Но однажды, апрельским утром 1959 года, я услышала, как мать четверых детей, попивая кофе еще с четырьмя мамами в пригородном районе в пятнадцати километрах от Нью-Йорка, тоном тихого отчаяния произнесла «эта проблема». Все тут же поняли, что она говорила не о проблеме с мужем, детьми или домом. И до нее вдруг дошло, что это общая проблема, проблема, которой нет названия. Женщины робко и нерешительно стали ее обсуждать.
Постепенно я пришла к мысли, что проблема без названия волнует бесчисленное множество женщин по всей Америке. Как сотрудник журнала, я часто беседовала с ними, задавая вопросы о проблемах с детьми, с браком, с домом и соседями. Скоро я стала подмечать красноречивые признаки этой проблемы и в пригородных фермерских домах, и в домах в несколько этажей в Лонг-Айленде, в Нью-Джерси и в округе Уэстчестер, в домах в колониальном стиле в одном городишке штата Массачусетс, во внутренних двориках Мемфиса в штате Теннесси, в квартирах как городских, так и загородных, в гостиных на Среднем Западе. Порой я ощущала эту проблему не как журналист, а как домохозяйка, ведь я и сама воспитывала троих детей, проживая в округе Рокленд штата Нью-Йорк. Я замечала отголоски этой проблемы в студенческих общежитиях и родильных палатах на двоих, на школьных родительских собраниях и званых обедах Лиги женщин-избирателей, во время фуршетов в загородных домах, в микроавтобусах в ожидании прибытия поезда, в обрывках разговоров, нечаянно подслушанных в ресторанчиках. В дневной тиши, когда дети были в школе, или тихими вечерами, когда мужья задерживались на работе допоздна, женщины пытались подыскать нужные слова, и думаю, сначала я поняла их как женщина, и лишь намного позже я осознала всю социальную и психологическую подоплеку.
Что же это за проблема такая, которой нет названия? Какими словами женщины пытались ее описать? Порой одна из них говорила: «Я чувствую какую-то пустоту незавершенность». Или так: «Мне кажется, что меня нет». Порой женщины давили это чувство седативными препаратами. Порой думали, что проблема на самом деле с мужем или с детьми или просто нужно сделать косметический ремонт, или переехать в квартал получше, или завести интрижку, а может, еще одного ребенка. Порой женщина шла к врачу, а симптомов и объяснить толком не могла: «Чувство усталости Я так злюсь на детей, что становится страшно Не пойму, почему все время хочется плакать». (Один врач из Кливленда окрестил это «синдромом домохозяйки».) Уйма женщин признавались мне, что их кисти и руки покрывались кровоточащими потертостями. «Я называю это ожог домохозяйки, поделился семейный врач из Пенсильвании. Очень часто встречается в последнее время у молодых женщин с четырьмя, пятью или шестью детьми, которые сами себя зарыли под горой посуды в раковине. Но причина не в моющем средстве, и кортизол тут не помогает».
Порой женщины признавались мне, что чувство бывает столь невыносимо, что они убегают из дома и бесцельно бродят по улицам. Или остаются дома и плачут. Или дети рассказывают какую-то шутку, а они не смеются, потому что просто не слышат. Я общалась с женщинами, которые много лет провели на кушетке психотерапевта, работая над «принятием женской роли», снимая блоки, для того чтобы «реализоваться как жена и мать». Но нотка отчаяния в их голосах, их взгляды были схожи с тоном и взглядами тех женщин, которые утверждали, что, несмотря на странное чувство отчаяния, проблем у них нет.
Одна мать четверых детей, которая в девятнадцать ради замужества бросила колледж, сказала:
Я испробовала все, что полагается: заводила разные хобби, сажала цветы, солила и мариновала, консервировала, дружила с соседями, вступала во всевозможные комитеты и готовила чай на родительских собраниях. Я все это умею, и мне нравится, но внутри пустота и непонятно, кто ты на самом деле. У меня никогда не было желания строить карьеру. Я хотела выйти замуж и родить четверых. Я люблю детей, люблю Боба и люблю свой дом. Я не могу объяснить, какая у меня проблема, не могу подобрать слова. Но я на грани. Такое чувство, что у меня нет личности. Я подаватель еды, надеватель штанов и заправлятель кроватей, служанка, которую вызывают по необходимости. Так кто я?
Одна двадцатитрехлетняя мамочка в голубых джинсах призналась:
Я задаюсь вопросом, почему я так недовольна. У меня здоровенькие, крепенькие детки, милый новый дом, денег в достатке. У мужа, он инженер-электронщик, хорошие перспективы. У него таких проблем нет. Он говорит, что мне, наверное, нужен отпуск, предлагает рвануть в Нью-Йорк на выходные. Но дело не в этом. У меня всегда был этот бзик, что все следует делать вместе. Я не могу просто сидеть одна и читать книжку. Если дети спят, а у меня выдается часок на себя, я слоняюсь по дому и жду, когда они проснутся. И шагу не ступлю, пока не удостоверюсь, что знаю, куда все идут. Словно с детских лет всегда было что-то, что структурировало твою жизнь: родители, колледж, влюбленность, рождение ребенка или переезд в новый дом. Но однажды ты просыпаешься, а предвкушать больше нечего.
Одна молодая женщина из квартала в Лонг-Айленде поделилась:
Я очень много сплю. Не знаю, с чего мне так уставать. Этот дом убирать намного легче той квартирки без горячей воды, в которой мы жили, пока я работала. Дети весь день в школе. И дело не в работе. Просто я не чувствую себя живой.
В 1960 году проблема, которой нет названия, вскрылась словно нарыв через образ вечно счастливой американской домохозяйки. В телевизионной рекламе еще лучезарно улыбались хорошенькие домохозяйки, склонившись над пузырящимися тазиками с посудой, а основная статья в Time под названием «Домохозяйка из пригорода: американский феномен» торжественно заявляла: «Все просто прекрасно как тут поверить, что они несчастны». И вдруг реальное несчастье американских домохозяек полилось отовсюду, начиная с New York Times и Newsweek и заканчивая Good Housekeeping и телекомпанией Си-би-эс («Ловушка для домохозяйки»), хотя почти все, кто поднимал этот вопрос, старались найти внешние причины и от вопроса отмахнуться. Проблему приписывали неквалифицированным мастерам по ремонту электроприборов (New York Times), или на счет расстояний до школ в пригородах (Time), или обвиняли большое количество родительских комитетов (Redbook). Кто-то говорил, что проблема не нова, все дело в образовании: все больше и больше женщин получали образование, что естественным образом делает их несчастными в роли домохозяек. «Дорога от Фрейда до Фригидера, от Софокла до Спока оказалась ухабистой, написали в New York Times (28 июня 1960 года). Многие молодые женщины хотя, конечно, не все, чье образование позволило нырнуть в мир идей, задыхаются в собственном доме. Они считают, что их упорядоченная жизнь идет вразрез с тем, чему их учили. Словно затворницы, они чувствуют одиночество».
Образованной домохозяйке сочувствовали. (Как шизофреничке о двух головах. Когда-то она писала статью по кладбищенской поэзии, а теперь пишет записки молочнику. Когда-то она определяла точку кипения серной кислоты, а теперь прекрасно определяет, когда закипит сама, если мастер задержится Крики и слезы вот что остается у домохозяйки. И, похоже, никто не ценит, и меньше всего она сама, то, кем она стала в процессе превращения из поэтессы в мегеру.)
Специалисты по домоводству предложили более реалистичную концепцию подготовки домохозяек: университетские семинары по бытовой технике. Педагоги колледжей, чтобы помочь женщинам адаптироваться к семейной жизни, предложили создать больше групп для обсуждения правил домашнего хозяйства и организации семейного очага. Массовые журналы выпускали статью за статьей типа «Пятьдесят восемь способов превратить ваш брак в сказку». И месяц не проходил, чтобы какой-нибудь психиатр или сексолог не предложил в новой книге рекомендации, как получить еще больше удовольствия в сексе.