Старатели и говорят:
Это дело в наших руках. Завтра пробьем дудку сперва на месте костерка, а потом под сосной испробуем. Тогда и увидим, пустяшный твой разговор или всамделе что на пользу есть.
С этим и спать легли. Федюнька тоже калачиком свернулся, а сам думает:
«Над чем это филин хохотал?»
Хотел у дедка Ефима спросить, да он уже похрапывать принялся.
Проснулся Федюнька на другой день поздненько и видит на вчерашнем огневище большая дудка вырыта, а старатели стоят у четырех больших сосен и все говорят одно:
На этом самом месте в землю ушла.
Федюнька закричал:
Что вы! Что вы, дяденьки! Забыли, видно! Вовсе Поскакушка под этой вот сосной остановилась Тут и ножкой притопнула.
На старателей тут сомненье пришло.
Пятый пробудился пятое место говорит. Был бы десятый десятое бы указал. Пустое, видать, дело. Бросить надо.
Все ж таки на всех местах испытали, а удачи не вышло. Дедко Ефим и говорит Федюньке:
Обманное, видно, твое счастье.
Федюньке это нелюбо показалось. Он и говорит:
Это, дедо, филин помешал. Он наше счастье обухал да обхохотал.
Дед Ефим свое говорит:
Филин тут не причина.
А вот и причина!
Нет, не причина!
А вот и причина!
Спорят так-то во́все без толку, а другие старатели над ними да и над собой смеются:
Старый да малый, оба не знают, а мы, дураки, их слушаем да дни теряем.
С той вот поры старика и прозвали Ефим Золотая редька, а Федюньку Тюнькой Поскакушкой.
Ребятишки заводские узнали, проходу не дают. Как увидят на улице, так и заведут:
Тюнька Поскакушка! Тюнька Поскакушка! Про девчонку скажи! Скажи про девчонку!
Старику от прозвища какая беда? Хоть горшком назови, только в печку не ставь. Ну, а Федюньке по малолетству обидно показалось. Он и дрался, и ругался, и ревел не раз, а ребятишки пуще того дразнят. Хоть домой с прииска не ходи. Тут еще перемена жизни у Федюньки вышла. Отец-то у него на второй женился. Мачеха попалась, прямо сказать, медведица. Федюньку и вовсе от дома отшибло.
Дедко Ефим тоже не часто домой с прииска бегал. Намается за неделю, ему и неохота идти, старые ноги колотить. Да и не к кому было. Один жил.
Вот у них и повелось. Как суббота, старатели домой, а дедко Ефим с Федюнькой на прииске останутся.
Что делать-то? Разговаривают о том, о другом. Дедко Ефим рассказывал побывальщины разные, учил Федюньку, по каким логам золото искать и протча тако. Случалось, и про Поскакушку вспомнят. И все у них гладко да дружно. В одном сговориться не могут. Федюнька говорит, что филин всей неудаче причина, а дедко Ефим говорит вовсе не причина.
Раз так-то заспорили. Дело еще на свету было, при солнышке. У балагана все-таки огонек был от комаров курево. Огонь чуть видно, а дыму много. Глядят в дыму-то появилась махонькая девчонка. Точь-в-точь такая же, как тот раз, только сарафанчик потемнее и платок тоже. Поглядела веселыми глазками, зубенками блеснула, платочком махнула, ножкой притопнула и давай плясать.
Сперва круги маленькие давала, потом больше да больше, и сама подрастать стала. Балаган на пути пришелся, только это ей не помеха. Идет, будто балагана и нет. Кружилась-кружилась, а как ростом с Федюньку стала, так и остановилась у большой сосны. Усмехнулась, ножкой притопнула, платочком махнула, как свистнула:
Фи-т-ть! й-ю-ю-у
И сейчас же филин заухал, захохотал. Дедко Ефим подивился:
Откуда филину быть, коли солнышко еще не закатилось?
Видишь вот! Опять филин наше счастье спугнул. Поскакушка-то, может, от этого филина и убежала.
А ты разве видел Поскакушку?
А ты разве не видел?
Начали они тут друг дружку расспрашивать, кто что видел. Все сошлось, только место, где девчонка в землю ушла, у разных сосен указывают.
Как до этого договорились, так дедко Ефим и вздохнул:
О-хо-хо! Видно, нет ничего. Одна это наша думка.
Только сказал, а из-под дерна по балагану дым повалил. Кинулись, а там жердник под дерном затлел. По счастью, вода близко была. Живо залили. Все в сохранности осталось. Одне дедовы рукавицы обгорели. Схватил Федюнька рукавицы и видит дырки на них, как следочки от маленьких ног. Показал это чудо дедке Ефиму и спрашивает:
Это, по-твоему, тоже думка?
Ну, Ефиму податься некуда, сознался:
Правда твоя, Тюньша. Знак верный Поскакушка была. Придется, видно, завтра опять ямы бить счастье пытать.
В воскресенье и занялись этим с утра. Три ямы вырыли ничего не нашли. Дедко Ефим жаловаться стал:
Наше-то счастье людям смех.
Федюнька опять вину на филина кладет:
Это он, пучеглазик, наше счастье обухал да обхохотал! Вот бы его палкой!
В понедельник старатели прибежали из заводу. Видят свежие ямы у самого балагана. Сразу догадались, в чем дело. Смеются над стариком-то:
Редька редьку искал
Потом увидели, что в балагане пожар начинался, давай их ругать обоих. Федюнькин отец зверем на парнишку накинулся, чуть не поколотил, да дедко Ефим застоял:
Постыдился бы мальчонку строжить! Без того он у тебя боится домой ходить. Задразнили да загрызли парнишка. Да и какая его вина? Я, поди-ко, оставался, с меня и спрашивай, коли у тебя урон какой случился. Золу, видно, из трубки высыпал с огоньком вот и загорелось. Моя оплошка мой и ответ.
Отчитал так-то Федюнькиного отца, потом и говорит парнишку, как никого из больших близко не было:
Эх, Тюньша, Тюньша! Смеется над нами Поскакушка. Другой раз случится увидеть, так ей в глаза надо плюнуть. Пускай людей с пути не сбивает да на смех не ставит!
Федюнька свое заладил:
Дедо, она не со зла. Филин ей вредит.
Твое дело, говорит Ефим, а только я больше ямы бить не стану. Побаловался и хватит. Немолодые мои годы за Поскакушкой скакать.
Ну, разворчался старик, а Федюньке все Поскакушки жаль.
Ты, дедо, не сердись на нее! Вон она какая веселая да хорошая. Счастье бы нам открыла, кабы не филин.
Про филина дедко Ефим промолчал, а на Поскакушку все ворчит:
То-то она счастье тебе открыла! Хоть домой не ходи!
Сколько ни ворчит дедко Ефим, а Федюнька свое:
А как она, дедо, ловко пляшет!
Пляшет-то ловко, да нам от этого не жарко не холодно, и глядеть неохота.
А я бы хоть сейчас поглядел! вздохнул Федюнька. Потом и спрашивает: А ты, дедо, отворотишься? И поглядеть тебе не любо?
Как не любо? проговорился дедко, да спохватился и давай опять строжить Федюньку: Ох, и упорный ты парнишко! Ох, и упорный! Что в головенку попало, то и засело! Будешь вот, что мое же дело, всю жизнь мыкаться, за счастьем гоняться, а его, может, вовсе и нету.
Как нету, коли я своими глазами видел.
Ну, как знаешь, а я тебе не попутчик! Набегался. Ноги заболели.
Поспорили, а дружбу вести не перестали. Дедко Ефим по работе сноровлял Федюньке, показывал, а в свободный час о всяких случаях рассказывал. Учил, значит, как жить-то надо. И самые веселые у них те дни были, как они вдвоем на прииске оставались.
Зима загнала старателей по домам. Рассовал их приказчик до весны по работам, куда пришлось, а Федюнька по малолетству дома остался. Только ему дома-то несладко. Тут еще новая беда пришла: отца на заводе покалечило. В больничную казарму его унесли. Ни жив ни мертв лежит. Мачеха и вовсе медведицей стала, загрызла Федюньку. Терпел он, терпел, да и говорит:
Пойду, нето, я к дедку Ефиму жить.
А мачехе что?
Провались ты, кричит, хоть к Поскакушке своей.
Надел тут Федюня пимишки, шубейку-ветродуйку покромкой покрепче затянул. Хотел отцовскую шапку надеть, да мачеха не дала. Натянул тогда свою, из которой давно вырос, и пошел.
На улице первым делом парнишки налетели, дразниться стали:
Тюнька Поскакушка! Тюнька Поскакушка! Скажи про девчонку!
Федюня, знай, идет своей дорогой. Только и сказал:
Эх вы! Несмышленыши!
Ребятам что-то стыдно стало. Они уж вовсе по-доброму спрашивают:
Ты куда это?
К дедку Ефиму.
К Золотой редьке?
Кому Редька мне дедко.
Далеко ведь! Еще заблудишься.