Часто говорят, что до 1400-го никто на Западе не знал греческого, однако это неправда. Правильнее будет сказать, что греческие тексты и учителя были мало востребованы, пока западные гуманисты вслед за Петраркой не заинтересовались бесценным наследием древности. Средства всегда были под рукой. За столетия в Италию приезжали сотни тысяч греков беженцы из завоеванных мусульманами Сирии и Сицилии, купцы, торговавшие в Венеции и Пизе, ремесленники, создававшие флорентийские мозаики. В Южной Италии было примерно две сотни монастырей, где служили на греческом. Греческие манускрипты имелись в библиотеке при неаполитанском дворе, а также, в еще большем количестве, в монастыре Сан-Никола ди Казоле подле Отранто, на «каблуке» Италии. Образованные монахи этого монастыря готовы были обучать греческому всех желающих. Один местный ученый писал, что они предлагают «еду, наставника и гостеприимство, не прося за то никакой платы»[114]. Джаноццо Манетти придумал собственный способ учиться с полным погружением: поселил у себя дома двух греков и велел, чтобы они разговаривали с ним исключительно на родном языке.
Греческий ученый и педагог Мануил Хрисолор (ок. 13501415)
Впрочем, для многих западных ученых греческий оставался тайной за семью печатями. Когда копиисты натыкались на греческое слово или фразу как часто бывало, например, в трудах Цицерона (в одних только его письмах 850 греческих слов и фраз)[115], они, ничтоже сумняшеся, писали «Graecum est non legitur» («По-гречески нечитаемо»). К своему великому огорчению, Петрарка не смог прочесть ни один из шестнадцати принадлежавших ему диалогов Платона, а также кодекс Гомера, подаренный ему в 1354 году византийским послом. «Увы, я глух к тебе, а ты для меня нем», написал он на этом манускрипте, в котором научился разбирать лишь прописные буквы[116].
Прекрасное владение греческим стало отличием многих ученых пятнадцатого века от их средневековых предшественников. Этим они практически целиком обязаны Студио Фьорентино и приглашению Мануила Хрисолора. «Пречистый древний свет» вновь воссиял с его прибытием 2 февраля 1397 года во Флоренцию, где он быстро собрал блистательных и ревностных учеников, в числе которых были Никколи, Поджо и Леонардо Бруни. Хотя Хрисолор преподавал в университете всего три года, следом за ним появились другие знатоки Гуарино да Верона, Джованни Ауриспа и Франческо Филельфо. Все они совершенствовали свой греческий в Константинополе, где также собирали греческие манускрипты. В 1423-м Ауриспа вернулся в Италию с двумястами тридцатью восемью рукописями, для покупки части которых ему пришлось продать одежду, «чего я не стыдился и о чем не пожалел», позже написал он. Благодаря этим педагогам Флоренция вскоре стала, по выражению Бруни, «новыми Афинами на Арно»[117].
Филельфо, в частности, ворвался во Флоренцию как вихрь. Этого блистательного тридцатиоднолетнего ученого, уроженца Толентино, в ста пятидесяти милях к юго-востоку от Флоренции, пригласили в Студио в 1429-м. Он прибыл с бородой, как у греков, и в сопровождении прекрасной и знатной жены-гречанки (все это, вместе с великолепным знанием греческого, он приобрел за семь лет в Константинополе). По словам Веспасиано, сыновья самых влиятельных флорентийских граждан стекались на лекции Филельфо о римлянах, таких как Цицерон и Ливий, и эллинах, таких как Фукидид и Ксенофонт. Менее официальные уроки Филельфо давал в своем доме на Виа деи Рамальянти, на южном берегу Арно. В этом доме хранилась и его библиотека бесценных манускриптов, привезенных во Флоренцию на шести вьючных мулах, за которых заплатил Никколи.
Пребывание Филельфо во Флоренции закончилось блеском стали и хлещущей кровью. При всей своей щедрости Никколи бывал завистлив и мелочен. Даже близкие друзья, такие как Поджо, жаловались на его «вздорный нрав», а Манетти писал, что Никколи «полагал себя вправе невозбранно и нисколько не сдерживаясь указывать другим на их недостатки»[118]. Никколи вскоре рассорился с Филельфо, возмутясь его непомерным самомнением («Меня превозносят до небес, бахвалился Филельфо, мое имя у всех на устах»)[119]. Как позже написал о Филельфо Веспасиано, «он обладал великим талантом, но совершенно не владел собой»[120]. Когда их отношения испортились, Филельфо начал распространять ядовитые диатрибы, обвиняя Никколи и Поджо в пьянстве, содомии и незнании греческого. Поджо в ответ выдал серию язвительных инвектив, в которых изображал Филельфо насильником, прелюбодеем и растлителем малолетних: он-де соблазнил собственную тещу и держит гарем мальчиков. «Ты вонючий козел, ярился Поджо, рогатое чудище, гнусный хулитель, отец лжи и творец хаоса». Он советовал Филельфо лучше нападать на тех, «кто блудит с твоей женой»[121]
Примечания
1
См.: Black Robert. Literacy in Florence, 1427 // Florence and Beyond: Culture, Society and Politics in Renaissance Italy: Essays in Honor of John M. Najemy / Ed. David S. Peterson, Daniel E. Bornstein. Toronto: Center for Renaissance and Reformation Studies, 2008. P. 195210; Idem. Education and Society in Florentine Tuscany: Teachers, Pupils and Schools, c. 12501500. Leiden: Brill, 2007. Vol. 1. P. 142. О грамотности в остальной Европе: Allen R. C. Progress and Poverty in Early Modern Europe // Economic History Review. Vol. 56 (2003). P. 415.
2
Najemy John N. A History of Florence, 12501575. Oxford: Blackwell, 2008. P. 4546. О востребованности книг на народном языке см.: Witt Ronald. What Did Giovannino Read and Write? Literacy in Early Renaissance Florence // I Tatti Studies in the Italian Renaissance. Vol. 6 (1995). P. 8384; этой публикации я также обязан сведениями о школах и грамотности.
3
Джованни Морелли цит. по: Witt. What Did Giovannino Read and Write? P. 105.
4
Флорин золотая монета весом 3,536 г, которую начали чеканить во Флоренции в 1252 г. Серебряной флорентийской монетой было сольдо, которое постоянно дешевело по отношению к флорину. В начале пятнадцатого века флорин стоил семьдесят пять сольдо, к 1500-му сто сорок. У Милана, Венеции и Рима была своя золотая монета, дукат, того же веса и достоинства, что флорин. Здесь и далее примечания автора, если не указано иное.
5
Leader Anne. The Tomb of a Bookseller in Early Renaissance Florence. Я признателен доктору Энн Лидер за то, что она поделилась со мной черновиком статьи до публикации, и за сведения об арендаторах Бадии. Информацию о Бадии и улице Книготорговцев я почерпнул и в другой работе доктора Лидер: Leader Anne. The Badia of Florence: Art and Observance in a Renaissance Monastery. Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press, 2012. (Особенно c. 27.)
6
Документы, увы, опровергают миф, впервые изложенный в путеводителе 1928 г., будто лавка Веспасиано находилась по нынешнему адресу: Виа дель Проконсоло, 14, в очаровательном здании с аркой, облицованной пьетра-серена и увенчанной изображением открытой книги. На самом деле этот дом, соседний с тем, где находилась лавка Веспасиано, много позже занимало издательство «Джунти».
7
За эту подробность я признателен Энн Лидер (личное электронное письмо от 5 февраля 2019).
8
Цит. по: De la Mare A. C. New Research on Humanistic Scribes in Florence // Miniatura fiorentina del Rinascimento, 14401525: Un primo censimento. 2 vols. / Ed. Annarosa Garzelli. Florence: Giunta regionale toscana, 1985. Vol. 1. P. 403.
9
Самый полный источник сведений о жизни Веспасиано, из которого я почерпнул информацию, приведенную в следующих абзацах, это: Vespasiano da Bisticci e il suo Epistolario / Ed. Giuseppe M. Cagni. Rome: Edizioni di Storia e Letteratura, 1969. P. 1146. Свидетельства о годе рождения Веспасиано см. на c. 13.