Так она же малолетка, снова ломкий Танькин смех карябает ухо. Ей еще шестнадцати нет. Ща мамка позовет
Но ведь еще не позвала, Турок ставит ногу так, что носок его ботинка упирается в носок Веткиной босоножки. Наклоняется, касаясь коленом ее коленки. От него пахнет сигаретами. Вета морщит нос.
У нее маман строгая, со взрослыми парнями водиться не разрешает, не унимается Танька.
Вете стыдно и обидно. Да она младше их всех. Она и в школу пошла не в семь, как остальные, а в шесть лет. У нее день рождения в октябре. Разве она виновата? Снова пытается встать, но, зажатая со всех сторон, шлепается назад на сиденье.
Чего вы к ней пристали? Коротко остриженный Колька Водолазкин тянет поводок на себя. Собака, словно уловив общее настроение, тоже все время дергается в ее сторону.
А ты чего, ревнуешь, что ли? Суркан придвигается к Вете еще ближе. Так ты это Колян Без шансов. Тебе тележка яйца отбила, так что извиняй. Ветка сама видела.
Ужас, как стыдно! Последний заезд, когда тележка под улюлюканье нагрянувшей некстати компании въехала в бордюр и перевернулась, подкинув Кольку сначала вверх, а потом вниз так, что железная ручка тележки оказалась у него между ног, этот позорный во всех смыслах эпизод все время вспоминался Вете. Как и тот пристыженный взгляд, которым Колька, корчась от боли в паху, посмотрел в ее сторону. Кажется, она сама тогда скривилась от боли. Чужой, но как своей. Всякий раз, вспоминая, ей казалось, что Колька принял ее гримасу за усмешку, так как в тот момент все стали от души потешаться над незадачливым наездником. Все: и стоявшая поодаль компания друзей, и мимо проходящие свидетели случившегося. Ей было ужасно стыдно от сознания того, что он мог так подумать. Потому всякий раз, как пересекались их пути, она низко опускала голову, прячась за челку, а он, гордо вскинув вверх подбородок, делал вид, что ее не замечает.
Вот и сейчас все дружно «ржали». Все, кроме Ветки и Кольки. Они молча смотрели друг другу в глаза. В темноте это было не страшно и не стыдно. И понятно без слов.
Выпусти ее, Колька взял за плечо Турка, и тот неожиданно отпрянул. Собака дернулась, но Колька устоял, протянул Вете руку. Маму лучше не огорчать. Пойдем, я тебя провожу.
От лавочки до Веткиного крыльца всего ничего, лишь дом обогнуть. Они шли рядом, молчали, разговор не клеился. Вот и тот самый бетонный выступ подвала Остановились.
А я в армию ухожу скоро, он погладил выстриженный ежик волос.
Угу, выдавила Вета, прячась за челку. Надо что-то сказать, но что говорят в таких случаях? В голове закрутились кадры из фильмов про войну. «Я буду тебя ждать!» может это? Глупо. С чего вдруг? Разве между ними что-то было? Что-то есть?
Подняла голову. Из окна кухни на нее смотрела мать. Строго так смотрела. Не отрываясь. Ей снова стало стыдно. И страшно, что вот сейчас мама выкинет вверх руку и начнет трясти пальцем «я тебе». Но мама неожиданно исчезла. Вета повернулась. Глаза, привыкшие к темноте, разглядели трогательные, рассыпавшиеся по загорелому лицу, конопушки. Захотелось прикоснуться к ним губами. Вета невольно подалась вперед, но в это время собака, дернув поводок, кинулась ей в лицо. Тяжелые лапы легли на грудь. Вета вскочила на ступеньку.
Пока, отвернулась и, уже не оборачиваясь, побежала вверх. Она лишь на миг застыла на крыльце, потом решительно дернула дверь и скрылась в темном квадрате коридора.
Молния вырезала шрам на теле внезапно потемневшего неба. Грохнуло и зашелестело. «Тук-тук» забарабанили редкие капли.
«Знаки везде, надо только уметь их читать». Вета отложила книгу и посмотрела в чашку. Темно-коричневые чаинки хаотично облепили дно. Ну и что это значит? Наклонила и покрутила. Чаинки поплыли и выстроились в кружок, образуя воронку.
В дверь застучали. Вета отбросила одеяло и босиком вышла в коридор.
Кто? крикнула, не доходя до двери. Ковер закончился, а шлепать по голому полу, когда у тебя температура, неумно.
Я! Открывай быстрей, а то дождь начался.
Вета на цыпочках добежала до двери, повернула ключ и отпрыгнула назад на ковер.
Инка Стеренко заскочила в прихожую и скинула туфли.
Фух! Слыхала, как грохочет? И это в сентябре. Аномалия какая-то. Говорят, примета.
Плохая или хорошая?
Не знаю.
Вета вернулась в комнату и запрыгнула в постель. Инка проследовала за ней.
Ну, ты как?
Болею.
Инка огляделась и плюхнулась на стул.
Это понятно, а чего делаешь?
Чай пью, книжки читаю. Вот про гадания интересно
Про гадания? Инна взяла книгу, покрутила. Откуда?
Алка Калашникова дала.
Инна презрительно скривилась.
Разве она читает книги?
Вета пожала плечами.
Хотя такую может и читает. Инна перевернула потрепанную обложку. И что, реально можно научиться гадать?
Не знаю, у меня пока не получается. Вета взяла чашку и снова взглянула на картинку из чаинок. Ерунда какая-то. Заварка как заварка.
А ну дай, я посмотрю, Инка выхватила чашку и вперила взгляд в картину судьбы. На водоем похоже. Смотри, все чаинки сбились по краю, внутри чисто. Наклонила чашку. Капелька влаги, подхватив чаинки, пересекла середину.
О, смотри, перегородка образовалась. Запруда.
И что это значит?
Я откуда знаю? Я книжку не читала.
Вообще-то там про кофейную гущу написано, но у нас кофе нет, у нас только чай и цикорий. Но я цикорий ненавижу. Бее
Я тоже.
Есть еще ячменный напиток «Колос». Может, на нем надо было?
Может. Ладно, давай я почитаю, и тогда попробуем на «Колосе». Кстати, а на кого гадать будешь, а? Инка хитро прищурила «кошачьи» глазки.
Ни на кого, сделала равнодушное лицо Вета.
Угу. Хитрый Инкин взгляд буравил насквозь. А Водолазкин? Как он тебе?
Никак, Вета затеребила кончик одеяла.
Дура ты, Ветка, такой парень Инка осуждающе покачала головой, а ты попку морщишь.
Ничего я не морщу. Он взрослый
И что? Зато не курит, не пьет, не матерится. Он хороший. Не то, что вся эта местная шантрапа.
Он же в армию уходит?
И что? Уйдет вернется. Ты за это время, как раз школу закончишь, повзрослеешь, и маман тебе уже не указ будет. Кстати, где она?
Работает во вторую смену.
А батька?
В гараже.
Отлично.
Чего отлично-то?
Вот. Инка полезла в карман кофты и вытащила оттуда записку. На! Он просил передать. На свидание тебя приглашает.
Вета развернула сложенный вчетверо обрывок тетрадного листа. «В 8, за железным магазином» было выведено мелким почерком. Внизу приписано «Коля» и нарисовано сердечко.
Ты что, читала?
Ну, глянула. А что? Должна же я была знать, что там.
Я не пойду.
Ну вот. Инка скуксила недовольную гримасу. Боишься, что ли? Сходи, не съест он тебя.
Не пойду. Я болею, у меня температура, к тому же там дождь.
Дождь скоро кончится, вон уже солнце пробивается. К восьми все высохнет. Оденься потеплее и сходи. Ненадолго, просто поговорите и все. Он что-то хочет тебе сказать. Сходи.
Время то тянулось густым сиропом, то неслось полноводным потоком. К восьми стемнело, и Вету затрясло. Кажется, температура взлетела до максимума, лицо горело, а горло ссохлось так, что невозможно было протолкнуть в него даже глоток воды. Захотелось открыть окно и крикнуть в темноту: «Ауууууу». Не кому-то, а просто так. Ну, может, звездам. Вета натянула свитер и вышла из дома. Прохлада приятно дула в лицо. Пахло влажным бетоном. Она спустилась по ступенькам и нерешительно пошла по аллейке, ведущей к магазину.
«Тяв», раздалось поблизости. Вета замерла. Через секунду из-за магазина выскочила собака. Подбежала, вскинула лапы и уперлась ими ей в грудь. От слюнявой пасти несло псиной.
Фу, Джина, фу! Колька подскочил к собаке и схватил рукой ошейник. Отдернул. Я уже думал, ты не придешь.
Я пришла сказать, чтобы ты не ждал, чтобы
Ааа протянул Колька, и по его интонации было не понятно, что этим «Ааа» он хотел сказать.
Ну все, пока Вета продолжала стоять. Ноги не слушались.