Все дозволено - Абрамов Александр Иванович

1. На планете нет жизни. А вдруг есть?

Космический субсветовик пошел на сближение с Гедоной, [1]уже погасив скорость. Теперь предстоял многократный, длительный и скучный облет планеты, пока в смотровом иллюминаторе можно будет увидеть и черную стекловидность импровизированного космодрома, и вышку соседней космической станции с флагом Объединенных Наций. Сейчас же в овале иллюминатора в черной туши чужого пространства плавал только серебряный диск, в отраженном свечении которого тускло просматривалось центральное пятно материка, замкнутое извилистой линией океана.

Трое из команды стояли у окна, обращенного в этот далекий от Земли уголок космоса: Капитан, которому полагалось все знать и предвидеть, коннектор Алик, работающий на лазерной связи с Землей и космической станцией на Гедоне, и Библ, объединивший в одном лице множество необходимых космонавту профессий от биологии и кибернетики до космической медицины. Даже коммуникации с чужим разумом во Вселенной – специальность, до сих пор пока никем не использованная, тоже числилась в реестре его познаний, а Библом его прозвали за любовь к старым книгам – пачкам тонкого непрочного пластика, именуемого почему‑то бумагой, по которой древним типографским кодом были оттиснуты целые слова и фразы. Только Капитан знал этот код. Алик же и Малыш, инженер и пилот, ответственный за электронное автохозяйство космолета, как и все на Земле, пользовались для информации книгофильмами. Зачем мысленно расшифровывать код, когда экран преподнесет тебе все в натуральном виде.

– Еще немного, и совсем исчезнет, – сказал Библ, имея в виду диск планеты: космолет уже поворачивал по орбите.

В глаза ударил невыносимый свет, всех ослепивший.

– Фильтр! – потребовал Капитан.

Темная прозрачная пленка затянула овал иллюминатора. Теперь уже без боли в глазах можно было увидеть пять смежных солнц, расположившихся по углам ломаной линии. Пять сверкающих одноразмерных шаров, отливающих различными оттенками света. В центре сияло нестерпимо для глаз оранжевое солнце, точь‑в‑точь как земное на закате летним ветреным вечером, рядом странно зеленело другое, обращенное к планете немигающим огоньком светофора, третье висело, как большой синий фонарь, умело подобранный художником в тон бледной голубизне неба, а края замыкали еще два матовых шара: лиловый, мертвенно‑тусклый, ему бы висеть над кладбищем или тюремным двором, и бледно‑голубой подсвеченный изнутри, как голубого стекла люстра на фоне бледно‑голубых обоев.

– Н‑да, – сказал Библ без комментариев.

– Четыре ложных, – вставил Алик. – Оптический эффект. Отражение.

– Грамотный, – усмехнулся Капитан. – Мы тоже знакомы с Инструкцией. «Отражение»! А в какой среде?

– Не знаю, – честно признался Алик. – Может быть, преломление в определенно окрашенных слоях атмосферы?

Библ возразил, не отрываясь от иллюминатора:

– Слишком высоко, чтобы говорить об атмосфере. На «Гедоне‑2» предполагают цветные пылевые туманности.

– Почему второй? А где первая?

– Разговорчики! – поморщился Капитан.

Инструкция о работе космической станции «Гедона‑2» действительно ни единым словом не упоминала о «Гедоне‑1». Но авторы Инструкции, видимо, не считали нужным говорить об экспедиции, даже не начавшей работать. Капитан, как и все старые космолетчики, хорошо знал, что произошло. Экспедиционный состав станции вместе с космическим кораблем попросту исчез, достигнув планеты, но не совершив посадки. Последнее донесение по лазерной связи с Землей извещало, что экспедиция, уже выйдя на орбиту вокруг планеты, вдруг изменила курс и пошла на сближение с одним из цветных ложных солнц.