Когда-нибудь. А пока
Да, она слишком впечатлительная для медсестры. Она ощущает тревогу и волнуется за поступившего к ним человека, даже когда работает не в операционной, а в этом кабинете. Невозможно поверить, что когда-нибудь она будет воспринимать смерть как нечто обыкновенное
Наташа дорисовала к закрученным линиям на бумаге длинные стебельки. Получился букет, торчащий из кучи запутанных шлангов.
А может, это не шланги, а ш-ш-ш-ш ядовитые змеи?
Дверь едва слышно скрипнула, и в кабинет зашла Ольга. Чёрный локон выбился из её причёски и теперь торчит, как воронье перо.
Ты чего? спросила Ольга.
Да так Наташа вздохнула и сунула карандаш в подставку. Всё про парня того думаю. Молодой совсем. а вон оно как
Не бери в голову. Ольга подошла к столу и тронула её за плечо. Мы сделали всё, что было в наших силах, и ты это прекрасно знаешь.
Знаю.
Вот и хорошо. Ты медик и не должна принимать работу слишком близко к сердцу. Я тоже переживаю за пациентов, но стараюсь держать чувства под контролем. Иначе можно крышей поехать.
Я понимаю. Наташа кивнула.
Умница.
А что с ним всё-таки было в коридоре?
Похоже на припадок, но что-то тут не так.
Что именно?
Идём, я тебе покажу.
А объяснить на словах никак?
Ты должна это увидеть, я, собственно, для этого и зашла. Нужно поторопиться, иначе с минуты на минуту его увезут.
Кого?
Пациента, конечно. В смысле мёртвого пациента.
Ты в своем уме?
Пока ещё да, сказала Ольга и перешла на шёпот: Я понимаю, что выгляжу бессердечной дурой или какой-нибудь маньячкой но с ним там такое!
Идея разглядывать мертвеца Наташе не понравилась, но она всё же уступила и вышла из кабинета вслед за подругой.
Несмотря на то, что день в самом разгаре, в коридоре по-прежнему мрачно. Окна этой части корпуса выходят во двор, и разлапистые клёны перехватывают почти весь свет, идущий с улицы. Лампы в обоих концах коридора и люстра-шар за стеклом сестринского поста положения не спасают.
Здесь довольно тихо. Лишь радиоприёмник на столике дежурной медсестры приглушённо похрюкивает на сбитой волне.
Они прошли почти до конца коридора, и Ольга открыла дверь в соседнюю с реанимационным заломах коридора, и люстра-шар за стеклом сестринского поста, положения не спасают. комнату.
В комнате тоже мрачно. Накрытое простынёй тело лежит на каталке возле окна и на нем видны кривые тени с улицы. Красноватое пятно в том месте, где обозначилась голова.
Пахнет чем-то горьковатым с привкусом разогретого металла.
Ольга нажала выключатель, и в комнате стало светло.
Иди сюда, позвала она.
Наташа сделала несколько шагов.
В люминесцентных лампах еле слышное электрическое «ззззз».
Ольга подошла к трупу и осторожно стянула край простыни.
Глазницы парня по-прежнему прикрыты повязкой, только теперь она пропиталась кровью.
Видишь? прошептала Ольга.
Наташа коснулась края каталки.
Расшибленные губы парня сжаты, видны потёки крови. Из-под кожи выпирают толстые узловатые вены, которые по шее уходят вниз и, похоже, разветвляются по всему телу.
Странно
Два часа назад такого не было. Ольга опустила простыню ещё ниже.
На груди, животе и руках мертвеца из-под кожи проступила сетка из толстых и упругих кровеносных сосудов, отчего тело выглядит совсем жутко.
В тот раз с ним творилось нечто похожее, сказала Наташа.
Да. Но тогда он был живым, а сейчас Ольга взяла со столика пинцет и потрогала им вены трупа. Тело не должно так измениться после смерти.
Откуда ты знаешь, как оно должно измениться?
Это в любом учебнике по медицине написано. Ты ни разу, что ли, в морге не была?
Позади неожиданно открылась дверь, и в комнату заглянул профессор Комиловский, руководитель отделения реанимации. У Наташи дрогнули колени, совсем как у маленькой девочки, которую застукали со спичками. Хоть сквозь землю проваливайся
Вы зачем здесь? спросил он.
Ольга накинула простыню обратно.
Комиловский прошёл до столика с медицинскими инструментами и развернулся.
Вы видели, что с ним? спросила Ольга.
Видел. Конечно, видел. Комиловский извлёк из кармана исписанный бумажный квадратик и задумчиво покрутил его в руке.
Это какая-то инфекция? снова спросила Ольга.
Что? Профессор положил бумажный квадратик обратно в карман и поднял глаза. Нет-нет, никакой инфекции, всё гораздо проще Он пригладил пальцем бровь. Наркоманом наш пацанчик оказался, вот как! В квартире, откуда он выпрыгнул, нашли пакет с галлюциногенными грибами. Знаете такие?
Немного, ответила Наташа. В памяти всплыли обрывки из лекций в институте. Что-то про мексиканские кактусы, мухоморы и разные поганки. Шаманы древних индейцев жевали и курили их, чтобы изменить сознание и поговорить с духами.
Грибы рода псилоцибе. Комиловский отобрал у Ольги пинцет и положил его обратно на столик. Наркоманы называют их «волшебными». В этих грибах есть ряд психоактивных веществ, которые вызывают галлюцинации слышатся голоса, мерещится всякая дрянь, ну и так далее.
А вот это? Ольга указала на тело под простынёй. Такое может быть от каких-то грибов?
Я не знаю от чего это Комиловский потёр бровь. Похоже на избыточное кровяное давление. Сердце нагнало кровь в сосуды, а в венозной системе произошла блокировка. Точнее покажет вскрытие.
В дверь тихонько стукнули, и, не дожидаясь ответа, в комнату прошёл старенький санитар из отделения судебной экспертизы.
Я могу его забрать? спросил он, обращаясь к Комиловскому.
Профессор кивнул. Старичок развернул каталку с трупом в направлении двери, и Комиловский шагнул за ним.
А глаза?! неожиданно воскликнула Наташа.
Не понял. Комиловский остановился.
Что всё-таки у него с глазами?
Профессор посмотрел на Ольгу, потом перевёл взгляд на Наташу:
Привиделось ему что-то, наверное. Он выдрал их себе сам. Отвёрткой
4
Худой парень в тренировочных штанах и клетчатой рубашке взглянул на вечернее небо, покусал губы и посмотрел по сторонам. Уже стемнело. По всей улице в окнах горит свет, но его недостаточно, чтобы развеять мрак возле самих домов или хотя бы возле подъездов.
Малах отыскал взглядом контур пятиэтажки (облезлая панельная коробка, как она выглядит днём) и потихоньку двинулся по направлению к ней.
На улице никого, и это хорошо, подумал он. Самое главное нет полицейского патруля, который часто заглядывает сюда в поисках подозрительных личностей. Тем более что сам он как нельзя лучше подходит под эту категорию.
Из темноты кустов вынырнула большая мордастая собака, и Малах окаменел.
Не-е-ет заныл он.
Собака обнюхала колени. Малах вытянулся и прижал к груди полиэтиленовый пакет с сосисками.
Не-е-ет
Зверина с хрипом ткнулась мордой в кроссовки, залепляя шнурки тягучей слюной.
Уйди п-пожалуйста
Собака посмотрела на него мутным взглядом, фыркнула и побежала дальше. Её хозяйка сухая старушка в спортивном костюме неспешно направилась следом, похлопывая по ладони отстёгнутым поводком.
Гадина, проворчал Малах, провожая собаку взглядом. В следующий раз с собой ножик возьму
Он шагнул к подъезду. Снова посмотрел по сторонам и, привычным движением нажав кнопки кодового замка, открыл дверь.
Здесь светло. В паутине под лампочкой паук торопливо пеленает муху, и она жужжит из последних сил.
Малах поднялся на второй этаж, постучал в обитую дерматином дверь. Звонка тут нет, и, насколько он помнит, никогда не было.
Тишина.
Он постучал сильнее.
Кто? послышался хриплый голос. Малах узнал Индейца Джо, но отвечать не стал. Не положено, иначе Индеец не откроет. Через глазок и так видно, кто стоит перед дверью, а молчание это условный знак, что позади тебя не притаились полицейские.
Послышался щелчок задвижки, дверь открылась, и Малах прошмыгнул в прихожую.