К открытию театра в городе творился настоящий бум! Это событие было равнозначно тому, как если бы в город приехал сам Сталин. Билетов практически невозможно было достать. Пришлось Григорию подключить все свои старые дивизионные знакомства. Он сумел достать только два билета: для себя и Насти, но пожалел дочку отдал свой билет Наде. На открытие театра собирались как на свадьбу: Григорий сшил жене и дочери новые платья, даже прическу ради такого события Настя сделала в парикмахерской. Глядя на себя в зеркале, даже слегка взгрустнула, вспомнив свои молодые годы. Давно она не чувствовала себя настоящей королевой.
После первой же постановки Надя буквально заболела театром. Она, благодаря Григорию, не пропускала теперь ни одного спектакля, внимательно приглядываясь к каждому движению, к каждому жесту артисток, к манере говорить, старалась подражать им, старательно репетируя перед зеркалом. Она и в школьный драмкружок записалась, не пропуская ни одной репетиции, и как-то само собой получилось, что играла в нем все главные роли в спектаклях. А самое главное, как она считала научилась раскланиваться на выходе после спектакля¸ как настоящая артистка слегка склоняя голову с достоинством и даже немного надменно. Не то, что девчонки из кружка, кланяющиеся публике по-деревенски, чуть ли в пояс.
Мама, когда я вырасту, я обязательно стану артисткой. Как Любовь Орлова, призналась она как-то Насте о своих мечтах.
Эва, куда замахнулась! принялась отговаривать ее Настя. Куда уж нам-то да в калашный ряд. А я мечтаю, чтобы ты на врача выучилась, вот было бы хорошо-то, а доня?
Нет, мама, в медицинский я ни за что не пойду.
Почему? искренне удивилась Настя, что дочь с легкостью отвергает такую заманчивую перспективу.
Там, говорят, на первом же занятии всех в морг ведут.
Это еще зачем? опешила Настя.
Так учат. Органы человеческие показывают.
Страсти господни! Ну, может, тогда на учительницу выучишься? Тоже хорошая работа.
Надя и от этой профессии не была в восторге. Может, оно, и правда, неплохая работа, но только не для нее. В мечтах она видела себя только на сцене, а еще бы лучше в кино. С восьмого класса она, благодаря тете Лене, уже ходила в кружок пения и танцев при Доме Красной Армии, и отдавалась этим занятиям, пожалуй, с большим энтузиазмом, чем учебе. Настя не относилась к этому серьезно, думала, что все это юношеское увлечение, и с возрастом все пройдет. Успокаивала себя, вспоминая о чем сама только не мечтала в таком возрасте!
Первое серьезное Наташино выступление состоялось в 39 году, в Ташкенте, где она вместе со всем коллективом этого кружка выступала в V окружной олимпиаде Средне-Азиатского военного округа (САВО). К тому времени ей было всего 15 лет, и успех от такого «взрослого» выступления просто вскружил ей голову. «Я все равно буду артисткой! У меня все получится», твердо решила она, словно споря с мамой. Тогда за сольное пение Наташу наградили Грамотой, подписанной начальником политического управления САВО, бригадным комиссаром Семеновым. Это был успех не одной Наташи. В семье Шепелевых был самый настоящий праздник! Гордости Насти и Григория за дочь, за ее необычайные музыкальные способности не было предела! Грамоту показывали всем соседям, носили и на работу, чтобы похвалиться перед сослуживцами. Настя даже стала задумываться, а может быть, действительно это и есть Наташино призвание? А саму Грамоту в рамочке повесили на самое видное место в доме.
В 40-ом году Наташа окончила школу и по настоянию Насти все же поступила в Педагогический институт на географический факультет. Но в кружок песни и танца при Доме Красной Армии по вечерам так и продолжала ходить. Люба в том же году перешла в девятый, а Вова в третий класс. В тот год как-то все налетело разом: и радость и беда. Но, несмотря на горе от утраты Тамары Марковны, Настя не могла нарадоваться, когда старшая дочка стала студенткой:
Гриш, ты глянь, как времена поменялись! восхищалась Настя. -Разве при старом режиме мы могли мечтать, что наши дети будут учиться в институтах? Ну, закончили бы девчонки гимназию. Выдали бы их замуж, и сидели бы они дома, как клуши: муж, семья, дети, и ничего больше не увидели в этой жизни. А сейчас красота! Хочешь, учись на врача, хочешь на учителя. Нет, наверное, не зря умные люди эту революцию делали. Женщинам какую свободу дали!
Ну да, специально для баб исстарались! разозлился Григорий. А ты только и жди, как бы девки голову от этой свободы не потеряли. И полетят все твои врачи да учителки в тартары.
Ну что ты несешь-то? Они у нас девочки не глупые, небалованные. Бог даст, все будет хорошо.
Да уж, времена поменялись, так поменялись! усмехнулся Григорий. Помнишь, ты рассказывала, как твой Родион тебя «Апрельскими тезисами» отходил? А теперь их в школе как молитву учат.
Ну и к чему это ты меня Родионом укорил? обиделась Настя. К чему ты его вспомнил?
Эка вывернула! вытаращил глаза Григорий. Я тебе про времена, а ты знай про свое
III
В конце сорокового года у Шепелевых произошло нежданное событие, которое напрочь развеяло все их сомнения относительно поездки Насти на родину.
Поздним декабрьским вечером, скорее, уже ночью, когда дети спали, а Григорий с Настей в постели перед сном привычно обсуждали планы на завтра, в дверь кто-то тихо, словно крадучись, постучал.
Господи, кого это нелегкая в такое время принесла? Неужто и до нас добрались? перепугано ахнула Настя.
Жили не в пустыне, наслышаны были о ночных арестах. И хоть в Сталинабаде их, конечно же, было не столько как в Москве или Питере, но от этого страх не становился меньше.
Ну, чего ты всполошилась? Те не стали бы так стучаться. Колотили бы так, что весь дом на ноги подняли. Успокоил Настю Григорий, сам перепуганный не меньше жены, и пошел открывать дверь.
Я с тобой, накинула Настя халат.
За дверью стоял какой-то мужчина. В полумраке от слабой лампочки в коридорчике было не разобрать кто это. Одно немного успокоило он был одет в гражданскую одежду.
Барабашева Настасия тут проживает? Голос явно незнакомый.
Настя с Григорием невольно переглянулись. Она уже столько лет не слышала своей девичьей фамилии, что у нее чуть было не вырвалось: «А кто это?»
О Господи, так это же я буду, произнесла она в растерянности.
Я вам тут письмо от сестры принес. Просила передать с оказией. Мужчина полез в нагрудный карман.
От Нюси?! обрадовано ахнула Настя.
А ты сам-то кто будешь? недоверчиво спросил Григорий, немного успокаиваясь.
Тимофей Харитонов я. Сосед Барабашевых, значит. Насть, ай не признала?
Тимоха, никак ты? Да как признать-то? Сколько лет не видались, да и темно туточки. Ты давай, проходи-ка, погутарим, стол сейчас накрою. Радостно засуетилась Настя. А с чего это ты меня Барабашевой-то величаешь? Я с перепугу и позабыла, что это я Ты давай, проходи, проходи. Вот это гостюшку к нам занесло!
Да нет, я на минутку заскочил. В другой раз как-нибудь посидим.
Но на кухню все же прошел вслед за Настей. Только раздеваться не стал. Так и присел за стол в телогрейке. Стянул только шапку с головы и бросил на пол около табурета. Григорий после гостя выглянул на улицу, оглядел пустынный в ночное время двор, закрыл дверь и прошмыгнул в комнату.
Ох, постарел-то как! Невольно ахнула Настя. Белый уж весь!
Побелеешь от такой жизни, невесело ухмыльнулся Тимофей, Ты смотрю, тоже не помолодела. Письмо-то уж года три тебе везу, не меньше.
Это как же так?
Да ведь оно как вышло? В тридцать седьмом еще Нюся с Мотькой Хмелевым встренулись на улице. Ну, старое вспомнили, слово за слово и повздорили. Мотька и зачал ей угрожать. Дескать, погоди, ужо и до вас доберемся! Всех, мол, вражин пересажаем! Завтрева, значит, соседа твоего Тимоху за ж возьмем, а там и ваша очередь подойдет. На-ка, вот, держи письмо, Тимофей, наконец, достал мятый потрепанный конверт из каких-то своих тайников.