Видя расписную колонну по дороге в Лилль, иностранцы часто останавливались и делали снимки. Гоготали и подстрекали друг друга на роспись остальных опор. Их быстро вычисляла полиция тут же на трассу плавно приземлялся тёмно-синий патрульно-поисковый дюфф и увозил всю компанию в город. Я провожал взглядом незадачливых гостей, которые, опустив головы, по одному заходили в квадратную машину с мигалками. Далее на подступах к городу дюфф проходил контрольно-пропускной пункт, получал цифровое разрешение на въезд и исчезал в густом белёсом тумане, висевшем над речными каналами. Наблюдая за происходящим, Фредерик обычно дёргал меня за рукав и приговаривал: «Я знаменит! Я буду великим художником!»
Задумавшись, я чуть не выпустил змея. Отец, стоя за моей спиной, размотал катушку и дёрнул, отвлекая от размышлений.
Марк! Не выпускай верёвку! Тяни к себе! кричал он.
Змей вырывается! негодовал я и тут же, стиснув зубы, тянул верёвку к себе.
А как ты хотел? хохотал он, и я видел его невысокую фигуру, застывшую у буковой рощи. Отпустишь вожжи и больше не сможешь их схватить! Тогда твоя колесница укатит без тебя! Так и во взрослой жизни. Учись управлять ею!
Но это всего лишь змей! заныл я, пытаясь справиться с ветром.
Так начинай с него! отец ещё отмотал верёвку и я чуть не споткнулся, когда моё бумажное испытание резко взмыло к безоблачному небу. И всегда гляди под ноги! В небо смотрят все, кому не лень, а потом кубарем летят по склону!
Спокуха, пап! отмахнулся я. В двенадцать лет мир для меня казался крошечным, как скорлупа ореха. Всё под контролем!
С этими словами я благополучно подворачиваю ногу и падаю в густую высокую траву. Всплеснув руками, отец бежит ко мне и на его лице тут же отражается облегчение: сын живой и кости целы! Начинает сматывать верёвку и змей кружит над моей головой как чайка. Расправив плечи, отец утирает пот со лба. Его умные серые глаза в окружении морщин светятся добротой. Кепка сдвинута на затылок, а высокий ворот рубашки расстёгнут. Некогда ярко-рыжие волосы сбриты, но на макушке остался хвост с медными колечками фирменная причёска всех де Вернов до четвёртого поколения. Мне же по санитарным правилам оставляли всего полдюйма волос, как и другим воспитанникам центральной школы Вильнёва-дАска. Именно там нас готовили к Les Montgolfiades знаменитому фестивалю воздухоплавания, после чего мы должны уже определяться с будущей профессией
Один раз удача улыбнётся тебе, отец убрал выбившийся хвост под кепку, звякнув кольцами, на второй раз призадумается, а на третий пошлёт тебя в чёрту. Тебе повезло родиться в удачное время, но это не значит, что нужно транжирить везение налево и направо.
Каков человек, таков и спрос! я цитирую одну из его любимых фраз.
С мальца спрос невелик, он рывком поднимает меня на ноги и отдаёт катушку. Давай, начинай.
И что мне делать?
Управляй им. Учись чувствовать ветер: его направление, подъёмную и движущую силу, скорость и сопротивление. Высший пилотаж, когда твой змей выполняет трюки! И здесь нет подсказок! Пора взрослеть, Марк.
Я не хочу связывать свою жизнь с небом! выпалил я. Провалюсь на первом же экзамене! Даже у Фредерика больше способностей, чем у меня! В лучшем случае стану диспетчером или стюардом.
В роду де Вернов такие олухи ещё не рождались, отец прищурил глаза и хлопнул меня по плечу. Хватит ныть, принимайся за дело! Если тебя вытурят из школы, то пойдёшь на фабрику заклёпщиком деталей для самолётов, а не вольной птицей!
А если я не справлюсь? я чувствовал, как саднят расцарапанные коленки. Что ты тогда сделаешь?
Ничего, отец хитро улыбается, и я вижу, как коварство буквально плещется в его прищуренных глазах. Но советую тебе не испытывать моё терпение. Конечно, ты можешь стать техником, но без лётной практики грош тебе цена! Так что, вперёд! Воздушный змей подчиняется таким же законам природы, как и самолёт. Ищи закономерности. Наблюдай. Не дёргай верёвку, а следуй за ветром. Вперёд!
Я сжал катушку в кулаке. Отец думает, что лётная карьера это то, что способно отвратить меня от драк и разбитых витрин! Но я не знал, как иначе выплеснуть свой гнев, который душил меня день ото дня.
Я злился на мать.
Она бросила отца и ушла к разбогатевшему на продаже античных статуй, тканей и украшений Бертольду Ринальди. Я навсегда запомнил его внешность: широкий лоб, светло-серые, почти прозрачные, колючие глаза, крупный длинный нос, тонкие губы и тяжёлый подбородок с впадиной. Пышные светлые и всегда уложенные волосы. Очень высокий, статный, одетый в неизменный чёрный костюм без воротника и с узкими рукавами.
Мать поселилась с ним в особняке недалеко от Марк-ан-Барёля, и в первое время звала меня в гости. Я нехотя приходил, испытывая странную неловкость при виде золочёных крылатых статуй в холле, расписных стен, стилизованных под средневековые фрески и вышколенной прислуги, готовой исполнить любое желание. Видел матово-белые электронные двери, веер из огромных павлиньих перьев на подставке в гостиной и холодный пол, застеленный узорчатыми коврами. На настенных полках стояли расписные тарелки, которые мать делала из глины, уйдя с головой в керамику.
Ко мне тут же спешила Магда одна из служанок в безукоризненном сером платье и в перчатках. Я отдавал ей свою изорванную пыльную кепку, которую она быстро приводила в порядок. Ставил свою стоптанную обувь на полку рядом с роскошными туфлями матери из тюленьей кожи. Брал предложенный Магдой стакан лимонада и капсулу с микро-пирожными. Любой мальчишка на моём месте был бы в восторге от сладостей, но я, привыкший к пище простых работяг, оставлял лакомства нетронутыми.
Мы с матерью выходили на террасу, с которой открывался вид на белоснежную церковь Святого Викентия, стоявшую в нашем городе ещё с шестнадцатого века. Садились на лёгкие ротанговые кресла и некоторое время молчали, не зная, о чём поговорить. Вдалеке в клубах пыли и смога таяли высотки из модифицированного камня с мерцающей подсветкой. Над ними кружило вороньё, привлекаемое загородными свалками на месте вырубленного леса. Рядом только начали строиться компрессионные заводы по переработке мусора. Я поёжился, подумав о том, что каждый день мать видела картину упадка и борьбы за выживание.
Как отец? наконец спрашивала она, стараясь придать своему дрожащему голосу безразличный тон. Тёмно-русые волосы кольцами спускались к плечам, обрамляя всегда задумчивое лицо с полными губами и острым подбородком. На шее поблёскивала простая золотая цепочка.
В порядке. Ему некогда скучать по тебе, небрежно бросал я, ощущая внутри растущее чувство неловкости. Светлые, почти невесомые, шторы колыхались между тонкими ажурными колоннами, вселяя смутную тревогу. Пасмурное небо заметно темнело над высотками, обещая грозу.
Главное, что он здоров, на глазах матери неизменно наворачивались слёзы. И он будет счастливым. Обязательно будет.
В этом уже нет твоей заслуги, ворчал я, подавляя желание развернуться и уйти. Вот-вот должен прийти Ринальди, и мне не хотелось встретиться с этим напыщенным индюком в безукоризненном костюме.
Когда-нибудь ты поймёшь меня, Марк, мать судорожно вздохнула, и обхватила себя за хрупкие плечи, на которые был наброшен цветастый шёлковый халат поверх лёгкого длинного платья. Вдалеке загрохотал гром, и резкий порыв ветра бросил в лицо клубы пыли. На мгновение я зажмурился.
Отец работает за двоих, лишь бы не думать о тебе, выпалил я и утёрся краем рукава. А когда заканчивается смена, то он накачивается дешёвым пойлом, чтобы скорее забыться сном. Но даже во сне порой бормочет твоё имя! И всё ради чего? Чтобы ты стала игрушкой в руках этого ублюдка?