Ты бы башкой своей подумал, парень, сказал капитан и постучал себя крепким загорелым кулаком по лбу, чем город наш живёт! Одними туристами он и живёт! Летом, пока теплоходы идут, мы хоть дышать можем вон музеи придумали, мышей этих!.. Забегаловки, кафе всё работает, когда турист прёт! А турист прёт на мышей глядеть, у нас больше не на что! А ты мышей призываешь краской поливать! Хорошо тебе башку-то напрочь не открутили, только бока малость намяли!
Но если незаконно!..
Да чем он тебе помешал, памятник этот?! вдруг рассвирепел капитан. Возле него дети фотографируются, там рядом мороженое продают, шары воздушные! Клумбу насадили, сирень!.. Это ж всё копеечка в карман! Людям зарабатывать надо! Будь моя воля, я б на каждом углу мышей этих понатыкал, раз народу нравится и едет народ! У нас артель фарфоровая с девяностых не работала, так заработала! Гонит тарелки, кружки, пепельницы, фигурки всё мыши! И берут! И люди получку получают!
Всё равно незаконно, упрямо твердил Богдан.
Да что ты будешь делать-то!..
Наливай, распорядился Владимир Иванович, видимо, он тут был главным, а то была ледяная, сейчас закипит уже! А борца мы на борт заберём, чтоб тут у тебя революция не разгорелась!
Блондинка уже снимала вафельное полотенце, расставляла стопки, изящно оттопыривая пухлый мизинец, капитан откручивал с запотевшей бутылки хрустнувшую пробку и приговаривал: «Вот пирожком закусить, и рыбкой, рыбку тесть сам солил!» А Таша всё смотрела в пол и сквозь набат в ухе уныло думала, что отпуск совсем пропал, и герой её оказался каким-то странным вроде бы герой, но какой-то не окончательный, не героический!..
Всё перемешалось у неё в голове выброшенный из тачек мусор, перепуганные дворники, которые катили эти самые тачки как-то не так, залитые краской мыши, драка, лица в серой пыли
Всё это было вязкое, липкое, похожее на длинные грязные космы, которыми оказалась заляпана её блузка.
Веллингтон Герцог Первый посматривал на неё с оленьим сочувствием.
Таше очень хотелось обратно на теплоход в прохладу и простор её каюты. Улечься на кровать, прикрыть ухо подушкой и забыть обо всём вязком и липком. Но до теплохода ещё далеко!
Она зачем-то выпила стопку водки, которую подсунула ей пухлявая блондинка, съела кусок пирога, не почувствовав никакого вкуса, словно кусок бумаги прожевала.
Потом все выпили «ещё по одной» почему-то за Владимира Ивановича.
Вот не думал я, не гадал, высоко, на уровне груди держа полную стопку и отставив локоть в сторону, сказал низенький капитан, что с таким человеком доведётся вместе пить! Тестю расскажу, ни за что не поверит! Ну, ваше здоровье, товарищ полковник, и, как говорится, честь имею!..
Потом ещё всем отделением зачем-то фотографировались всей компанией, и каждый отдельно с Владимиром Ивановичем, и к отходу теплохода они едва не опоздали!..
Вернее, опоздали бы, если б капитан Воробьёв не распорядился «доставить гостей по назначению», и таким образом они прибыли к трапу в полицейской машине. Теплоход уже гудел на всю реку горделивым басом, и со всех палуб на них, выбирающихся из машины, смотрели пассажиры!..
Ещё одна полицейская машина стояла на опустевшей пристани, и навстречу им попались люди в форме, которые тоже проводили всю компанию глазами.
Когда они поднимались по сходням, Таша споткнулась и схватилась за Богдана, который шёл впереди. Тот оглянулся.
Хорошие же мыши, сказала она какую-то ерунду. Всем нравятся. Туристы фотографируются, дети мороженое едят. Зачем их краской?..
Богдан ускорил шаг и почти бегом бросился прочь по палубе. Таша, держась рукой за ухо, побрела к лестнице наверх, а Наталья Павловна что-то негромко сказала Степану Петровичу.
Тот подумал немного и взял Ташу за руку. Она посмотрела на него.
Пойдём со мной, душевно предложил Степан Петрович. Пойдём
Он хотел добавить «дочка», но вовремя остановил себя.
Таше к этому моменту было уже решительно всё равно, куда её ведёт этот самый Степан Петрович. В ухе гудел набат, и было больно так, что ломило зубы и локти. И очень холодно, просто невозможно холодно! Как это ему не холодно в одной футболке?..
Я вас наверху подожду, сказала Наталья Павловна откуда-то издалека. Я на это не могу смотреть, в обморок упаду. Мы с Герцогом к Розалии Карловне заглянем.
Степан Петрович зачем-то привёл Ташу в медпункт. Она не сразу сообразила, что это медпункт, только когда из-за железного шкафчика вышел теплоходный доктор Сергей Семёнович, вытирая руки вафельным полотенцем, и уставился на них, сделав вопросительное лицо.
Вафельное полотенце напоминало о чём-то неприятном и гадком, произошедшем в полицейском участке.
Ухо болит, сказал Степан Петрович, кивнув на Ташу. Как я понимаю, сильно.
Девушка, громко позвал доктор, усаживаясь напротив, вы на ухо жалуетесь?
Набат, выговорила Таша и улыбнулась, как будто колокол бьёт. Можно попить?
Попи-и-ить? удивился доктор. Конечно, конечно, можно и попить! Сейчас попьём!
Он нацепил на лоб круглое зеркало с дыркой посередине, придвинулся и крепкой, холодной, волосатой рукой взял Ташино ухо и оттянул. Внутри головы что-то лопнуло, и стало так больно, что она тихонько взвыла и попыталась вырваться.
Ну-ну-ну, сказал доктор, не отпуская уха, не так уж и больно, я скажу, когда будет больно Головку вот так набочок, ну-ка, и ещё вот так
Он крутил в руках Ташину голову, как какой-то посторонний, не принадлежащий Таше предмет, и всё нацеливался круглым зеркалом на ухо. От всполохов света в этом зеркале Таше становилось ещё больнее.
Ну, конечно, с удовольствием сказал доктор наконец, там не набат, там целый набатище. И назревший уже! Давно болит-то?
Со вчерашнего дня. Нет, с сегодняшнего Я не помню.
Ну, видно, после купания обострился! Нарыв давний, не вчерашний. После холодной воды разнесло его.
Доктор говорил и что-то делал возле железного шкафа, звякали железки, хрустнула ампула, запахло спиртом.
Загорелся синий огонь над небольшой горелкой, и Таша вдруг сообразила, что все эти железки, горелки и ампулы предназначены для неё, как пыточные орудия, для того, чтобы сделать больно!
И ей стало так страшно!..
Ну-ну-ну, повторил доктор, поглядывая на неё, в обморок сейчас не будем падать, зачем нам падать! Вы кто? Муж? Вот ватка с нашатырём, дайте ей подышать и подержите её покрепче.
Не надо, выговорили Ташины губы, не надо, я не хочу
Милая, у тебя там нарыв с кулак величиной! Ну, вдохни, вдохни поглубже!..
Обезболивающее уколите, откуда-то издалека сказал Степан Петрович.
Таша подумала в панике раз здесь Степан Петрович, значит, может быть, она не умрёт. Он не даст её в обиду. Он о ней заботится. Он прогонит этого в белом халате с его пыточными инструментами, как прогнал тех, которые дрались возле памятника.
Огненными от температуры и страха пальцами она впилась в чью-то руку и замотала головой.
Подержите её, я сказал!..
Ташина голова сама по себе наклонилась, никак не получалось вырваться, шевельнуться, и было очень страшно, так страшно!
Никакой боли она не почувствовала. Только в ухе вдруг стало горячо и приятно так горячо, что от удовольствия и тепла она закрыла глаза, потом что-то полилось, и лилось довольно долго.
А вы обезболивающее колоть! приговаривал сверху доктор Сергей Семёнович. Чего обезболивать, там выболело всё давно! Ну, как ты там, маленькая? Терпишь?
Да мне не больно, сказала Таша нормальным голосом, шее неудобно.
Ну! Мало ли чего неудобно! Сейчас будет удобно! Та-ак, теперь пощиплет маленько
Щипало тоже не слишком, вполне терпимо.
А теперь тампончик Ну вот! И все дела. Конец мучениям. А, маленькая?
Ташина голова вернулась на место. Таша помотала ею из стороны в сторону. В ухе по-прежнему разливались тепло и приятность, и не было ни набата, ни колокола. Видимо, он уехал в тобольскую ссылку навсегда!.. И это было такое облегчение!