Ну и сами подумайте, чего ради мне было такие книги писать? он кивает в сторону атакующих, с ума я сошел по-вашему, или как?
Понимаю, что не нахожу ответа, что ответа нет, а значит, мне не остается ничего кроме как искать другую работу
Вы осторожнее с такими заявлениями, а то как бы другую работу искать не пришлось он будто читает мои мысли, а может, и не будто.
Хочу сказать, что и так придется, если я книги не вижу не говорю, чувствую, что найти что-то в этой бесконечности будет нереально.
Вы ищите, ищите, я же вас не тороплю, я же понимаю, как сложно все это
Ищу, ищу, понимаю, что меня не торопят, и в то же время понимаю, что не могут ждать вечно, и так уже прошло сорок тысяч лет. Аккуратно вытаскиваю из клетки пойманную злую книгу, тц-тц-тц-на-на-на, ай-й-й-черр-р-р-т, ты еще руку мне откуси, тварь
Смотрю на дату написания, может, хоть это мне что-нибудь скажет, перебираю даты, даты, даты, посмотреть бы еще, что было тогда, какие времена, какие события бесконечно далекие
Оглядываюсь, чтобы никто не видел, осторожно разматываю нить времени, бережно-бережно, чтобы не порвать, вы не думайте, я аккуратно, я её никогда не рвал, если порвет кто, вы имейте в виду, это не я. смотрю, все равно ничего не могу понять, пролистываю событие за событием, нет, все не то
Ну как успехи?
Автор появляется некстати, он всегда появляется некстати, как раз после очередного налета злых книг, когда мои подопечные сидят потрепанные и сиротливо поправляют вырванные страницы, я даже не успел их толком подклеить. Хочу что-то сказать в свое оправдание, он перебивает меня:
Большое спасибо за работу
Я уже понимаю, что это значит, что другого пастуха он, конечно, не найдет нигде и никогда, но такой пастух как я не очень-то ему и нужен. Думаю, куда податься дальше, чувствую, что не хочу никуда подаваться, я уже привык к книжным стаям, у меня есть целая вечность, чтобы перечитать их все Как будто меня кто-то здесь оставит после такой картины потрепанные книги, посреди которых я сам с мотком времени
Еще раз смотрю на размотанную линию времени, начинаю понимать.
Понимать все.
Я знаю, зачем вы это сделали.
Что сделал?
Эти книги зачем они
И зачем же, по-вашему?
Поставить мир на грань войны
Ну, это очевидно
Но неочевидно, зачем именно поставить мир на грань войны
Чтобы
чтобы ваши книги о мире стали кому-то нужны. Чтобы их раскупали как горячие пирожки, чтобы их подняли на щит вот для чего вы сделали все это
Вы оши
вы арестованы.
А вы молодец вы лучшая моя книга, честное слово, лучшая гордость моя
Вздрагиваю, ошарашенный внезапным открытием, чувствую, что у меня нет слов
Но
горжусь вами, отлично взмахивает прутиком, ну давайте, давайте в загон
Понимаю, что я проиграл, окончательно и бесповоротно, понимаю, что остается только одно, неужели я это сделаю
Распахиваю загон, смотрю, как чужие, неправильные книги устремляются к нам, стаями, стаями, я еще не знаю, на что я надеюсь, но на этот раз я не ошибаюсь хлопающие страницами хищники набрасываются на своего создателя
Память Сагари
так вы говорите, что черное и белое это одно и то же? спрашивает офицер.
Я хочу ответить, что так было во все времена до поры до времени, да, господин офицер, я прекрасно помню эти времена, черные играли с белыми в самих себя, никто даже не задумывался, кто есть кто
Я хочу сказать это не говорю, офицер не вспомнит, даром, что это было вчера есть у местных офицеров странное свойство, не помнить то, что было вчера
Офицер думаю, почему я должен называть коня господин Офицер, и даже не коня, а конскую голову. Есть что-то такое в мифах Японии, называется Сагари, но тогда он должен жить в лесу и свисать с веток деревьев, а не допрашивать меня на плацу Да и вообще мы не в Японии
Так вы уверяете, что мы не должны убивать белых? продолжает офицер. Этого офицера я помню, хорошо помню, в прошлый раз я своими глазами видел, как взрывом его буквально испепелило на месте, оставив только тень. В позапрошлый раз ему повезло больше или, наоборот, меньше он прожил еще несколько часов, поднимая к небу вытекшие глаза
Он не вспомнит.
Не вспомнит.
Осторожно парирую:
Господин Офицер, вот мы ходим с вами по клетчатому полю, клетка черная, клетка белая, клетка черная, клетка белая мы же ходим и по черным, и по белым клеткам, не так ли? Вы же не предлагаете разделить плац на отдельные клетки, разрезать землю?
Говорю так, тут же пугаюсь, что я ляпнул, черт возьми, что я ляпнул, а ведь он не поймет, он ведь примет это как руководство к действию, он ведь разделит, не задумываясь
Вот как, значит, мы не должны убивать белых Значит, пусть белые убивают нас, так, да?
Хочу ответить, что и не так, и не так. Не отвечаю. Уже понимаю, что в этот раз не получится, как и не получилось в предыдущие разы, и все, что мне остается, лихорадочно думать, пока есть время думать, что я скажу ему в следующий раз, и не в эту минуту, а раньше, много раньше, когда мы еще смотрели друг на друга и не задумывались, что говорящие конские головы напротив друг друга разного цвета
Выслушиваю что-то про измену и дезертирство, прикидываю, как там наши, Бишеп, наверное, уже казнен, хотя плохо я знаю Бишепа, может быть, выкрутится, если вообще есть какой-то смысл тут выкручиваться, когда через два с половиной часа все рассыплется в прах
приговаривается
к смертной казни, мысленно добавляю про себя. Весь внутренне сжимаюсь, уже знаю, что меня ждет, это больно, чертовски больно, и почему в который раз бьется мысль, не на-а-адо-о-о-о
что-то происходит, почему офицер (так и хочется назвать его сагари) смотрит на меня так странно, почему хлопает себя по лбу, да что ж вы сразу мне не сказали, вот ведь черт, а я и не помнил, а вы тоже хороши, помните и не говорите, что будет-то да не бойтесь вы, я вас выведу, может, еще успеем что-то сделать
Он поворачивается ко мне спиной, это оказывается достаточно, чтобы прострелить ему голову, он падает, хрипит, как раненная лошадь, да он и есть лошадь, лошадь, возомнившая о себе черт знает что, что белые и черные лошади одинаковы Что-то будет, говорю я себе, еще успеваю поймать себя на мысли, что что-то будет, через два с половиной часа, нет, уже через два с четвертью, понять бы еще, что именно, нет, не понимаю, не помню, будет же что-то что-то да какая разница, скачу во весь опор, в атаку-у-у, на скаку рублю вражеского визиря, белая кровь извивается по черно-белым плитам бескрайнего поля
цепляюсь за ветку хурмы, поднимаюсь повыше, чтобы видеть полную луну мой белый собрат делает то же самое, и мы затягиваем песнь ночи, песнь луны, я на свой лад, он на свой, наши ноты чуть-чуть разнятся, и это чуть-чуть создает неповторимую мелодию. Первый раз задумываюсь, почему наши ноты разнятся, почему он белый, а я черный что-то вздрагивает в душе, что-то умоляет не думать, тут же отгоняю от себя странное наваждение
Перевернутое R, опрокинутое Е
В жизни так не бывает, так бывает в каких-нибудь буках о приключениях, вон они стоят в либрарии на полках, вот в буках так бывает, а в жизни нет. В жизни они не приходят в половине еллевенного, в черных жилетах, с шахматно-клетчатыми лентами на фуражках, у двоих даже расставлены шахматы, идет партия, у двух других партию уже отыграли, кинг и рук лениво перемещаются по доске в вечном шахе. В жизни они не приходят в половине еллевенного, не говорят:
Вы должны покинуть кастл.
Осмелюсь предположить, кастл под угрозой обрушения?
Вы не имеете права находиться в кастле, который вам не принадлежит.
Вот так, out of the blue, из ниоткуда, гром среди ясного неба.
Прошу прощения, осмелюсь предположить, здесь какая-то эррор, этим кастлом владел еще мой покойный фазер, и передал по наследству мне
Вы посмотрите на него, каков самозванец холод в голосе говорившего опускается до абсолютного нуля, Вы должны немедленно покинуть кастл.