Под головой «тридцать шестого» натекла из глаз черная в скверном освещении лужа. От уголков глаз к полу тянулись полоски крови. От жуткой посмертной улыбки у Сергея просеменил по спине холодок. Короткие пеньки зубов мертвеца покрылись кровью. Стирать с лица ухмылку было делом бесполезным. Рот, сколько не выпрямляй его, все равно в итоге сгибался в подкову. Впрочем, улыбкой это выражение можно было назвать весьма условно. Мрачное нелепое подобие, в котором не участвуют остальные мышцы лица. Мертвые глаза, покрытые мутной пленкой крови, пронзали взглядом потолок
Молодой совсем, сказал Валентин и сел на корточки у головы.
Да, согласился бригадир. Двадцать три года.
Он с кем-нибудь разговаривал?
Нет. Мы сразу заметили кровь. Я вызвал Аркадия Петровича, и мы отвели его сюда.
Майор стал кивать, подтверждая. Валентин раскрыл свою папку, достал ручку и подышал на кончик.
Как звать?
Пока он записывал, Сергей взял руку покойника и попытался прощупать пульс на запястье. Достал фонарик и проверил реакцию зрачков. Внезапно ему показалось, что черная точка под пленкой крови сузилась.
Есть реакция, сказал он и отодвинулся назад.
В это мгновение «тридцать шестой» схватил его за руку и завопил:
Я ничего не вижу!
Пальцы впились в запястье и сдавили тисками. Сергей выпустил фонарик и попытался вырваться.
Господи, что происходит? Где я? Кто тут? Я ничего не вижу! продолжал вопить «покойник».
Сергей едва сдержался, чтобы и самому не закричать. Он стиснул зубы и попытался вырваться, но хватка оказалась мертвой.
Толстяк попятился.
Он живой
Договорить не позволил Валентин. Он толкнул толстяка в грудь и приставил указательный палец к губам.
Сергей просунул руку между большим пальцем «тридцать шестого» и своим запястьем и отогнул. Рука выскользнула из хватки, и Сергей, приземлившись, больно ударился ягодицами о железный пол.
Рука «покойника» упала. Он больше не двигался. Валентин подал знак бригадиру, чтобы тот захватил толстяка и убирался из помещения. Работяга мгновенно сообразил и, схватив паникера под локоть, потянул его к двери.
Услышав хлопок, «покойник» залился смехом. Хохот был клокочущим, прерывистым, будто он втягивал воздух лишь для того, чтобы превратить его в звук.
Оба могильщика и майор стояли теперь на безопасном расстоянии от объекта и пытались сообразить, что делать дальше. В протоколе под номером тридцать шесть не было ничего об оживших покойниках. Нормативы захоронения и транспортировки все, что им нужно знать. Остальным занимались военные. Однако военный и сам хлопал глазами, прижавшись спиной к шершавому бетону стены.
Майор стал рыться в карманах. Он достал телефон, показал могильщикам, указал на дверь. Валентин кивнул. Майор, не отрывая спины от стены, прокрался к выходу.
Сергей достал из кармана свой мобильник и включил камеру. Навел объектив на хохочущего покойника, но стоило ему нажать на кнопку записи, как смех прервался. Лицо все еще искажала безобразная улыбка, но все признаки жизни в ней растворились.
Могильщики переглянулись. Валентин подошел к покойнику и поддел руку носком сапога. Реакции не последовало. Он поднял фонарик и нагнулся над головой «тридцать шестого».
Готов, после минутного кряхтения, сказал он. Теперь точно.
Сергей подошел ближе и вгляделся в мертвое лицо.
Что это было? спросил он, прислушиваясь к сумасшедшему бою собственного сердца.
А я че, Пушкин что ли?
В помещение вернулся майор.
Готов? Твою мать! Что это было?
Оба могильщика пожали плечами.
Раньше такое случалось?
Молодой он, философски заключил Валентин. Жизнь не хочет покидать молодое здоровое тело. Он не был мертв все это время. Что сказали в штабе?
Подождать. Докладывать каждые полчаса.
Можешь прямо сейчас доложить. И еще Капитан ваш приперся с крестиком. Примите меры. Куда вообще ваши вербовщики смотрят? Идиоты! Я в отчете об этом упомяну.
Майор сжал зубы и стал серым, но ничего не ответил. Валентин фыркнул и вернулся к бланку.
Предупредив Валентина, Сергей вышел. Нужно привезти тележку и мешок.
Руки до сих пор дрожали. В ушах еще звучал беспомощный крик «покойника». Сейчас, когда все уже закончилось, Сергею казалось, что в вопле этом было отчаяние и мольба. Могло ли? А если да, то что? Что они вообще знают о «тридцать шестых»? Ничего. А если и знали, то Сергею, конечно, не докладывали.
Первый покойник с жуткой улыбкой на лице появился в середине семидесятых на территории только что отстроенного завода. Тогда смерть связали со странными знаками, которые время от времени обнаруживают охотники или грибники. Дескать, земля священная, языческие божки, жертвоприношения и прочая ересь из той же обоймы. В узких кругах даже запаниковали. Началась истерия. Истинной причины так и не выяснили. Жертвой аномалии становились случайные люди, никак не связанные между собой. Человек, оставшись один, внезапно начинает харкать кровью, капилляры в глазах лопаются, тромб отрывается от сердца и все. По сути уже мертвый человек начинает шептать какие-то понятные лишь ему одному мантры. Вскоре выяснилось, что шепот этот опасен. Лишь через десять лет сопоставили факты, сообразили, что жертвами по большей части становятся религиозные люди. Любая атрибутика, будь то нательный крестик или четки мусульманина, становились объектами внимания «тридцать шестых». Шепот сводил с ума верующих. Неделя, десять дней, месяц итог один. Ты либо суешь голову в петлю, либо бросаешься с крыши многоэтажки, либо вскрываешь вены в ванной.
Тогда же, в восьмидесятых, выработали строгие правила, нормативы по захоронениям. И они до оторопи пугали Сергея.
Турист, случайно попавший в город, если бы туристы могли случайно оказаться в Североуральске, удивился бы расстояниям между надгробиями. Тут, вместо положенных пятидесяти сантиметров с торцов и ста по бокам, надлежало оставлять расстояние в метр у изголовья и в ногах и полтора-два метра с боков. Причем, хоронили так всех жителей без исключения.
Кроме того, в городе не было крематория. В протоколе о кремации ничего не говорилось, поэтому ни сам Сергей, ни Валентин не знали, плохой опыт тому виной или еще что-то. Хотя, судя по тому, насколько подробно авторы документа расписали каждую мелочь, с которой требовалось считаться, речь идет скорее об опыте. Наверняка где-то лежит скрытый от любопытных глаз протокол о кремации.
Сергей и сам не раз был участником перезахоронения «тридцать шестых». Картина, обнаружившаяся однажды под крышкой гроба, напугала его до чертиков. Труп не разложился, а стал серым. Лицо покойника искажали муки, будто умер он уже в гробу, спустя многие дни после похорон. Тело превратилось в жировоск, обмылилось, словно лежало где-то вблизи болот. В другой раз имел место явный криминал и без вскрытия, которого обыкновенно с «тридцать шестыми» стараются избежать, не обошлось. Следственный комитет прислал голову, отрезанную для экспертиз для дозахоронения. В гробу снова обнаружилась жировосковая мумия, лежащая на животе.
Шептались о том, что сделано это лишь для того, чтобы трупам было сложнее добраться друг до друга. Но шептались все и везде. Сложно винить в этом жителей. Никто не содействовал сплетням больше самого города, вокруг которого щетинился забор из колючей проволоки.
Иногда в разговорах на кухнях, за барными стойками в прокуренных пивнухах да в перерывах в рабочих столовых звучала идея о том, что все они давно умерли. Дескать, где-то в подземных цехах «Стрелы» что-то взорвалось, и жители Североуральска задохнулись ядовитыми испарениями во сне. Кто-то еще помнил слухи об «инопланетянах» и ссылался на них. Может быть, проклятая Америка жахнула ядерной боеголовкой по военному заводу. Или же злая вездесущая гэбня избавилась от населения, как от опасных свидетелей, но что-то пошло не так, и теперь они все застряли в засраном городишке с серыми жилыми блоками, пыльными, закопченными улочками и розовым, как сахарная вата, снегом.