Банкет устроили в апартаментах над большим рестораном в центре города.
Едва мы прибыли, как мистер Ланкастер сделался до жути занятым. Он энергично озирался по сторонам, то и дело покидая меня, чтобы поговорить с вновь прибывшими гостями. Он надел зеленовато-черный смокинг, пошитый по довоенному фасону, а за накрахмаленную манжету спрятал белый шелковый платочек. Я в одолженном смокинге, который оказался заметно велик, ощущал себя фокусником-любителем только без единого кролика в рукавах и карманах.
Надо же, мистер Ланкастер нервничал. Его так и подмывало поделиться со мной причиной тревог, но при этом он не выдал ничего путного. Только знай себе бормотал что-то несвязное да стрелял по сторонам глазами.
Видишь ли, ежегодная встреча обычно простая формальность но в этом году кое-что повлияло абсолютная твердость пусть видят, что на кону. Ведь альтернатива всюду теперь одно и то же надо бороться. Бескомпромиссно. Заявить о позиции раз и навсегда. Посмотрим. Хотя вряд ли осмелятся
Очевидно, мероприятие должно было вот-вот начаться, потому что гости уже потянулись к двери в дальнем конце комнаты. Мистер Ланкастер, ничего не сказав и даже не велев ждать его, устремился за ними, а я остался сидеть как бедный родственник, на самом краешке небольшого дивана лицом к большому зеркалу в противоположном конце комнаты.
Невероятно редко одному Богу известно, как и почему, твой образ в отражении запечатлевается как на фотопленке. Спустя годы достаточно вспомнить нужное зеркало, и вновь увидишь себя таким, каким ты был в то время. Порой и чувства те же испытываешь. Например, в девять лет я забил очень удачный гол на школьном футбольном матче. Вернувшись с поля в раздевалку, я посмотрел на себя в зеркало, и мне почудилось, что невероятный успех изменил меня внешне. Само собой, он не менял меня, но до сих пор помню, как тогда выглядел и что чувствовал. И я до сих пор знаю, как выглядел и что переживал, глядя на себя в зеркало в апартаментах над рестораном.
Я, двадцатитрехлетний, с укором смотрел на себя большими глазами из-под прилизанной светлой челки. Лицо худое, напряженное и такое трогательно-красивое, что хоть сейчас на плакат с призывом от молодежи всего мира: «Спасите нас от стариков! Они ненавидят нас за красоту».
На душе у меня то же, что и у юноши в зеркале. Чувство, посещающее всех забытых и брошенных молодых людей. Бог оставляет их по несколько раз на дню, и они вопиют в отчаянии со своих крестов. При этом я не то чтобы злюсь на мистера Ланкастера, хоть он и бросил меня. Его лично мне винить не в чем, в этот момент он безликое воплощение мирового предательства молодежи.
Я трепещу в смертном страхе перед управляющим рестораном и официантами, снующими туда-сюда, готовящимися к банкету. Вдруг подойдут и спросят: что я здесь забыл? А если я полноправный гость, то почему не с остальными участниками?
Напрягаю всю волю, чтобы стать для них невидимкой. Уставившись в отражение, я мысленно изгоняю этих людей из сознания, начисто стирая всякий возможный след телепатической связи между ними и мной. Напряжение колоссальное. Меня трясет, мутит, по вискам текут ручьи пота.
Встреча длилась почти полтора часа.
Гости выходили по двое и по трое, и только мистер Ланкастер возвращался один. Он направился прямиком ко мне.
Пора подкрепиться, сказал он с нотками тревожного нетерпения, как бы заранее пресекая отказ. Я попросил посадить тебя рядом со стариком Мошаду. Он вице-консул и расскажет про Перу. Полагаю, ты говоришь по-французски?
Вовсе нет. Я слукавил, но мне так хотелось позлить мистера Ланкастера, вызвать в нем чувство вины пусть знает, как оставлять меня.
Однако он как будто не слушал.
Славно. Это будет ценный опыт для тебя.
И снова ушел. Я же присоединился к толпе, которая тем временем направлялась в обеденный зал.
Накрыли четыре длинных стола, главный из которых, почетный, поставили вдоль дальней стены под флагами различных стран. Мистера Ланкастера я заметил, когда он уже садился там. Места для наименее важных персон я распознал так же быстро они были у двери. И, разумеется, на одной из посадочных карточек было написано мое имя. Справа я увидел карточку с именем Эмилио Мошаду, а секунду спустя рядом со мной присел и сам сеньор Мошаду. Это был миниатюрный мужчина семидесяти с лишним лет. Его доброжелательное красно-коричневое лицо покрывала сеточка морщин они выделялись чуть более светлым оттенком и украшали вислые седые усы. Он наблюдал за лицами шумных соседей по столу, и его губы подергивались в довольно жалкой и глупой улыбке. У меня сложилось впечатление, что он не больно-то и горит желанием общаться.
Ужин, как ни странно, был великолепен. (Я даже стал забывать, что мистер Ланкастер никак не причастен к угощению настолько плотно у меня в этом городе все с ним ассоциировалось.) После супа гости принялись попарно произносить тосты в честь друг друга: сперва кто-нибудь один привставал с бокалом в руке и, отыскав взглядом адресата, ждал, пока тот обратит на него ответное внимание и тоже поднимется с бокалом в руке. Далее следовал обмен поклонами. Сразу было видно, что дело нешуточное: ни один тост не будет забыт, а если его пропустить, то в будущем дела твои ждут неприятные последствия.
Наблюдая, как выпивают остальные, я сообразил, что мне самому пить нечего. Оказалось, напитки с ужином не подают, их надо заказывать отдельно. Переодеваясь, я впопыхах забыл деньги, и счет пришлось бы направлять мистеру Ланкастеру. Ну и ладно, чего беспокоиться? Поделом ему за то, что забыл обо мне. Сеньор Мошаду, как нарочно, тоже остался без выпивки, и я вознамерился разделить с ним бутылочку вина. Набрав полную грудь воздуха, я произнес:
Si vous voulez, Monsieur, jaimerais bien boire quelque chose[5]
Он меня не услышал. От стыда мое лицо уже наливалось жаром, но тут кто-то рядом спросил:
А ведь вы племянник мистера Ланкастера, верно?
Вот незадача. Я испуганно и виновато сообразил, что в попытках заговорить с сеньором Мошаду почти не обратил внимания на соседа по другую руку. Это был мужчина с алчным лицом и без подбородка; он смотрел на меня, поблескивая глазами. Редкие седые волосы были безупречно напомажены и убраны назад. На груди, подвешенный на широкой шелковой ленте, болтался без дела монокль. Оттянутые книзу уголки губ придавали мужчине некоторое сходство с акулой (но уж точно не с людоедом). Я прищурился на его именную табличку и увидел некое венгерское имя, прочесть которое смог бы разве что венгр.
Не племянник, ответил я. И если уж на то пошло, то мы вовсе не родственники.
Выходит, нет? обрадовался Акула. Вы просто друзья?
Думаю, да.
Др-р-руг? смачно покатал он «Р» во рту. У мистера Ланкастера юный др-р-руг!
Я улыбнулся. Возникло чувство, что мы с Акулой старые знакомые.
Однако он бросает вас одного, а? Не очень-то по-дружески.
Что ж, зато теперь за мной приглядываете вы.
В ответ Акула разразился визгливым смехом. (Так ведь он еще и попугай, немного подумав, понял я.)
Вы под моим присмотром, значит? сказал Акула-Попка. Ладно, пригляжу за вами! Уж вы на этот счет не переживайте. Пригляжу обязательно. Он подозвал официанта. Вы ведь поможете мне выпить большую бутылку вина, правда? Не одному же мне ее уговаривать.
Да уж, зачем так!
Скажите, давно ли вы с мистером Ланкастером дружите?
С сегодняшнего утра.
Только с утра! Потрясение Акула-Попка разыгрывал, но озадачился он искренне. И он уже бросает вас без внимания?
О, мне не привыкать!
Теперь Акула-Попка смотрел на меня куда более пытливым взглядом. Должно быть, увидел в моей ситуации нечто не совсем обычное, если не сказать таинственное. Вот если бы он понял, что за чудак сидит перед ним, то, наверное, с воплями выбежал бы из зала, но тут подоспело вино, и вскоре его любопытство куда-то улетучилось.