К кутье обычно примешивались ягоды (черемуха, в городском обиходе изюм). Ягоды представляют собой то же семя, облеченное плодом. Всем этим объясняется, почему кутью употребляли при свадьбах, рождении детей и смерти. Она знаменует постоянство возрождения жизни, невзирая на смерть.
Другой признак поминального стола состоит в том, что в этот день подавались блины, которые, как известно, также представляют собой поминальную еду. П. С. Ефименко, наблюдавший на севере обычай есть блины под Рождество, полагает, что славяне, как и другие народы, поминали умерших блинами и воображали, что покойники в это время встают и едят их вместе с живыми[20]. Этот обычай лучше зафиксирован у белорусов, чем у русских, у которых к XX в. он уже начинал забываться. «Так как этот день есть вместе с тем и день поминовения умерших родственников, то, кроме кутьи, пекут лепешки и блины», сообщает П. В. Шейн из Смоленской губернии (Шейн, Материалы, т. I, ч. I, с. 53).
Почему при поминках употреблялись блины на этот вопрос можно ответить только предположительно. Во всяком случае, не потому, что они своей круглой формой напоминают солнце и должны служить магическим средством возвращения солнца после зимы, как думают некоторые исследователи. Вместе с тем блины должны иметь другое обрядовое значение, чем кутья, так как они не взаимозаменимы, а употребляются параллельно. По-видимому, блины древнейшая форма печеной мучной еды. Когда еще не умели печь хлеб, муку смешивали с водой, делали жидкое тесто и порциями выплескивали его на горячие камни. Таким образом, блины по происхождению не магическая еда, как кутья, а древнее, архаическое блюдо, средство насыщения, получившее обрядовое применение.
Рассматривая рождественскую вечернюю трапезу как поминальный стол, необходимо указать, что дело в этом случае идет не о поминовении покойников вообще, а покойников своей семьи, своих предков.
В Белоруссии корреспонденты П. В. Шейна записали некоторые другие детали, которые снимают последние сомнения о характере этого стола. П. В. Шейн сообщает, что в Гродненской губернии сидящие за столом пили из одной круговой чары, причем каждый, раньше чем приложиться, выплескивал немного на стол. «Также и первую ложку жидких кушаньев выливают прямо на стол все для умерших» (Шейн, Материалы, т. I, ч. I, с. 50). Это, несомненно, очень древний, впоследствии забытый обычай. Так поступали, например, благочестивые римляне, считавшие, что в их трапезах участвуют лары или пенаты обожествленные предки. Им отдавали первый кусок пищи, первый глоток напитков. Все это показывает, что умерших предков мыслили присутствующими на трапезе. Вспоминали также об умерших, которые не имели потомков. Считалось, что души таких покойников бродили по улицам, и для них блины выставляли в слуховое окно. Переосмыслением этого обычая может быть случай, который у белорусов наблюдал А. И. Петропавловский: «На третью кутью вечером [т. е. 5 января. В. П.
Примечания
1
Крывелев И. Важная сторона быта // Коммунист. 1961. 8. С. 67.
2
Там же.
3
Азадовский М. К. История русской фольклористики. М., 1958. С. 351352.
4
Буслаев Ф. И. Лекции // Старина и новизна: Исторический сборник, издаваемый при Обществе ревнителей русского исторического просвещения. Кн. VIII. М., 1904. С. 97375.
5
Гусев В. Е. Русские революционные демократы о народной поэзии. М., 1955. С. 94143.
6
Егоров Б. Ф. Н. А. Добролюбов собиратель и исследователь народного творчества Нижегородской губернии. Горький, 1956. С. 37.
7
Аничков Е. В. Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян. Ч. I. // Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук. Т. 74. СПб., 1903; Ч. II. Т. 78. СПб., 1905.
8
Zelenin D. K. Russische (ostslavische) Volkskunde. Berlin; Leipzig, 1927. S. 363.
9
Подробную библиографию этнографических изданий см.: Zelenin D. K. Russische (ostslavische) Volkskunde. 1927.
10
В настоящее время рукопись А. И. Никифорова хранится в архиве РАН СПб. Фонд 747, д. 3, 4. Ред.
11
Чичеров В. И. Зимний период русского народного земледельческого календаря XVIXIX веков // Труды Института этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая, новая серия. Т. XL. М.: Изд-во. АН СССР, 1957.
12
Миллер В. Ф. Русская Масленица и западноевропейский карнавал. М., 1884; Потебня А. А. О купальских огнях и сродных с ними представлениях // Археологический вестник. Вып. 3. М., 1867 (Перепечатано в кн.: О некоторых символах в славянской народной поэзии. Харьков, 1914. С. 159187); Аничков Е. В. Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян. Ч. III.
13
Подробные данные о вычислении Пасхи см.: Селешников С. И. История календаря и его предстоящая реформа. Лениздат, 1962. С. 6366.
14
См.: Черепнин Л. В. Русская хронология. М., 1944. С. 27. По данным Л. В. Черепнина, сентябрьский новый год завоевывает полное преобладание с 1492 г.
15
Петропавловский А. И. «Коляды» и «Купало» в Белоруссии // Этнографическое обозрение. 1908. 12. С. 159.
16
Калинский И. П. Церковно-народный месяцеслов на Руси // Записки Русского географического общества по отделению этнографии. T. VII. СПб., 1877. С. 341.
17
Макаренко А. А. Сибирский народный календарь в этнографическом отношении. Восточная Сибирь, Енисейская губерния // Записки Русского географического общества по отделению этнографии. T. XXXVI. СПб., 1913. С. 49.
18
Шейн П. В. Материалы для изучения быта и языка русского населения северо-западного края. T. I. Ч. I: Бытовая и семейная жизнь белоруса в обрядах и песнях. СПб., 1877. С. 53.
19
Минх А. П. Народные обычаи, обряды, суеверия и предрассудки крестьян Саратовской губернии, собранные в 18611888 гг. // Записки Императорского Русского географического общества по отделению этнографии. T. XIX. Вып. 2. СПб., 1890. С. 93.
20
Ефименко П. С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии. Ч. I: Описание внешнего и внутреннего быта // Труды этнографического отделения Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете. Кн. 5. Вып. 12. М., 1877. С. 132.