В кабинете снова зависла мертвая тишина. Все застыли статуями.
Так что же вы предлагаете, товарищ Апанасенко? спросил Сталин. Его голос был спокоен, но все увидели, как на сталинском лице отчетливо стали видны оспины, словно подсвеченные огнем желтых сатанинских искр, прыгающих в его глазах. И только эти искры и просыпанный мимо пепельницы пепел из трубки выдавали бурю в его душе.
Апанасенко решился, прочистил горло и с расстановкой твердо произнес: Товарищ Сталин! Я предлагаю немедленно отдать приказ о нанесении всеми авиаподразделениями всех военных округов серии ударов по досягаемым немецким аэродромам, местам концентрации бронетанковой техники и складам топлива и продовольствия. Провести парашютное десантирование подразделений 1,2,3 и 5 Воздушно- десантных корпусов западнее соответственно Кракова, Радома, Варшавы и Кенигсберга, и мобильных диверсионных групп восточнее указанных пунктов и таким образом парализовать работу этих транспортных узлов. Апанасенко взял синий карандаш и стал крестить противную сторону границы, продолжая: Сухопутным силам Красной Армии начать немедленное развертывание и выдвижение, пересечь границу и нанести удар по сконцентрированным в приграничной зоне подразделениям Вермахта и СС.
Танковым и механизированным частям 3,4 и 10 армий нанести удары в направлении Варшавы, а танковым и механизированным подразделениям 5, 6 и 12 армии в направлении Кракова. Самостоятельному 4 механизированному корпусу нанести рассекающий удар в направлении Люблин Радов. Ближайшая задача окружение и разгром основных сил Вермахта в составе групп армий «Север» и «Центр» и выход на линию Кенигсберг Варшава Радом Краков.
В заключение генерал прорычал: Поймите! Промедление смерти подобно!
Пока Апанасенко излагал свои соображения и рисовал на карте кресты, Лаврентий Павлович Берия стоял и думал: «Привести генерала в приемную Сталина мог любой из присутствующих. Но кто мог его Апанасенко подтолкнуть к этому шагу, к этому выступлению? Шапошников? Нет, он слишком интеллигентен для такой игры. Жуков? Нет, этот слишком прямолинеен. Остается Голиков. Ах, Филя, ай да молодец!»
А Голиков в это время рассуждал: «Вот это Борис Михайлович! Браво! Эти соображения, что мы сейчас услышали, Апанасенко просил довести до сведения Сталина меня и Шапошникова, но рассчитывал он главным образом на Шапошникова, зная о высоком авторитете Бориса Михайловича в глазах Сталина. Значит, Михалыч точно рассчитал, что, если мы не решимся, не скажем, что и случилось, то Апанасенко пойдет сам. Пойдет, невзирая ни на что! Браво еще раз!»
Шапошников Борис Михайлович думал: «Как- то очень просто попал Апанасенко сначала в приемную Сталина, а потом и в его кабинет. Не Берия ли постарался? Знал, похоже, знал Лаврентий о просьбе Апанасенко доложить его соображения Сталину, знал и предвидел, что ни я, ни Голиков не решимся, и наша нерешительность «заведет» Апанасенко, а уж «заведенного» его не остановить. Да, хитер и умен Лаврентий Палыч, ничего не скажешь! А артист какой! Как он смотрел на нас! Но главное он согласен с доводами Апанасенко!»
Жуков Георгий Константинович думал просто: «Наконец- то нашелся человек, который смог прямо сказать: «промедление смерти подобно». И не заморачиваться тулупами, валенками и теплыми кальсонами, которые не шьют для Вермахта, и без которых немцы, якобы, не могут напасть! Молодец генерал, ай да молодец!» Жуков разволновался и под давлением эмоций не заметил, как последнее слово «молодец» вырвалось вслух. Сталин повернулся к нему: Молодец? Значит, товарищ Апанасенко молодец? Жуков подобрался, его раздвоенный подбородок выдвинулся вперед и громко выдал ответ: Так точно, товарищ Сталин, генерал Апанасенко молодец! Сталин окинул всех своим тяжелым взглядом и тихо произнес: И спрашивать не надо: вижу все с ним, кивок в сторону генерала, согласны. И ты, Лаврентий? неожиданно спросил Сталин. Берия напрягся, нервно поправил пенсне и коротко, и совсем не по- военному ответил: И я.
Сталин вернулся к своему столу, поднял трубку и сказал: Расширенное заседание Политбюро назначается на сегодня, посмотрел на часы и закончил, на 8.00. Оповестите членов Политбюро и Исполкома Коминтерна. Сталин повесил трубку и вздохнул так, что все присутствующие вдруг поняли: «Это вздох облегчения. Он решился». А Сталин еще раз обвел всех взглядом и сказал: Всем прибыть к 8.00, а пока свободны.
Все потянулись к выходу. Покидая кабинет последним, Апанасенко оглянулся. Товарищ Сталин стоял и смотрел на карту. Генерал аккуратно прикрыл за собой дверь.
В приемной пробили напольные часы. В Москве было семь часов утра.
Жуков, выйдя из кабинета Сталина, сразу проследовал к столу Поскребышева, поднял трубку ВЧ- аппарата и бросил: Маландина мне, и после паузы, Герман, немедленно отправь нарочным в приемную Верховного проект директивы номер два ноля один! Мне! Немедленно! Жуков положил трубку, подошел к Апанасенко, крепко пожал ему руку, кивнул головой в сторону кабинета и с чувством произнес: Я там сказал и здесь еще раз повторю молодец! Молодец, Иосиф Родионович! и закончил загадочной фразой: «теперь, верно, перевесит». Все озадачились: «что перевесит, кого перевесит?». Жуков увлек за собой Апанасенко и оба из приёмной вышли в коридор.
Голиков подошел вплотную к Берии и тихо сказал: Слушай, Лаврентий Палыч, я прошу тебя освободить Якова Серебрянского, он мне нужен. Берия притворно изумился:
Он же по моему ведомству числится?
Да, по твоему, только после пребывания в родных пенатах вряд ли он..
Понял я, понял, Филипп, не дал договорить Берия, посмотрел на собеседника долгим взглядом, блеснул пенсне, вздохнул и продолжил, ты прав, Филипп. И потому отдаю тебе Серебрянского вместе с его трудами.
Какими трудами? удивился Голиков.
Берия усмехнулся: Он написал в камере наставление по диверсионной работе в тылу противника и в деталях доработал две ранее задуманные операции. Операцию десантирования в Восточной Пруссии с кодовым названием «Стая», и операцию «Мираж» по проникновению в Мемель. И скажу тебе, Филипп, и по замыслу, и по способу, и средствам исполнения, это больше подходит тебе. Потому и отдаю. Так куда доставить Серебрянского?
На нашу Красногорскую базу.
Берия подошел к столу Власика, снял трубку телефона, набрал короткий номер засекреченной связи и, когда абонент ответил, распорядился: Дело на Серебрянского Якова прекратить, его личное дело и материалы уголовного дела направить товарищу Голикову. Серебрянского немедленно доставить на базу в Красногорске. Всё, положил трубку и отошел от стола. Его место тотчас занял Голиков, тоже набрал короткий номер и сказал: В ближайшее время к вам будет доставлен Яков Серебрянский. Поставить на довольствие и обеспечить всем необходимым для несения службы. Задача номер один воссоздать СГОН. (СГОН специальная группа особого назначения, руководимая Серебрянским. После его ареста была распущена. Прим.авт.)
Власик и Поскребышев стояли рядом у окна. Их лица, несмотря на все попытки подавить эмоции, несли печать изумления и непонимания происходящего. Никогда такого не было!
А тем временем, начали прибывать члены Политбюро и Исполкома Коминтерна. Каждый подходил к столу Поскребышева, расписывался в журнале и вопросительным кивком головы, или полушепотом спрашивал в чем дело. В ответ Поскребышев делал круглые глаза, пожимал плечами и показывал взглядом на военных.
В 8.00 Поскребышев зашел в кабинет Сталина, положил на стол перед ним список прибывших и услышал короткое: Пригласите товарищей. Когда все зашли в кабинет, Сталин поздоровался, предложил всем сесть и, когда все сели встал и сказал: Сегодняшнее расширенное заседание Политбюро продиктовано той обстановкой, которая сложилась на наших западных границах. По мнению военных товарищей, Сталин рукой показал на сидящих рядом Жукова, Шапошникова, Апанасенко, Голикова и Берия, промедление смерти подобно! После этих слов в кабинете воцарилась мертвая тишина, все сидели не шелохнувшись, а товарищ Сталин подошел к стене за своим письменным столом, часть которой была закрыта шторой, и отдернул ее. На стене висела такая же карта, как та, которую генерал Апанасенко разукрасил синими и красными крестами, только значительно большего размера. Здесь не было красных и синих крестов, на эту карту была нанесена одна жирная синяя линия. Всё, что расположено до этой линии к западу, пояснил Сталин, попадает в зону досягаемости германской военной авиации. Сталин, раскуривая трубку, взял паузу, давая присутствующим время изучить карту и оценить ситуацию, затем медленно произнес: Немецкие военнослужащие, перебежавшие к нам с той стороны, Сталин рукой показал отмеченные на карте места перехода границы, в один голос утверждают о начале войны 22 июня 1941 года. То есть завтра! Завтра, вы понимаете?! Сталин провел рукой по карте: Наши города, миллионы советских людей, заводы, фабрики, всё то, что с таким трудом и жертвами создано советским народом, завтра может подвергнуться бомбовым ударам! Как Герника, как Лондон, как Ковентри! Что же нам делать в этой ситуации? Наши военные товарищи предлагают нанести упреждающий удар. Сталин замолчал. Пауза затянулась. И тут встал Ворошилов, откашлялся и громко, и отчетливо предложил: Предлагаю без прений поставить вопрос на голосование. Итак, товарищи, кто за предложение военных? Обвел всех взглядом и подвел итог: Все за! Единогласно!