Вкус подчинения - Попова Любовь

Любовь Попова

Вкус подчинения

Пролог

 Давид,  шепчу растерянно, оглядываясь. Как я здесь оказалась?  Я не понимаю

 Молчать!  шипит он не своим голосом, и я падаю на диван в его современной квартире. Стойте, мы же были в отеле  Ты должна знать свое место! Где твое место?!

Суров и безжалостен. Если бы еще знать, что именно его так разозлило. Он угрожающе нависает сверху, держа меня в плену глаз, рук, что по обе стороны головы, а главное, ауры силы и власти. Той ауры, которую при одном взгляде на его, словно высеченное из камня лицо, видно невооруженным взглядом. Но он никогда не грубил, не повышал голоса на меня.

Этого не требуется, ведь я уже в его власти. Добровольной, сладкой власти.

Он всматривается в мои глаза, пока я вжимаюсь в спинку дивана, словно что-то выискивая. Давит. Требует беспрекословного подчинения. Он не прикасается, но от его взгляда шею как будто охватывает ошейник, и я знаю, что он скоро там и окажется.

 На коленях, мое место у вас в ногах,  говорю тихо и покорно, и он тут же поднимается и отходит на шаг, осматривая мое дрожащее тело, скользя взглядом по прикрытой платьем груди, задерживаясь на постыдно торчащих сосках.

Страх и возбуждение, ровно как боль с удовольствием, идут рядом с этим человеком рука об руку, впитавшись в меня как яд, разъедающий прежнюю Майю, создавая из пепла новую, смелую.

Что происходит? Почему он так себя ведет?

 Правильно. И ты этого хочешь или может быть тебе больше понравится флиртовать с Андроновым, может быть ты даже хочешь сменить Хозяина?  выбор, которого нет, звучит в его угрожающем голосе.

Глава конкурирующей компании, которого мы сегодня встретили, был мил и предупредителен. И он бы мог мне понравиться, если бы не скользкий взгляд. Я и рассмеялась не над его словами, а потому что Лене сделали операцию. Я просто была счастлива.

 Нет,  сглотнув, отвечаю и медленно, словно нехотя стекаю ручейком с дивана. К нему в ноги. На колени. Трепещу, хочу его. Смотрю не в глаза, а куда-то на двигающийся ходуном кадык, на мощный разворот плеч, с которых он стягивает пиджак от Армани, и ниже, где все еще застегнутым был ремень.

Но это ненадолго.

Очень скоро упругая кожа будет хлестко ласкать мое тело, срывая хриплые постыдные крики наслаждения и погружая меня в мир порока и похоти.

И я хочу доказать, что нет причины быть грубым, ведь я сама готова к подчинению, но он словно не понимает, не слышит меня.

Смотрит зло, неприязненно.

 Расстегни ширинку, рабыня,  требует он, и я подчиняюсь. Достаю ремень, покорно вкладываю ему в руку и освобождаю из плена каменную, шелковую плоть.

Хочу облизать, хочу дать понять, как сильно люблю, но Давид резким движением толкает меня к своему паху. Большим и указательным пальцами давит на щеки и сразу толкает член глубоко в горло.

Ну ладно, я стерплю и это, стерплю насилие рта, стерплю крепкий захват косы.

Вот только острая боль от ремня по спине была настолько неожиданной и сильной, что я дернулась и хотела выпустить член, спросить, почему он меня не подготовил. Почему не рассказал, в чем будет заключаться сессия.

Но Давид продолжает держать мою голову, пихает член глубже и снова хлестко бьет по спине ремнем.

Кричу, но член во рту мешает.

Дергаюсь, но рука требует подчинения. Заявляет власть.

 Знай свое место, сука! Блядская тварина!

Это неправильно, так быть не должно! Все наши игры были на добровольной основе, а сейчас он просто насилует меня, избивает ремнем, оставляя обжигающие следы на нежной коже.

 Нравится, нравится, когда тебя стегают ремнем, как животное?!  вопит он, и я ощущаю тошноту и страх.

Что-то не так

Я смотрю наверх, чувствуя, как задыхаюсь от члена, как горит спина и попа, как слюна обильно стекает по подбородку и вижу Боже, нет! Кричу от ужаса.

Это не Давид, нет!

Это Леша и теперь в его руках полыхающий огнем хлыст, он снова замахивается и обжигает меня новым ударом. Агония проникает в тело, заставляет кричать, захлебываться слезами и острой невыносимой болью, а в попу внезапно толкается что-то острое, огромное, разрывает меня надвое! Кричу снова и снова! Умоляю прекратить адские муки.

Не надо, Леша! Не надо, Леша!

Я умру от боли, я просто снова умру от боли! Мне больно! Больно! Помогите! Давид, спаси меня!

 Майя! Майя!  орет мне в лицо знакомый голос, и я распахиваю глаза, сотрясаясь всем телом, чувствуя, как по лицу стекает пот.

Мои плечи в тесном плену рук Давида, а зубы щелкают от того, как сильно он меня трясет.

 Боже! Ты меня с ума сведешь.

 Сон, просто сон,  шепчу я хрипло и улыбаюсь. Тяну Давида на себя и вжимаюсь в его тело. Хочу окунуться в его надежность, силу, власть, просто хочу стать с ним единым целым. Чувствую, как его самого трясет и прошу:

 Воды.

Он тут же слетает с кровати и приносит мне стакан и вкладывает в дрожащие пальцы. Просто сон. Я так и знала. Выпиваю прохладную жидкость залпом, а Давид сам стирает капли с моих губ, целует и тут же смотрит внимательно и напряженно в глаза.

 Кто такой Леша, твою мать?!

Глава 1. Майя

Месяц ранее пролога

Страх сковывает внутренности. Тело дрожит и сотрясается в болезненной агонии. Мое тело. Ее тело.

Но мучитель упивается этим, снова и снова пронзая девушку своим мерзким отростком и сжимая рукой грудь. Он наслаждается ее слезами, криками боли, отвращением, стискивая шею другой рукой и заставляя задыхаться. Оставляя отметины, клеймо изнасилованной, клеймо жертвы.

Я, как всегда, смотрю на себя со стороны, рыдая. Знаю, что этот ужас никогда не кончится, знаю, что буду возвращаться в этот чулан дома культуры снова и снова, каждую ночь, каждый раз, когда буду прикрывать глаза и погружаться в царство Морфея.

Я опять здесь, чувствую, как стекают по лицу горячие капли, и смотрю на себя, кричащую от боли и унижения. Смотрю, как когда-то любимый человек совершает акт далекий от любви, уничтожая в юной девушке все чистое и светлое.

И я хочу отвернуться. Как же сильно я хочу на это не смотреть! Хочу забыть это, но не могу, не могу оторвать взгляда от своего бледного лица, просящего о помощи. Но я не могу ей помочь. Как тогда не смогла помочь себе.

Тру место на руке, где до сих пор, казалось, горит сигаретный ожог, и вдруг слышу стук. Он долбит воспаленный слезами и болью мозг. Громче. Еще громче, и я, наконец, могу обернуться.

Сон прерывается.

Резко открываю глаза, с облегчением вздыхая, что сон закончился. Что следующие двадцать часов я не буду видеть этого кошмара.

Снова стук, но теперь в реальности. Стук в дверь, так как звонка не было. Его выжгли. Не слишком удивительно в этом районе отбросов общества. И среди этих отбросов я. Майя Солодова.

Ленок, кашляя, поднимается со своего диванчика и пошатываясь бредет в ванную. Сестре осталось недолго, скоро сердце окончательно остановится, лишая юную девочку возможности ощутить прелесть жизни, исполнить мечты. Если бы в жизни была прелесть.

Может, и к лучшему, что она умрет?

Нет, так думать нельзя. Мы справимся, мы найдем выход.

В конце концов я увижу, как эта красавица идет к алтарю в подвенечном платье или как эта тонкая девочка танцует на сцене. Она мечтает о сцене. Она мечтает просто жить. Прожить еще хотя бы год.

 Ты откроешь уже или так и будешь фантазировать о голубом вертолете?  спрашивает эта девятилетняя засранка и скрывается в ванной.

 Конечно,  отвечаю в пустоту, мельком осматривая убогость обстановки, которую мы на пару каждый день упорно пытаемся делать уютной.

На вопрос, кто бы это мог быть, да еще и в такую рань, ответа у меня нет.

Наверное, поэтому, открывая, не спросив кто, я ловлю ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

 Таня?! Таня Воронина?!

Белый костюм. Уложенные волосы. Сумочка и туфли из крокодиловой кожи. Да, эта сучка, моя бывшая одноклассница, высоко забралась. Хотя я, как и все женские создания, с тщеславным удовольствием осознаю, что выгляжу моложе ее.