В прихожей он услышал треск камина и учуял запах подгоревшего молока.
Маргарет! Тебе завтра в школу. Ты давно должна быть в постели. Что я говорил насчет того, чтобы ты не зажигала камин, когда меня нет дома? Почему ты не пользуешься печами, которые я купил? Они тут не для красоты стоят.
Половые доски в гостиной скрипнули, и открылась старая деревянная дверь. Там стояла дочь. Волосы, на этот раз бело-зеленые, взъерошены, косая челка прикрывает один глаз. Маргарет зажмурила второй, словно уснула. Старый вязаный свитер доставал ей до голых коленей. В руках она держала Долли, их кошку.
Тебе привет от мамы, произнесла она.
Вот как? Что она сказала?
Что любит нас.
Тогда все правильно.
Еще она сказала, что мы слишком далеко. И что она хочет, чтобы мы вернулись.
Он почувствовал резь в солнечном сплетении.
Маргарет, начал терпеливо объяснять Леонард. Хорошо, что ты говоришь с мамой. Но она умерла, ты же помнишь об этом? Я думаю, она рада, что мы с тобой живем здесь. Что мы есть друг у друга.
Маргарет выпустила кошку на пол, шагнула вперед и обняла отца за талию.
Я положила каши для домового, продолжила она, и он рукой в татуировках погладил ее по волосам.
Тебе надо помыть голову, сказал он. И разве ты не слишком взрослая, чтобы кормить домовых? К тому же, я думаю, он давно уехал на Северный полюс. У него всего четыре недели отпуска после Рождества. Домовой раб зарплаты, прямо как я.
Но он все равно ест кашу.
Это олени ее съедают. В лучшем случае. Или мыши. От которых мы все лето потом будем пытаться избавиться.
Маргарет отстранилась от отца.
Можно мне поехать с тобой на работу? Тут ужасно скучно одной. Почему ты не научишь меня выдувать огонь?
Потому что это работа не для девочек. Он вспомнил шефа с пятисотками. Тебе нужно ходить в школу. Чтобы стать умнее, чем твой старый отец.
Поцеловав дочку на ночь, Леонард выключил свет в гостиной. Языки пламени в камине превращались в языки дьявола в окне. Глотатель огня приложил раненую руку к холодному стеклу. Посмотрел на парившие за окном снежинки и соседнюю ферму, видневшуюся между деревьев. Здесь, в Сульру, никто не жил. Но Леонард все же заметил слабый мерцающий свет в одном из окон деревянной виллы.
Глава 4
Замдиректора Хенри Фальк не верил в случайности, не верил в Бога и в сочувствие он тоже не верил. Поэтому он пришел к выводу, что жизнь заключается в том, чтобы решить, что вам нужно, и далее делать все, что для этого требуется. Жизненная борьба это стремление добраться до вершины пирамиды. Урвать как можно больше денег, трахнуть как можно больше женщин и делиться как можно меньше.
В этом не было ничего плохого. Каждое животное, каждое растение, гриб, вирус или бактерия подтверждают своим существованием, что в этом вся и единственная цель жизни. Цвести и размножаться. Нести и улучшать генетический материал из поколения в поколение. Проблема лишь в том, что единственное существо, которое может выразить это словами, теперь страдает от элементарной жестокости жизни.
У Хенри Фалька был список того, что его огорчает. Грязь на одежде, проблемы с эрекцией и унижение были главными поводами для расстройства.
Возможно поэтому замдиректора «Форманд-Бернье», самой известной консалтинговой компании, в данный момент сидел в своей «Тесле» и размышлял, пока электронная система растапливала снег на лобовом стекле.
Несколько часов назад Фальк так разозлился, что перевернул мусорное ведро во дворе крепости Акерсхюс. Какой-то идиот выбросил туда недоеденный йогурт, и Фальк заляпал им сшитые на заказ брюки. Причиной гнева Фалька стало то, что на него накинулась женщина, утверждавшая, что работает на ТВ2 и что ее зовут Бенедикте Штольц.
Она была красивой, именно поэтому у них завязался разговор. Худая как щепка, в его вкусе. Не только из-за физического превосходства, которое он явно имел, но, скорее, потому, что в тощем как скелет теле обычно заключалась тощая самооценка. Он хорошо себя чувствовал в компании недовольных собой и потому ослабил защиту. И тут Штольц вдруг показала свое истинное «я» и выставила его посмешищем перед его же клиентами. Она требовала детали отчета, известные только нескольким людям, обольщая Фалька, чтобы узнать больше. Другие господа стали смеяться, прекрасно зная, что за деликатное к ним отношение они и платили «Форманд-Бернье». Это само по себе было унижением для Фалька, которое не смогла компенсировать приватная афтепати с кофе и коньяком у премьер-министра. Нет, это было еще хуже. Потому что Хенри Фальк зачем-то пожаловался премьеру Рибе на случившееся, просто не смог удержать это в себе, а тот положил руку ему на плечо и загоготал. Хенри. Женщины всегда были твоей слабостью.
Обычно Фальку нравилось это чудо технологий, на котором он ездил. Но заводя машину, он хотел услышать приветственный рев «Ягуара V-8», который был припаркован под окнами квартиры в Тьювхолмене, а не жужжание этой ленивой швейной машинки.
Испачканная одежда и унижение. Двух из трех пунктов списка на сегодня достаточно. В держателе для чашки он нащупал маленький пакетик на застежке, достал оттуда голубые круглые таблетки и проглотил их, запив глотком шампанского из бутылки, лежавшей в машине. Проверил бронь в телефоне. Вип-столик в ночном клубе в Сулли уже ждал его.
Проезжая по улицам города, Фальк открыл окно, чтобы бриз охлаждал его лоб, пока «Ave Maria» Майкла Бу-бле охлаждала душу. Фруктовый дым электронной сигареты смешался с хлопьями снега. Фальк припарковался под уличным фонарем на Одинсгате во Фрогнере и постарался сдержать раздражение, когда она не ответила на звонок. Он вразвалку подошел к дому и нашел табличку с ее именем. «Б. Вагнер». Держа палец на кнопке звонка, он медленно досчитал до пятнадцати. Когда он уже отпустил ее, женщина ответила.
Что за черт?
Тебя внизу ждут «Тесла S P90D Ludicrous», бутылка «Krug» 1990 года и стоящий член. Мы едем в ночной клуб.
А-а Хенри, тон Беате изменился. Не жди меня в машине. Поднимайся ко мне. Я только что приняла душ. Сможешь посмотреть, как я одеваюсь, хочешь? Беате знала, что он не откажется и не стала дожидаться ответа. Фальк услышал щелчок открытия замка.
Поднявшись на две ступеньки, он помедлил. У нее наверняка была выпивка, какая-нибудь дешевая «Cava», но этот вечер должен был пройти шикарно. Он повернул назад, чтобы забрать шампанское. Возясь с замком на входной двери, он заметил около машины чей-то силуэт. Сквозь дверное стекло Фальк увидел, как какой-то человек, стоя с противоположной от Фалька стороны автомобиля, быстро водил рукой.
Хенри Фальк рванул дверь.
Какого черта ты там творишь?
Это, видимо, был мужчина, потому что фигура человека была мощной и широкоплечей, но лицо оставалось всего лишь темной тенью под капюшоном. Хенри ринулся через улицу, и мужчина пустился бежать по тротуару. Пробегая мимо своей «Теслы», Хенри увидел, что с покрытого эксклюзивным лаком бока машины стекала краска. Эта сволочь разрисовала его тачку. На Хенри снова навалилось удушающее чувство униженности. Он побежал изо всех сил, адреналин бурлил в крови, а тело трясло от гнева и уязвленного мужского самолюбия. Вандал проскочил под голыми ветками вдоль штакетного забора вилл западной части Осло, после чего пересек трамвайные пути на Фрогнервейене.
Твою мать! прогремел Хенри, когда мимо него в вечерней темноте прогудел трамвай и Фальк потерял беглеца из виду. Трамвай проехал, и Фальк снова увидел вандала вдалеке, когда тот пробегал на светофоре. Хенри решил побежать снова. Жилет сдавливал его крупный живот, а шов в паху на брюках мешал идти широким шагом. Фальк пробежал еще один квартал и остановился на перекрестке, тяжело дыша, и опустил ладони на колени. В груди бешено колотилось сердце. Куда побежал этот говнюк дальше по улице или свернул с Гимлевейен? Снег пошел сильнее, видимость была плохая, и Хенри понял, что в любом случае никакой роли это не играло. Последний раз, когда он вставал на весы в ванной, цифры из зеленых стали желтыми, а затем красными, пока не остановились на ста двадцати четырех килограммах. В глотке свербело, и Фальк понимал, что проиграл этот раунд. Но говнюк за это поплатится. Ох как он еще поплатится. Хенри наймет чертова частного детектива и добудет каждый чертов снимок с каждой, сука, камеры наблюдения в районе. Сучий кусок говна.