Заграничная поездка прояснила для самого Майкова его понимание античности как оппозиции христианства. Уже в сборнике 1842 г. Майков напечатал драматическую поэму «Олинф и Эсфирь», «римские сцены времен пятого века христианства», в которой он пытался показать торжество христианской духовности перед наступающей силой язычества в первые века новой эры. Белинский справедливо писал о ней: «все неглубоко, бледно, слабо, поверхностно и растянуто»[18], однако Майков настойчиво продолжал работать над этой темой на протяжении всей жизни: и в следующем стихотворном сборнике «Очерки Рима» (1847), и в драматической поэме (или «лирической драме») «Три смерти» (1851), где языческий Рим времен Нерона находится в разложении и упадке, но христианская тема пока только подразумевается. В 1863 г. Майков опубликовал продолжение «Трех смертей» драматическую поэму «Смерть Люция», в которой эпикуреец Люций по приказу Нерона выпивает чашу с ядом, узнавая перед смертью, что в римских катакомбах живут христиане и на смену жестокому язычеству приходит религия любви. Этот же конфликт представлен и в лирической драме «Два мира» (1882, ранняя редакция 1872). Некоторые современники называли драму «самым крупным произведением» Майкова: «оно и вообще до такой степени крупно, что обыкновенные сравнения и измерения для него даже излишни и неуместны»[19] (Майков с этой драмой стал первым лауреатом Пушкинской премии). Другие считали, что Майков изобразил языческий мир привлекательнее христианства, и видели в этом неуравновешенность сторон конфликта[20]. Однако в настоящее время вся эта проблематика имеет только историческое значение, никакой связи с современностью у нее нет. Все эти драматические поэмы воспринимаются лишь как иллюстрации к истории ранних лет христианства в Риме.
В 1852 г. Майков женился на Анне Ивановне Штеммер (18301911), с которой познакомился и которой увлекся еще в 1847 г. Такое длительное жениховство было очень необычным. На решение жениться повлиял, видимо, переход Майкова на службу в комитет иностранной цензуры, которая давала бо́льшие возможности для продвижения по службе и бо́льшую материальную обеспеченность.
Считается, что именно жене Майков посвятил стихотворение «Барышне», о котором в середине 1850-х гг. он писал так: «Но посреди всего, что тогда я писал, и что, увы! тогда нравилось (а теперь меня бесит), прошла незамеченная одна пьеса, которая верна правде, "Барышне". Ее не заметили, а напрасно. А лучше она других, потому что и написана была в огорчении. Был я влюблен тогда не в барышню; когда она находилась с барышнями, сии последние оказывали ей пренебрежение, тогда как я построил ей в воображении моем великую будущность примадонны. Я, взбесившись, и написал барышням "барышню", чтоб показать, что они. Той же девице, в которую я был влюблен, предстояла жизнь, исполненная лишений и борьбы, такая жизнь, которая должна была или ее погубить, или вывести победительницей из борьбы, с развитым сердцем, знанием тягости жизни. Вышло последнее и слава Богу»[21]. Однако стоит учесть, что все это Майков писал статистику Михаилу Парфеновичу Заблоцкому-Десятовскому (18161858), постоянному посетителю кружка Майковых в 1840-е гг., своему близкому приятелю со студенческих лет, которому он посвятил стихотворение «Весенний бред» («Здорово, милый друг! Я прямо из деревни!..»). Заблоцкий-Десятовский хорошо знал жену Майкова, и писать ему о ней такими околичностями было неразумно. Скорее всего, героиня стихотворения «Барышне», как и адресат лирического цикла «Из прошлого» («Из дневника», 18421857), это какое-то другое лицо. Как мы помним, все собрание своих сочинений Майков посвятил матери; жене только поэму «Брингильда» (1888). Анна Ивановна была женой, матерью детей, но не музой Майкова (если у него вообще была когда-то подобного рода муза). У Майковых было четверо детей: старший сын Николай (род. 1853) стал петербургским чиновником, Владимир (род. 1861) служил в русском посольстве в Константинополе, младший сын Аполлон (1866 ок. 1917) занимался живописью, и его можно назвать прямым продолжателем дела отца (к этому мы еще обратимся). Единственная дочь Майковых Вера (18551866) умерла ребенком 11 лет от роду. Это была большая трагедия для родителей, и Майков посвятил ей лирический цикл «Дочери».
Лирический цикл Майкова «Из прошлого» по времени создания (18421857) совпадает с известным «панаевским» циклом любовных стихотворений Н. А. Некрасова. Независимо от Некрасова (и даже несколько опережая его) Майков создает любовную лирику большой психологической глубины, раскрывая сложный мир современного человека, изображая не поэзию, а прозу любви. Однако сближение Майкова с Некрасовым, с кругом «Современника», с русским реализмом было временным и неполным. Майков представил духовную красоту и несоответствующее ей положение женщины в современном обществе, что отвечало на вопрос женской эмансипации; он мог резко критически высказаться против ложной благотворительности представителей имущих сословий («Филантропы», 1853). Но главные вопросы: крестьянский вопрос и вопрос гражданских свобод общества он считал, похоже, просто неактуальными вопросами. Свое отличие от Некрасова и реалистического направления «Современника» он выразил в стихотворении «Н. А. Некрасову по прочтенье его стихотворения "Муза"» (1853), которое было ответом на стихотворение Некрасова (18211877) «Муза» («Нет, Музы ласково поющей и прекрасной», 1852). Стихотворение Некрасова вызвало целый ряд полемических откликов, в том числе стихотворения Н. Ф. Щербины, А. А. Фета, Д. Д. Минаева, И. С. Никитина. Но Майков не опубликовал свое стихотворение ни сразу по написании, ни позднее и продолжал до 1859 г. сотрудничать в «Современнике», хотя отношения с этим журналом становились все более напряженными.
В апреле 1854 г. он напечатал в «Современнике» стихотворение «Весенний бред», а уже в июне в журнале появилась пародия на него. В заметке редакция признавала, что пародия «опровергает» мысль Майкова, но доказывает, что «поэт тронул живую мысль»:
Одобрительно оценив картины природы и стихотворную технику Майкова, пародист Н. Н. Страхов далее писал:
Майков был недоволен этой пародией и в неотправленном письме к М. П. Заблоцкому-Десятовскому, которому было посвящено стихотворение, писал в декабре 1855 январе 1856 г.: «"Весенний бред" весь взят из жизни; как глупо его растолковывали: гонение на науку! Я-то на науку! нет, никогда! а на клопов, которые заводились в храме науки, это так. Клопы и разбегались, ошпаренные кипятком»[23]. Сразу Майков спорить не стал, и в собрание сочинений 1858 г. «Весенний бред» не включил. Зато позднее собирался даже перепечатать эти стихи отдельно: «Перебирая свои старые бумаги, я нашел прилагаемое стихотворение. Оно было напечатано сорок два года назад в "Отеч<ественных> записках" и вызвало тогда сильное негодование серьезной критики, усмотревшей в оном оскорбление достоинства науки. Я не перепечатывал его в собрании своих стихотворений не потому, чтобы поверил критике, уличавшей меня в обскурантизме, а потому, что почувствовал сам, что в нем есть прозаические места и рассуждения. Перечтя, однако, его теперь, нахожу, что в нем в первой и последней его трети чувствуется юношеский жар, свежесть, игривость и даже в общем выдержанность настроения. Если редакция "Русского обозрения" признает такое мое впечатление справедливым, то не имею ничего против напечатания его на страницах ее журнала»[24]. Если учитывать, что журнал «Русское обозрение» начал выходить только в 1890 г., а сам Майков пишет, что «Весенний бред» был напечатан 42 года назад, то впервые о переиздании стихотворения Майков задумался в 1896 г. Счеты с «Современником» давно уже были сведены, но сомнения и колебания оставались. Это очень характерно для Майкова.