А может, проблема без названия как-то связана с домашней рутиной домохозяйки? Ведь когда женщина пытается облечь эту проблему в слова, то часто описывает лишь свои будни. Что же в банальном перечне бытовых мелочей может вызвать такое чувство отчаяния? Неужели она загнана в угол теми чудовищными требованиями, что возложены на современную домохозяйку: быть женой, любовницей, матерью, нянькой, закупщиком, поваром, шофером, а еще специалистом по оформлению интерьера, по уходу за ребенком, по ремонту бытовой техники, по реставрации мебели, экспертом в области питания и образования? Весь ее день дробится на мелкие части: она бежит от посудомойки к стиралке, потом к телефону, к сушке, к своей машине, в магазин, отвозит Джонни на бейсбол, а Дженни на танцы, забирает из починки газонокосилку и в 18:45 встречает мужа. Крайне редко она тратит на одно занятие больше пятнадцати минут, ей некогда читать книги, только газеты, и, даже если выпадает минутка, проблема сосредоточиться. К концу дня она так измотана, что мужу иногда приходится встать в строй и укладывать детей.
В пятидесятых годах жуткая усталость вынудила так много женщин обратиться к врачам, что один из них решил провести исследование. К своему удивлению, он обнаружил, что его пациентки, страдающие от «выгорания домохозяйки», спали больше, чем требуется взрослому человеку около десяти часов в день, и на самом деле не тратили на домашнее хозяйство все свои силы. Он решил, что настоящую проблему нужно искать в другом месте: может, дело в скуке? Некоторые врачи советовали пациенткам уходить из дома на целый день, например, подарить себе поход в кинотеатр. Другие выписывали седативные препараты. Причем многие домохозяйки глотали седативные как леденцы от кашля. «Просыпаешься утром и понимаешь, что никакого смысла проживать этот день нет. Поэтому пьешь препарат, он хотя бы помогает выкинуть из головы мысль, что все бесполезно».
Несложно заметить, что именно ставит домохозяйку в эти рамки: ее время постоянно кому-то требуется. Но сами оковы, что ее держат, они в голове, в душе. Эти оковы сформировались из-за ошибочных представлений и неверно понятых фактов, из-за неполной правды и выбора, не имеющего отношение к реальной жизни. Их не так просто разглядеть и не так просто сбросить.
Как может женщина увидеть правду во всей ее полноте, если она ограничена собственной жизнью? Как может она поверить внутреннему голосу, когда он отрицает устоявшиеся, общепринятые истины, согласно которым она жила и живет? И все же те мои собеседницы, кто в конце концов прислушивается к своему внутреннему голосу, похоже, каким-то неимоверным образом пробираются к истине, что не дается экспертам.
Мне кажется, что частички этой истины долгое время лежали под микроскопом у самых разных экспертов, просто те этого не осознавали. Я обнаружила их в современных практических работах и теоретических изысканиях в области физиологии, социологии и биологии, но их последствия для женщин, видимо, никогда не изучались. Я обнаружила кучу зацепок, общаясь в пригородах с врачами, гинекологами, акушерками, психопедиатрами, педиатрами, психологами старшей школы, профессорами колледжей, консультантами по семейно-брачным отношениям, психиатрами и священниками расспрашивая их не по поводу теории, а по поводу накопленного опыта лечения американских женщин. Я осознала, что растет доказательная база, состоящая из фактов, о которых в большинстве своем не сообщалось публично, поскольку они не соответствуют нынешним представлениям о женщинах. Эти факты ставят под сомнение те стандарты женской нормальности, женской адаптации, женской самореализации и женской зрелости, согласно которым все еще пытается жить большинство.
В необычном, новом свете я взглянула на возвращение американцев к ранним бракам и большим семьям, что вызывают демографический взрыв, на недавний переход к естественным родам и грудному вскармливанию, на пригородный традиционализм и на те новые неврозы, патологии личности и сексуальные проблемы, о которых постоянно сообщают врачи. Мне стали видны новые грани старых проблем, которые долгое время воспринимались женщинами как должное: проблемы с менструальным циклом, фригидность, беспорядочные половые связи, связанные с беременностью страхи, послеродовая депрессия, высокая частота эмоциональных срывов и самоубийств среди двадцати- и тридцатилетних женщин, кризисы менопаузы, так называемая пассивность и незрелость американских мужчин, различия между интеллектуальными способностями женщин в детстве и их достижениями во взрослом возрасте, изменение частоты оргазма у взрослых американок и вечные проблемы женской психотерапии и образования.
Если я права, то проблема, которой нет названия и которая волнует многих современных американок, заключается не в потере женственности, не в чрезмерном образовании и не в требованиях, что накладывает семья и быт. Она гораздо важнее, чем вы можете представить. В ней разгадка других старых и новых проблем, что годами мучили женщин, их мужей и детей, ставили в тупик врачей и педагогов. Возможно, это ключ к нашему будущему как нации и культуры. Мы не можем и дальше игнорировать голос, который твердит женщине: «Я хочу чего-то большего, чем муж, дети и дом».
Глава 2
Наша героиня счастливая домохозяйка
Как вышло, что так много американских домохозяек так долго страдали от этого мучительного недовольства, которому нет названия, и при этом каждая думала, что она такая одна? «У меня навернулись слезы от облегчения, что подобные переживания испытывают и другие женщины», написала мне одна молодая мать из Коннектикута, когда я только начинала говорить об этой проблеме[6]. Другая женщина из города в Огайо написала: «Ситуации, когда я чувствовала, что единственный выход пойти к психиатру, когда меня переполняли гнев, горечь и безысходность, случались так часто, что всех и не упомнить, а я и понятия не имела, что сотни других женщин чувствуют то же самое. Мне казалось, я такая одна. Совсем одна». Домохозяйка из Хьюстона, штат Техас, написала: «Я оказалась наедине со своей проблемой, что усугубило ее. Я благодарю Бога за семью, дом и возможность заботиться о них, но моя жизнь этим не ограничивается. У меня открылись глаза, что это не просто мои бзики и можно перестать стыдиться, что хочется чего-то большего».
Мучительное виноватое молчание и огромное облегчение, когда открыто проявляешь какое-то чувство, известные психологические признаки. Какую потребность, какую частичку себя может подавлять такое количество женщин? В наш постфрейдистский век подозрение сразу падает на секс. Но это необычное волнение, похоже, с сексом не связано; женщинам о нем на самом деле говорить гораздо труднее, чем о сексе. Может ли быть иная потребность, иная частичка себя, которую они зарыли так же глубоко, как викторианские женщины зарыли секс?
Если да, то женщина могла о ней и не знать, уж не больше, чем викторианская женщина знала про свои сексуальные потребности. Образ хорошей женщины, согласно которому жили викторианские дамы, секс просто-напросто исключал. Так неужели образ, согласно которому живут современные американские женщины, тоже что-то исключает, этот горделивый и общественно приемлемый образ старшеклассницы с постоянным ухажером, влюбленной студентки, пригородной домохозяйки с перспективным мужем и машиной, забитой детьми? Этот образ, созданный женскими журналами, рекламой, телевидением, фильмами, романами, колонками и книгами экспертов по вопросам брака и семьи, детской психологии, сексуальной адаптации, а также популяризаторами социологии и психоанализа, формирует сегодняшнюю жизнь женщин и отражает их мечты. Может статься, это ключ к разгадке проблемы, у которой нет названия: так сновидение дает ключ к желанию, не названному сновидцем. В голове, когда образ идет вразрез с реальностью, тихо щелкает счетчик Гейгера. Он щелкнул и в моей голове, когда я не смогла сопоставить тихое отчаяние такого количества женщин с картинкой современной американской домохозяйки, которую сама же помогала создавать, работая для женских журналов. Чего не хватает в образе, что формирует стремление американской женщины самореализоваться в роли жены и матери? Чего не хватает в образе, который отражает и создает личность женщины в современной Америке?