией белых и красных верхушек, а ниже железом шлемов и рыцарских панцирей, окруженный хлопаньем реющих хоругвей и флажков. Король был в броне, называемой пластинчатой, покрытой окрашенной в красный и коричневый цвета кожей, с гербом Лендии на короткой сюркотте. На его голове вместо шлема красовалась Дубовая Корона Ведов.
Королевский войсковой Ольдрих ждал подле Турмана верного коня, валаха, белого как молоко. Сварнийский конь, горделивый, с округлым задом, большой головой, жилистой шеей и развевающейся гривой. Покрыт он был чепраком с королевским гербом, Радаганом золотой тамгой с мечом на кровавом поле. Под благородной головой свисал черно-седой бунчук. Шла весна, и кони линяли. Землю под ногами покрывали клубки белой шерсти, вычесанной с лошадиной спины.
У Лазаря было задумчивое пустое лицо. Прислужник придержал поводья, войсковой и оруженосец подали стремя, подставляя сцепленные руки под левую ногу короля. Подняли его на коня и посадили в седло, украшенное золотыми бляшками да нитями.
Король уверенно сел в седле, хотя все в нем дрожало: не мог найти правое стремя, пока его ногу не вложил туда оруженосец. Но когда он кивнул хорунжему и трубачу, его голос был подобен колоколу.
Давайте сигнал!
Вверх пошла огромная хоругвь Старшей Лендии. Она развернулась на ветру, показывая серебряный дуб на зеленой горе. Ветер схватил ее в объятия и задергал тремя длинными языками.
Заревела большая королевская труба над шатрами разнеслось эхо. Голос ее подхватили следующие, разнося сигнал над всем лагерем. Глухо забили барабаны и гудели низко, тяжело, так, что от них сводило желудок.
Король поехал сквозь охваченный шумом лагерь. Плыл над морем оружного люда, в облаке флагов, средь леса воздетых рогатин, копий и пик. Слева сидел Ольдрих, справа палатин Домарат Властович, позади оруженосцы, челядь и хорунжий.
Они выехали в поле; словно медленно текущая река бронированных всадников, из лагеря выплескивались группы рыцарей, оруженосцев и оружных слуг. Собирались на большом пустыре, затем тянулись на поле будущей битвы.
Шли недалеко едва пять или восемь малых стадий за границу лагеря. На широкую равнину, что опускалась к югу, окруженная холмами и скалами, за которыми виднелась Бескрайняя Степь. Место, где мир соприкасается землей с окоемом, что и взглядом не охватить, а трава там всякий год встает все зеленее. Где с криками кружат орлы и ястребы. Где можно скакать без цели, странствовать без конца, от рассвета до вечера, от зимы до зимы, до края вечности, пока человек и конь не растворятся в зелени трав и чистой синеве неба.