Вся романтика вдребезги разбивается об одно-единственное обстоятельство – совершить межзвездный
полет можно только раз в жизни. В дальнем космосе не продают билеты туда и обратно, все билеты только в один конец.
Бывают, конечно, случаи, когда сетлер попадает в безвыходную ситуацию и ему ничего не остается, кроме как вбить в корабельный компьютер
последнее послание и отправить корабль в последний путь. Последний путь – только для человека, корабельное железо даже не замечает
гиперпрыжка.
В одном случае из десяти человек выходит из второго прыжка живым. В одном случае из ста – живым и здоровым. Но остальные девяносто девять
отчаявшихся ребят и девчат отправляются прямо в крематорий, иногда с промежуточной остановкой в дурдоме.
В дальнем космосе нет ни туристов, ни разведчиков, ни грузоперевозчиков, ни коммивояжеров. Любой полет к чужой звезде всегда становится
эмиграцией без всяких шансов вернуться обратно (экстренные обстоятельства с последующим чудом не в счет). А когда ты не просто
путешествуешь, а эмигрируешь, романтика неуместна.
Я осторожно распутываю ремни, фиксирующие меня на ложе. Застежки специально устроены так, чтобы расстегнуть их было непросто. Считается,
что сетлер, справившийся с этим делом, окончательно оправляется от нервного потрясения и становится достаточно сосредоточенным, чтобы не
натворить глупостей при посадке. Вроде бы эта нехитрая процедура снижает смертность сетлеров на несколько процентов.
Скафандр висит на стене у изголовья капсулы, уже раскрытый и готовый к употреблению. Залезть в него, загерметизироваться и прогнать цикл
самопроверки – дело нескольких минут. После этого остается только переключить тумблер, расположенный на стене прямо под рукой, и все,
больше ничего от тебя не зависит, все остальное сделает корабельный компьютер. Он откачает воздух из жилого отсека, откроет люк и аккуратно
выпихнет сетлера за борт специальным манипулятором. На этом миссия корабля по доставке пассажира считается завершенной и корабль с чистой
совестью может перейти к следующему пункту программы. Если, конечно, считать, что у корабельного компьютера есть совесть.
Никакой романтики. Вместо красивого пейзажа за обзорным окном – тесная, темная и душная каморка без малейших намеков на иллюминаторы.
Вместо неимоверного количества приборов, экранов и контрольных лампочек – четыре ремня, две кнопки и тумблер. Вместо долгих лет учебы в
академии – зачет по пользованию антигравом и получасовой предполетный инструктаж. Вместо огромной ответственности и великой гордости за
профессию – простая цепочка действий, с которой справится и шимпанзе: лег в капсулу, нажал кнопку готовности, ждешь кошмара. Кошмар пришел
– терпишь. Реанимация отработала, капсула открылась – отстегиваешься. Ползешь к скафандру, залезаешь внутрь, нажимаешь кнопку, ждешь
зеленой лампочки, дергаешь тумблер и все, добро пожаловать в ад.
Я осторожно переваливаюсь через край капсулы и ползу к скафандру по специальной лесенке, не забывая цепляться за скобы не менее чем двумя
конечностями в каждый момент времени. В фильмах сетлеры преодолевают путь от капсулы до скафандра одним красивым прыжком, но я сейчас не в
фильме. Да и инструктор все время повторял, что свободное парение в невесомости надо отрабатывать на Земле, а каждый, кто считает иначе –
мазохист.
А вот и скафандр. Хватаюсь за специальные скобы на стене, подтягиваюсь на руках, сую ноги внутрь, отталкиваюсь и проваливаюсь в холодное и
жесткое нутро. Почему-то скафандр кажется потным.