Я следую его совету, и мне чуть легче. До второго перекура еле держусь, но мешок уже с ног не валит. Утираем пот и обмениваемся улыбками с Луи и Питом.
– Выдержали?
– Как видите.
– Я говорил: не сгибайтесь. Мешок не так прижимает.
– Зато память отшибло.
Луи не понимает.
– А что забыл?
– Все. И год, и месяц, и день. Помоги вспомнить.
– Серьезно?
– Вполне серьезно. Подскажи.
– Год шестьдесят первый. Четырнадцатое июля. Пятница. Неужели забыл?
– Смешно, правда? Даже имя забыл. Только сейчас и вспомнил. Я Жорж Ано, а он, – я указываю на Мартина, – Дональд Мартин или просто Дон.
– А мы – Луи Ренье и Пит Селби. Кончаем политехничку.
Все время молчавший Пит кивком подтверждает слова товарища.
– Ты немой? – шучу я.
– Все здесь так думают. Просто болтовни не люблю. А вы неплохие ребята. Даже расставаться жаль.
– Почему расставаться?
– В воскресенье уезжаем, – поясняет Луи. – На «Гекльберри Финне». В Городе к выборам работа найдется.
Я не успел спросить, что за выборы, как Луи продолжил:
– Разыщите нас – поможем. Найти легче легкого. Американский сектор, Сэнд‑стрит, общежитие политехнички. А сейчас к мешкам: Фляшон уже машет руками.
Передышка окончена. Снова мешки тяжело пригибают к земле, ломит плечи, трудно дышать. Часа два, может, еще выдержим, но больше не вытянем. Фляшон сам отправляет нас восвояси: «На сегодня хватит, иначе завтра не встанете». И платит каждому по три франка. Мартин угрюмо молчит, а мне даже весело: на целый франк в первый же день Пита и Луи переплюнули.
Вечером расплачиваемся с Вильсоном, мгновенно подобревшим и расплывшимся в улыбке. Даже лысина его, кажется, сияет ярче. Нас заботливо приглашают к столу и вместо холодных котлет подают жаркое из свиной тушенки с бобами. «По заказчикам и заказ», – повторяет хозяин. Но мне и такого изобилия мало: надо восстанавливать силы, и я тут же заказываю еще одну порцию жаркого и пива.
– Жаль только, что Луи и Пит уезжают, – говорю я. – Теряем надежный источник информации.
– И надежных друзей, – добавляет Мартин.
Ресторация постепенно заполняется, вскоре все столы уже заняты. Портовики и матросы в тельняшках, усатые парни в соломенных, как и у нас, сомбреро, фермеры в грязных широкополых шляпах, женщины с белыми от густой пудры лицами. Из соседней комнаты доносится стук бильярдных шаров, чей‑то смех и возгласы: «Пять», «Десять», «Плюс десять», «Отвечаю». Похоже, там идет игра.
Мартин лениво встает.
– Подожди минутку. Пойду взгляну.
Третий стул за нашим столом пуст, к нему подходит худощавый человек лет сорока в синем сюртуке и цилиндре, с вьющейся бородкой, как у голландских матросов.
– Место свободно? – спрашивает он.
Я равнодушно киваю, не замечая, что все кругом за столиками сняли шляпы.
– Вы, наверно, новичок в Сильвервилле? – Незнакомец садится напротив.
– Допустим, – отвечаю я.
– И меня, конечно, не знаете?
– Нет.
– Тогда прошу вас не удивляться тому, что сейчас последует.
Хозяин не успевает подать ему бутылку пива, как раздается выстрел и мое простреленное сомбреро слетает на пол. Стрелял верзила с нависшей на лоб челкой, сидящий метрах в пяти от меня. Я подымаю с пола шляпу и говорю соседу:
– Ну и нравы у вас в Сильвервилле!
– Просто люди привыкли, что в моем присутствии снимают шляпу.