Эти ребята целый день упражнялись в своем искусстве, но, казалось, совсем не устали. Стоя на коленях на своих досках, они сквозь прибрежные волны гребли туда, где поблескивала ровная зеленая гладь океана. Там они терпеливо ждали застыв на линии горизонта, как стаи бакланов, пока придет волна, которая затем должна была сформироваться, подняться и наконец разбиться о берег. Они выбирали волну, вставали и дожидались, пока она достигнет вершины и на гребне появится пена, а когда она обрушивалась с грохотом, тогда серферы устремлялись вместе с ней. Они скользили на ней поэма равновесия вкупе с уверенностью молодости, скользили на волне, пока она не разбивалась о песок, а затем как ни в чем не бывало сходили с доски, поднимали ее и направлялись обратно в море, ибо кредо серфера заключается в том, что в океане его всегда ждет другая волна, выше и лучше, что совершенству нет предела; и сейчас, когда солнце уже заходило, предвещая скорые сумерки, нельзя было терять ни мгновения.
Один парень особенно привлек мое внимание. Блондин с короткой стрижкой и бронзовым загаром, в узких шортах до колен, таких же ярко-синих, как и его доска. Он был великолепным серфером, отличался стилем и напором, и по сравнению с ним все остальные казались неуклюжими новичками. Я не сводила с него глаз, но теперь он, похоже, счел, что на сегодня достаточно, потому как прокатился на последней волне, мягко приземлился на берег, сошел с доски и, бросив долгий прощальный взгляд на розовеющее вечернее море, повернулся, подхватил доску и направился вверх по пляжу.
Я отвела глаза. Он прошел совсем рядом со мной к тому месту, где лежала стопка аккуратно сложенной одежды. Положив доску, он поднял полинявшую университетскую толстовку, которая лежала на самом верху, и принялся натягивать ее. Я снова посмотрела в его сторону, и, когда его лицо показалось из выреза горловины, наши глаза встретились. Я твердо выдержала этот взгляд.
На его лице отразилось удивление.
Привет, сказал он с улыбкой.
Привет, отозвалась я.
Он расправил толстовку на бедрах и спросил:
Хочешь сигарету?
Давай, кивнула я.
Нагнувшись, он достал из кармана лежавших на песке штанов пачку «Лаки Страйк» и подошел ко мне. Протянул мне сигарету, взял себе другую и прикурил обе, а затем опустился рядом со мной на песок, вытянув ноги и опираясь на локти. Его ноги, шея и волосы были слегка припорошены песком. Голубоглазый, загорелый, ухоженный, он был олицетворением образцового студента американского университета.
Ты сидела здесь весь день, заметил он. Когда не плавала.
Я знаю.
Почему к нам не присоединилась?
У меня нет доски для серфинга.
Так купи.
Нет денег.
Тогда одолжи.
Мне не у кого.
Юноша нахмурился:
Ты из Британии, так ведь?
Да.
Приехала к кому-то погостить?
Нет, я здесь живу.
В Риф-Пойнте?! изумленно спросил он.
Да. Я кивнула головой в ту сторону, где за изгибом песчаных дюн виднелся ряд полинявших, обитых вагонкой бараков.
Как так?
Мы арендуем здесь дом.
Кто мы?
Мой отец и я.
И давно вы тут?
С весны.
Но вы же не останетесь на зиму.
Это была скорее констатация факта, нежели вопрос. Никто не оставался зимовать в Риф-Пойнте. Эти домики были просто-напросто не предназначены для того, чтобы выдерживать бури, дорога становилась непроходимой, телефонные провода обрывало, и электричества тоже временами не было.
Думаю, останемся. Если только не решим куда-нибудь съехать.
Он нахмурился:
Вы что, хиппи какие-нибудь?
Зная, как я выгляжу, я не могла обидеться на него за то, что он задал подобный вопрос.
Нет. Просто мой отец пишет киносценарии и разные вещи для телевидения. Но он ненавидит Лос-Анджелес и наотрез отказался там жить, поэтому мы сняли этот домик.
Мой новый знакомый казался заинтригованным.
А ты чем занимаешься?
Я взяла пригоршню грубого серого песка и пропустила его сквозь пальцы.
Ничем особенным. Покупаю еду, выбрасываю мусор и выметаю песок из дома.
Это твоя собака?
Да.
Как зовут?
Расти.
Расти. Эй, Расти, приятель!
Расти удостоил парня кивком, который сделал бы честь принцу крови, и вновь устремил взгляд на море. Чтобы как-то компенсировать такое отсутствие манер, я спросила:
А ты из Санта-Барбары?
Угу. Юноша явно не испытывал желания говорить о себе. И давно ты в Штатах? У тебя все еще ужаснейший британский акцент.
Я вежливо улыбнулась этой фразе, которую слышала уже не раз.
С четырнадцати. То есть семь лет.
В Калифорнии?
Не только. Нью-Йорк. Чикаго. Сан-Франциско.
Твой отец американец?
Нет. Ему просто здесь нравится. Изначально он приехал сюда потому, что писал роман, а потом права на экранизацию романа купила одна кинокомпания, и отец отправился в Голливуд писать сценарий.
Серьезно? Я слышал о нем? Как его зовут?
Руфус Марш.
Ты хочешь сказать, автор «Долгого утра»? воскликнул он. Я кивнула. Боже, да я прочел эту книгу от корки до корки, еще когда учился в средней школе! Все свои знания о сексе я почерпнул из нее!
Он посмотрел на меня с новым интересом, и я подумала: «Ну вот опять история повторяется». Парни всегда были со мной дружелюбными и милыми, но нисколько не заинтересованными до тех пор, пока я не упоминала о «Долгом утре». Думаю, что это как-то связано с моей внешностью, потому что глаза у меня бледные, как шестипенсовые монеты, а ресницы совсем бесцветные, и лицо у меня не загорает, а сплошь покрывается сотнями гигантских веснушек. Кроме того, я слишком высокая для девушки, и скулы у меня ужасно выступают.
Он, должно быть, крутой парень, добавил мой новый знакомый.
Теперь у него на лице появилось озадаченное выражение, а в глазах ясно читались вопросы, которые он наверняка не станет задавать из вежливости.
Если ты дочь Руфуса Марша, то с какой такой стати ты сидишь на этом забытом богом берегу, в этом калифорнийском захолустье, в джинсах с заплатами и мужской рубашке, которую десятки лет назад следовало без сожалений отправить в мусорную корзину, и у тебя даже нет денег, чтобы купить себе доску для серфинга?
С комичной предсказуемостью вторя моим мыслям, юноша спросил:
Что он вообще за человек? Я имею в виду, кроме того, что он твой отец.
Я не знаю.
И действительно, я никогда даже в своих мыслях не могла дать ему определение. Я загребла еще одну пригоршню песка и высыпала его из ладони тонкой струйкой. Образовалось нечто вроде миниатюрной горы, а сверху я воткнула сигарету огоньком вверх. Получился маленький кратер, крошечный вулкан, а его дымящейся сердцевиной был мой окурок. Так кто же он мой отец? Человек, которому всегда нужно быть в движении. Человек, который легко заводит друзей и теряет их на следующий день. Неуживчивый спорщик, талантливый до гениальности, но опускающий руки перед лицом самых ничтожных повседневных задач. Человек, который может расположить к себе и привести в ярость одновременно. Живой парадокс.
Не знаю, повторила я и, повернувшись, посмотрела на парня, который по-прежнему сидел рядом со мной. Он был милым. Я бы позвала тебя домой выпить пива, и тогда ты смог бы познакомиться с ним и составить о нем представление. Но он сейчас в Лос-Анджелесе и вернется не раньше завтрашнего утра.
Парень молча размышлял над моими словами, задумчиво почесывая затылок. Из его волос при этом вырывалась целая буря песка.
Вот что, наконец сказал он. Я приеду сюда опять в следующие выходные, если погода будет хорошая.
Да? улыбнулась я.
Я тебя найду.
Хорошо.
Возьму с собой вторую доску. Чтобы ты могла покататься.
Тебе не обязательно меня подкупать.
Парень притворился обиженным:
Что значит «подкупать»?
Я и так познакомлю тебя с отцом в следующие выходные. Он любит новые лица.
Я не пытался тебя подкупить. Честное слово.