Добровольно. Стану шлюхой!
И даже понимание, что после всего я смогу не только дать Лене возможность жить, танцевать, но и обеспечить себе вполне сносное существование, не помогло мне решиться
Даже подумать о согласии на, по сути, работу проститутки.
После такого жить не хочется.
В прошлый раз мне не хотелось.
И если бы не внезапная беременность матери, я бы так и сделала. Просто прыгнула бы в темноту ночи, когда весь город осудил меня, заклеймив отверженной. Они слишком любили Алешу Маслова и были крайне возмущены, когда вместо того, чтобы выйти за него замуж, я подала заявление в полицию.
Глава 4
Там я красках описала все то, что сделал со мной этот ублюдок. Его посадили. На девять лет.
Одно то, что Таня ковырнула старые раны, вызывает жгучую болезненную ненависть.
Но сейчас я в светлой палате со шторками в цветочек, а не под садистом. До отбоя еще далеко, и можно расслабиться и просто слушать лепет Лены о пройденном учебном материале.
Кроме того, проверяю капельницу и тут слышу шум в коридоре.
В дверь с сияющей улыбкой заглядывает Варя и, сделав круглые глаза, зовет меня. Я закатываю свои, видя ее возбуждение, и выглядываю за дверь.
Вот это да. Сама чета Сладеньких уже второй раз на неделе пожаловала в нашу скромную обитель.
Лучший хирург города Роман Алексеевич и его супруга Анна, самая известная балерина России и директор балетной студии. Они частые гости в нашей больнице, и Варя просто сходит по ним с ума, как и Лена.
Какая красивая пара. Прямо как из кино.
Успокойся, усмехаюсь я и тут замечаю, как Ленок высунула свой курносый носик за дверь. Вот уж кто точно поклонник Анны Сладенькой. Она ее кумир. А то они заявят на тебя за домогательство.
Отстань.
Варя отмахивается, как от назойливой мухи, и делает очередную фотографию на смартфон, продолжая пялиться на общавшуюся с заведующим, Алексеем Романовичем, пару.
Да уж, вот, что называется встретить Богов на грешной земле. Они всегда держались приветливо, носы не задирали, но, казалось, кроме друг друга ничего и никого не замечали.
Когда-то я верила, что и у меня так будет. Что я буду любима и полюблю в ответ.
Но я не достойна счастья. Клеймо жертвы наложило слишком сильный отпечаток на мою душу, не позволяя заводить тесных отношений ни с кем. Варя просто навязалась, с некоторых пор став неотъемлемой частью моей жизни. И хоть я нередко замечаю на себе мужские взоры, мне скорее хочется от них отмыться, чем ответить взаимностью.
Парни это понимают и не навязываются. Да и кому навязываться, когда последним лучшим поклонником был пятилетний кавалер Михаил, решивший, что я подхожу на роль его супруги.
Майя, а можно я автограф попрошу? вдруг дергает меня за халат Лена, вытягивая из омута раздумий, и делает умоляющие глаза. И вот как ей откажешь, хоть навязываться таким людям неприлично?
Только быстро, снимаю я ей капельницу. И надень кофту. Нехорошо давить на жалость.
Она тут же, просияв, кидается из палаты и выбегает оттуда, одеваясь на ходу, стремглав помчавшись в сторону красивой пары. Почти в них врезается и протягивает альбом с фотографиями главных ролей Сладенькой Анны.
Темноволосая женщина мягко улыбается, и от этой улыбки тянет ответить тем же. Она просит ручку у мужа, расписывается на первой странице и целует щечку сестры, делая ее сегодняшний день наверняка самым счастливым в жизни.
Жалко будет, если она так и не станет балериной, слышу печальный голос Вари и смахиваю тут же набежавшие слезы. В груди дыра стремительно растет, и собственная вина, что не могу помочь единственному близкому человеку, разъедает душу. Очень давно. Почти превратив ее в тряпку.
Жалко
Тебе бы волшебника, ну или любовника, вдруг смеется Варя от моего острого взгляда, который я в нее метнула, резко успокаивается. Я пошутила. Чего ты?
Не шути так! огрызаюсь и ловлю бегущую ко мне Лену. Подхватываю и несу в палату, чтобы снова поставить капельницу и дать отдохнуть возбужденному организму.
Но слова Вари не выходят из головы. Два в одном. И волшебник. И любовник. У меня это может быть. Хреновая сказка, которую не хочется читать и тем более в ней принимать участие.
Я могу помочь сестре, полностью разрушив при этом себя. Но я ведь могу! Я могу достать денег на операцию, которую проведет сам Роман Алексеевич, но мне придется продать свое тело. Тело, давно мне не принадлежавшее. Могу стать сабой для доминанта и потерять себя. Играть послушную овцу целый месяц и получить заветные документы на квартиру.
Всего месяц потерпеть то, что с таким трудом вытерпела одну ночь.
Злюсь сама на себя, что не похожа на тех женщин, которые получают удовольствие от насилия. Я при мысли о сексе хочу спрятаться в самый дальний угол. Само слово «секс» повергает меня в пучину темного отчаяния и ужасов прошлого, туда, где романтичный акт любви превратился в многочасовую экзекуцию.
Обещаю Лене скоро пойти домой и почти не глядя выхожу в коридор, посмотрев на лампы на потолке.
Одну бы заменить. Уже мигает.
И в этом мигающем свете замечаю посетителя, проходящего ровно мимо меня, скользнувшего по мне пустым взглядом.
Сердце замирает от страха и чего-то непонятного, словно брызнувшего на горячую кожу прохладной водой.
Я застываю как каменное изваяние. Давид. Тот самый Давид Грановски здесь? Здесь?!
Глава 5
В нашей не слишком современной больнице? В своем дорогущем костюме, со строго уложенной прической. Педант.
От него веет такой волной мужества, богатства и власти, что меня прибивает, как к скале. Словно жертва почуяла опасность от притаившегося хищника и делает все, чтобы ее не заметили, буквально сливается с окружающим пространством.
Я не могу оторвать взгляда от ровной походки, от широкого разворота плеч, на которых накинутый халат смотрится откровенно нелепо и смешно. На руки с длинными, сильными пальцами. Пальцами, способными причинить страшную боль, а то и вовсе переломить шею одним движением.
На вид ему не дашь больше тридцати пяти, но аура силы, его окружавшая, на все шестьдесят.
Я делаю вдох, выдох. Спокойно. Он здесь не из-за меня.
Мир светлеет, я моргаю и дыхание снова ровное. Я как загипнотизированная иду в ту же сторону. На вопрос «зачем?» отвечать смысла нет.
Возможно, я просто как тот мотылек лечу на пламя?
Или прячусь от хищника в самом надежном месте. Рядом. За его спиной.
И это мужественное пламя догоняет Сладенькую пару и жмет руку Роману Алексеевичу.
А потом вдруг улыбается. Во весь свой львиный оскал.
От его улыбки коленки вдруг подгибаются, а дыхание перехватает. Боже! Красота Леши по сравнению с этим мужчиной, как сорняк рядом с розой. Да, тоже растение, но между ними ничего общего.
И это садист?
Может быть, Таня обманула меня? Или ошиблась.
Солодова. Солодова, ты где летаешь? сам Сладенький, откуда-то знающий мою фамилию, подзывает меня к себе, почти не прерывая разговора с Давидом Марковичем и протягивает мне медицинскую карту. Будь добра, отнеси к Романычу. Пусть в график мой вставит.
Конечно, киваю я и соглашаюсь шепотом. Потом лишь мазнув взглядом по твердым губам миллионера, поворачиваюсь и хочу сделать шаг.
Вы уронили, этот голос. Он способен руководить целыми армиями. Он может пугать. Он может приказывать мне.
Густой баритон, от которого кровь стынет в жилах.
Я смотрю вниз и с ужасом вижу карточку, что впихнула мне Таня. Она вся измятая из-за частой попытки ее порвать.
Алая надпись на черном фоне привлекает внимание, и Давид пытается наклониться, но я его опережаю.
Я сама, бросаюсь почти ему в ноги и хватаю заветную карточку, молясь всем богам, чтобы он, с высоты своего роста, не смог прочитать: клуб «Куртизанка».