Вдова поймала быстрый взгляд старшего из этого кодла, митрополита московской
патриархии: оценивающий, мгновенно раздевший ее, перевернувший так и эдак, раздвинувший
ей ноги до треска в мышцах... Этому даже ее счет в швейцарском банке не нужен, как четырем
донам, у него свои банки в Швейцарии.
Она улыбнулась митрополиту одними глазами, едва-едва, и тут же уловила ответное
движение век. Вожак церковной группировки пообещал ей крышу и личное покровительство.
Четверо донов с гробом на плечах медленно разворачивались, побагровели от натуги.
Возникла неизбежная суматоха, приглашенных набралось слишком много, бодигарды начали
теснить толпу, покойнику нельзя загораживать дорогу.
Дорога к золотым горкам песка открылась прямая, народ в черном выстроился по обе
стороны. Траурная музыка заиграла громче, жалостливее. Четверо донов, пошатываясь,
понесли гроб.
Вдова шла сразу за гробом, скорбная и молчаливая, ослепительно красивая в траурном
платье. Черная вуалька на золотых волосах блестела, абсолютно не пряча их роскошь, а нежное
лицо было открыто как свежему воздуху, так и поцелуям будущего хозяина ее тела.
По ту сторону могилы уже сверкала золотыми рясами еще одна группа в ризах-копнах, с
высокими золотыми шапками, золотыми посохами, кадилами и прочими шаманскими вещами.
Все как один осанистые, с могучими бородищами и широкими бандитско-холеными мордами.
Солнце на миг выглянуло из-за туч. Золотое шитье засияло ослепительным блеском. На
пудовых золотых крестах заблестели драгоценные камни. Сверкали золотые пуговицы,
длинные, искусно изготовленные за рубежом посохи. Священнослужители выделялись среди
одетой в черное братвы, как африканские жрецы среди голых негров.
Доны на подгибающихся ногах донесли гроб до могилы. Несколько мгновений казалось,
что уронят, но бывшие спортсмены сохранили достаточно сил, чтобы собраться, удержать и
удержаться самим. Тяжелый черный ящик бухнулся на горку оранжевого песка, примял, а
золотые лапы жадно погрузились, зарылись.
Могучий дьякон взмахнул кадилом. Хор певчих за спинами церковной братвы грянул
ангельскую песнь. Сам дьякон рявкнул таким могучим низким басом, что автомобили на
стоянке вздрогнули и присели в испуге. Старший из попов окропил гроб, вскинул крест и
четырежды помахал по сторонам, благословляя пришедших на проводы и одновременно
отпуская им грехи нынешние и будущие.
Бодигарды стояли спинами к могиле, удерживая толпу. Эти мелкие вожаки районных и
микрорайонных группировок не знают приличий, вот слева по периметру наметилось вздутие,
крепкие молодые парни в черных костюмах властно раздвигают стражей...
Вперед к самой могиле вышел такой же крепкий, но уже немолодой мужчина с широким
лицом профессионального боксера. На скулах и правой щеке остались следы от старых ран, а
нос был расплющен, будто ударом молота.
По толпе прошел шепоток: узнали Кешу Воркутинского, нового вожака межрайонной
группы. Он появился из воркутинских лагерей, тут же собрал братву и вступил в борьбу за
власть над центром города.
Кеша вскинул руку. Траурный марш послушно оборвался, а митрополит заткнулся,
словно свинья с кляпом во рту.
Дорогие друзья! сказал Кеша свирепо, словно прорычал. Сегодня прощаемся с нашим
дорогим другом, который так много сделал для всех нас!.. Он умел быть умелым судьей в
наших нелегких спорах, умел быть любящим отцом своим детям и, не побоюсь этого слова,
всем нам!.