Смилуйтесь. Волшебник пережевывает это слово, как горькую траву. Да, я полагаю, что каплю милосердия вам могу предоставить. И вы будете служить гораздо лучшим примером. Он машет рукой Инфорсеру. Дай им плеть.
Инфорсер поднимает два локуса, скрестив руки на груди, в то время как мужчины стискивают зубы.
Закройте глаза, шепчет мама. Сера слушает, а я нет. Я не могу. Я наблюдаю, как Инфорсер напрягает руки и делает вдох, а затем чувствую это, впервые в жизни, зов Пустоты, чувство, как будто меня тянет к этой женщине, к ее локусам. Как будто что-то в теле вытягивается через кожу, вырывается из меня, из реальности, куда-то еще. Мой желудок сжимается, все плывет перед глазами, и моя рука вспыхивает ужасной жгучей болью, как будто в ней тысячи игл, и они начинают прорываться.
Я издаю короткий крик, а мама крепко закрывает мое лицо рукой. Я не вижу всего, что происходит дальше сквозь щели между ее пальцами, но мне видно достаточно. Я вижу, как воздух потрескивает и колеблется позади мужчин, вижу, как завитки туманного зеленого света вырываются из концов этих костяных локусов, вижу, как спины мужчин разрываются, когда их поражают сотни невидимых крючковатых шипов. Я чувствую запах крови, слышу крики и чувствую этот пульсирующий болезненный скачок магии внутри меня, пытающийся вырваться на свободу, разрывающий меня изнутри, как ураган, и мое тело едва ли может сдержать это.
Позже, когда мы, взявшись за руки, идем обратно в квартиру, ко мне возвращается дар речи.
Почему? спрашиваю я маму. Почему Волшебники сделали это с теми людьми?
Мама бросает на меня быстрый взгляд, и даже в свои семь лет я понимаю, что она действительно не хочет это обсуждать.
Потому что законы Республики позволяют Волшебникам наказывать Смиренных так, как они считают нужным, говорит она, стиснув зубы, тщательно подбирая каждое слово. В выражении ее лица, в ее глазах пляшет гнев, и он пугает меня.
Но почему? спрашивает Сера. Почему они это делают?
Потому что они обладают властью, отвечает мама. Потому что они контролируют правительство, торговые компании, школы и законы. Потому что в их крови заложена способность формировать мир, вызывать пламя и лед, приносить жизнь и смерть. Потому что они сильные, а мы слабые.
Но спрашиваю я, прекрасно зная, что не должна. Я же Волшеб и я так и не успеваю закончить вопрос, потому что она сжимает мою руку так сильно, что мне становится больно.
Отец ждал нас дома, и я подбегаю к нему, чтобы обнять так сильно, что он едва не падает. Пока мама на минутку уходит в себя, любуясь закатом с внутреннего дворика, отец садится со мной и Серой на кухне, чтобы заняться уроками. При мерцающем желтом свете свечи мы читаем историю о маленькой овечке, у которой не было друзей, и делаем несколько страниц арифметики. Сера занимается старательно, не пропуская ни одного упражнения, в то время как я дико ерзаю на месте и смотрю в окно. Но даже я включаю внимание позже, когда мы прижимаемся к отцу, пока он читает нам главу из «Саги о Нафлейне», этой тяжелой книги с загнутыми уголками со всеми историями о принцах, ведьмах и созданиях глубин. Мне нравится слушать его чтение, такое терпеливое и спокойное, мне нравится, как он обнимает нас, прижимая к груди, и как он озвучивает глупыми голосами всех персонажей.
На ужин у нас простое тушеное мясо с хлебом и луком. Мы сидим у огня и говорим о прошедшем дне. Родители терпеливо кивают, пока я разглагольствую о том, что Боуншенкс волшебный конь, который может летать сквозь время. Затем они укладывают нас, гасят свет и наклоняются, чтобы поцеловать меня в лоб, пока я засыпаю.
Я люблю вас, девочки, говорит отец. Больше, чем вы можете себе представить.
Всю оставшуюся жизнь мне хотелось, чтобы в тот день я подольше не ложилась спать. Жаль, что у меня не было еще одного дня, еще одного часа, еще одной минуты. Еще одной истории от отца. Еще одного объятия от мамы. Даже если бы мы подрались, даже если бы им пришлось пригрозить, что на следующий день угощений не будет, даже если бы все закончилось тем, что я плакала бы и топала ножками.
Я проведу остаток своей жизни, желая отдать все, что угодно, чтобы просто провести с ними больше времени.
Но вместо этого я засыпаю и просыпаюсь только потому, что все кристаллы в нашей квартире звенят.
Я вскакиваю с постели. Середина ночи, но квартира ярко освещена, потому что все обереги отключаются, эти перекрещенные паутины дрожат и трепещут, кристаллы вспыхивают красным, зеленым и синим. Я все еще сонная, но знаю достаточно, чтобы испугаться, да так, чтобы броситься на кухню, где находятся родители, которые уже встали. Сера стоит прямо за мной, плача от страха.
Что происходит? кричу я, перекрывая шум. Что случилось?
Они нашли нас, огрызается в ответ мама. Я не знаю, кто такие они, но понимаю, что это нехорошо. Отец взмахивает локусом в воздухе, и все кристаллы замолкают. Его лицо бледное, бледнее, чем обычно, а по лбу струится пот.
Как, черт возьми, они нас нашли?
Я не знаю, говорит отец. Он берет один из кристаллов в руку, крепко его сжимает, и выражение его лица становится еще более серьезным. Их четверо. Они уже близко. И он с ними.
О, Боги, шепчет мама, и мне страшнее, чем когда-либо в жизни. Нам нужно бежать. Сейчас же.
Бежать некуда, отвечает отец, не в силах посмотреть ей в глаза. Они следят за нами. Если мы сдвинемся с места, они нанесут удар. Он делает долгий, глубокий вдох. Мы у них в руках, Кейлин.
Родители обмениваются тяжелым взглядом, таким взглядом, который означает целый бессловесный разговор. Взгляд, которым ты принимаешь решение, которое даже не можешь произнести. Затем мама кивает, бросаясь вперед, чтобы прибрать в комнате, в то время как отец присаживается на корточки рядом со мной и Серой.
Послушайте, девочки, говорит он, выдавливая из себя улыбку. У нас небольшие неприятности, но все будет хорошо. Сюда приедут очень серьезные люди, и они хотят поговорить со мной и вашей мамой. Главное, чтобы они не знали, что вы здесь, хорошо?
Нет! плачу я. Мне очень страшно, папочка
Я знаю, обезьянка, говорит он, сжимая мои плечи; его глаза блестят за стеклами очков. И мне очень жаль. Простите, что мы втянули вас в эту историю. Простите за мир, в который мы вас привели. Простите за все. Но прямо сейчас, если мы сохраним спокойствие, все будет хорошо.
Он наклоняется и зацепляет пальцами щель в половицах, приподнимая ее, открывая крошечное подполье под ней.
Вы двое должны спрятаться там, хорошо? Сидите и не издавайте ни единого звука. Я просто скажу этим людям то, что они хотят услышать, а потом они уйдут, и мы вас достанем.
Но но заикается Сера, я не понимаю.
Я знаю, отвечает он и обнимает нас так крепко, что почти незаметно, как он дрожит. Когда-нибудь вы все поймете. Обещаю. Он отходит, прочищает горло. Теперь послушайте. Я думаю, все получится. Но если вдруг нет если все пойдет плохо если кристаллы начнут звенеть Мне нужно, чтобы вы двое выползли обратно через этот маленький туннель и побежали так быстро, как только сможете. Он достает сложенный листок бумаги и засовывает его в карман моих брюк. Здесь написан адрес. Доберитесь туда. Попросите позвать Шепот и скажите, что вас послал Петир Челрази. Они поймут.
Мама смотрит в окно.
Я вижу, как они приближаются. Нам нужно подготовиться. Сейчас же.
Отец смахивает со щеки слезу и берет себя в руки.
Что бы ни случилось, девочки Как бы все ни обернулось Мне нужно, чтобы вы знали, что мы с мамой любим вас больше всего на свете. Что все это стоило того, все это стоило того времени, что мы провели вместе. Вы самое лучшее, что когда-либо с нами случалось. Он проводит рукой по моим волосам и наклоняется, чтобы поцеловать в последний раз. Алка тебе предстоит нелегкий путь. Сражайся за тех, кто в этом нуждается. Веди себя хорошо, моя обезьянка. Веди себя хорошо. И Сера, моя маленькая Сера Слезы текут по его щекам, так много, что остановить их уже невозможно. Присматривай за сестрой. Будь сильной и храброй. Будь доброй. Он наклоняется, мягко направляя нас в подполье. А теперь прячьтесь.