Кто я
Он услышал? Я сказала это вслух?
Тот, от которого такой Мышке, как ты, лучше держаться подальше и не дразнить смелыми взглядами.
Смелыми?
Я и не собиралась, бурчу и отворачиваюсь, не в силах больше ощущать это давление взгляда, словно рукой нагибающего меня в коленно-локтевую.
Охотно верю, продолжает он на меня смотреть, ничуть не расстроенный, что я отвернулась. Порой подсознание творит с нами страшные вещи.
Или ты творишь страшные вещи?
С моим подсознанием все в порядке.
Тогда почему ты все еще здесь, а не бежишь в свою норку от хищного кота?
Очень хороший вопрос, ведь все чувства кричат: беги, ведь больше всего я боюсь, что он начнет свои развратные игры прямо здесь.
Я боюсь?
А вы почему не идете веселиться и сидите тут с серой мышью?
Мышкой, поправляет он. Потому что я со своим подсознанием в ладах и четко осознаю свои желания.
И? возвращаю взгляд в его плен, и сердце почти останавливается, когда вижу, сколько там этого самого желания. Обжигающего. Пробирающегося под кожу. Задевающего струны души. Чего может хотеть миллионер?
Чуть не ляпнула «садист».
Прямо сейчас съесть одну маленькую, трясущуюся Мышку, без утайки говорит он.
Давид Маркович вдруг обхватывает мое запястье стальными пальцами, и я шумно выдыхаю.
Пытаюсь вырвать руку, но с его силой бороться бесполезно. От его прикосновения на коже почти ожог. Но и он ничто по сравнению с тем, когда он мои пальцы насильно заставляет обернуть зачехленный брюками огромный член.
Он и правда кажется почти дубиной. Каким твердым и большим он был.
«Хватит!» кричу мысленно и отдергиваю руку. Сама не понимая, что делаю, даю ему пощечину.
Вся сжимаюсь в страхе, что мне прилетит в ответ, но Давид Маркович только ухмыляется, даже не дернувшись.
Что это за человек?!
Мышка не хочет быть съеденной, почти рычу, когда понимаю, что мстить он не намерен, и все-таки встаю сама. И теперь недолго, но смотрю на этого извращенца сверху вниз.
Ладонь все еще жжет, и я прижимаю ее к груди.
Он чуть кривит губы и ловко поднимается во весь свой немаленький рост.
Нависает, подавляет, проникает в самую суть, доставая на поверхность все то грязное, что я когда-то спрятала.
Хочешь. Хочешь быть съеденной.
Неправда, шепот на грани.
Проведем эксперимент?
Что? Меня парализует от его взгляда, что все ближе. Я, не двигаясь, зачарованно смотрю в его затемненное лицо.
И вдруг чувствую, как меня толкают чуть повыше груди, прямо в стену.
Что вы
Замолчи.
Его рука с груди медленно поднимается вверх, пока глаза внимательно следят за реакцией на лице.
Где мой чертов инстинкт самосохранения? Почему я не бегу от него со всех ног, а стою и чувствую, как кончик его большого пальца прочерчивает обжигающую линию по ключице, потом выше по ямочке на шее. Почему сердце ходуном, рваное дыхание и набухшая сладостным томлением грудь?
Давид Маркович вдруг давит на ямочку. Срывает с моих губ хриплый стон и обхватывает тонкую шею стальными пальцами.
Чуть придавливает, наклоняется, как будто хочет послушать, что я скажу. Смотрит на губы.
Но я не могу говорить. Тело наливается свинцом, в голове все еще пусто. В груди горячо от выпитого шампанского, а сама я словно между двух бетонных плит, в коконе безопасности.
И эта смесь ощущений заставляет меня задыхаться, прогибаться под невиданной властью, что неожиданно приобрел надо мной этот человек.
Так быстро. Слишком быстро.
Он переводит взгляд с моих губ на глаза и ныряет туда, заставляя меня захлебываться страхом и странным ноющим трепетом.
Я буквально забываю обо всем, находясь во власти острых чувств, пропитавших как лекарство все еще дрожащее тело.
Он сжимает чуть сильнее шею, и уже в следующий миг я вдруг вскрикиваю, когда его пальцы надавливают на ткань халата между ног, на колготки и трусики, которые о, боже мой пропитываются обильной влагой.
Нет, нет, я не могла возбудиться от такого. Я даже от романтичных ласк Леши подобного не ощущала.
Сейчас же в руках этого садиста, что продолжает давить мне между ног, я чувствую себя легкой, невесомой, готовой взлететь.
Я ловлю ртом воздух, хватаю его за запястье, качаю головой, умоляю. Себя. Его.
Не надо. Это не правильно.
Это просто эксперимент, хрипло шепчет он и вдруг рисует языком узор от шеи к уху, оставляя влажный след, и в это же время резко пробирается рукой за пояс колготок, находя до постыдного мокрые лепестки, скрывающие позорно набухший клитор.
Он сжимает челюсти, лбом касается моего.
Просто эксперимент, рычит он мне в губы и накрывает их в глубоком поцелуе.
Глава 8
Страх. Он тисками сжимает внутренности. Как яд распространяется в теле, отравляя, заставляя застыть как каменное изваяние. И просто принимать все то, что делает со мной этот хищник. И жадный поцелуй, которым он пробует на вкус мой пассивный рот, и пальцы, кружащие вокруг клитора, как змея вокруг добычи, дразняще, подготавливая к чему-то неизведанному.
Я его добыча, и я должна трястись, но сквозь туман страха я чувствую вспышки острого пряного возбуждения.
Я уже и забыла, что могу его испытывать. Я уже и забыла, каково это быть Порочной и грязной. И даже хотеть этого.
Одним весенним днем из меня буквально выбили все желания.
Я трясусь в руках незнакомого мужчины, слабо пытаясь оттолкнуть их. Одну на шее, другую между ног. Впиваюсь ноготками в дубленую кожу, чувствуя, как по пальцам стекает кровь.
Но ему все нипочем.
Ни единой поблажки. Ни одного шанса спастись от странных, волнующих, таких неправильных чувств и эмоций.
Не надо, не надо, шепчу, хотя хочу кричать, пока его пальцы так ласково поглаживают половые губки, кончиками задевая чувствительную точку.
Надавливая на нее и тем самым запуская механизм моей погибели. Спасения нет.
И я, как последняя шлюха, извиваюсь всем телом, оно просит чего-то Чего-то Запретного. Порочного. Оно жаждет вкусить принуждения.
Тихо, тихо, говорит он и зарывается носом в ложбинку между грудей, пытаясь отодвинуть чашечки простого хлопкового бюстгальтера.
И тело как натянутая струна. Музыкант играет на ней своими пальцами снизу, а сверху продолжая сдавливать шею. Музыкант играет, заставляет меня захлебываться и рыдать от силы накативших эмоций.
Не надо, не надо. Я не хочу
Струна вдруг натягивается до основания, как только он начинает тереть внизу сильнее, чаще, почти остервенело, а его губы прикусывают плоть на груди.
Но чего-то не хватает. Всего шага, чтобы достичь неизвестной границы и рухнуть вниз.
Кончай, сейчас, с рыком приказывает он мне в губы, и струна, получив команду, рвется со звоном.
Я вскрикиваю, сотрясаясь всем телом в неожиданном, постыдном экстазе. И если бы не рот, вновь накрывший мои губы, мой крик разнесся бы по всей больнице.
Я опадаю в его руках, как размякший лист бумаги. Он успокаивающе целует, языком долго водит по губам, увлажняя, и я, полуприкрыв веки, вижу, как он улыбается, а по его виску стекает капелька.
Во рту вдруг пересыхает, и я тянусь к единственному возможному источнику. Хочу напиться, вобрать в себя его силу. Неосознанно поднимаюсь на цыпочки и слизываю соленую каплю со лба.
Это не я. Я не такая, но замерший на мгновение Давид Маркович думает иначе. Вдруг закидывает голову назад и хохочет, счастливо, заставляя снова обостриться все чувства.
По телу проходит очередная судорога, и я, испугавшись себя, пытаюсь его обойти. Уйти. Убежать. Но тщетно.
Он тянет меня за колготки и, поднимая, сажает на подоконник, утыкаясь в живот головой и как будто облегченно выдыхая.
Я давно искал такую, как ты. Даже сомневался, что найду. Кто же знал, что ты обитаешь в дыре.
Что? Меньше всего я ожидала услышать подобное. В голове все еще шумело от давно забытого ощущения.