– Она присутствует и действует в нервных системах большинства органических существ. Угодно ли вам изучить мой язык?
Я кивнул.
Он вынул одну из таблеток и сорвал с нее обертку, которая упала на стойку, шурша как целлофан. «Монах» вложил таблетку мне в руку и сказал:
– Глотайте сразу, пока она без обертки не испортилась на воздухе.
Таблетка была раскрашена, как мишень, красными и зелеными кругами. Она была большая и в горло прошла с трудом.
– Вы сошли с ума, – задумчиво сказал Билл Моррис.
– Сейчас мне и самому так кажется. На поставьте себя на мое место. Передо мной сидел «монах», пришелец, посол ко всему человечеству. Вряд ли он стал бы скармливать мне что‑нибудь опасное, не взвесив самым тщательным образом всех возможных последствий.
– Значит, по‑вашему, не стал бы?
– У меня тогда сложилось именно такое впечатление. – Тут я вспомнил о том, как влияет на «монахов» алкоголь. Это была память из таблетки, она всплыла как что‑то, известное мне с пеленок. Но теперь вспоминай – не вспоминай…
– Язык, – продолжал я, – может многое поведать о человеке, который говорит на нем, о его образе мышления и жизни. Видите ли, Моррис, язык «монахов» может многое рассказать о самих «монахах».
– Зовите меня Билл, – перебил он раздраженно.
– Хорошо. Возьмите для примера «монахов»и алкоголь. Алкоголь действует на «монаха» так же, как и на человека, понемногу истощая клетки мозга. Но в кровь «монаха» алкоголь впитывается гораздо медленнее, чем в кровь человека. Посвятив выпивке один вечер, «монах» потом не трезвеет целую неделю. Верно, что в понедельник он ушел от меня трезвым. Но к вечеру вторника он, должно быть, изрядно захмелел…
Я отхлебнул кофе. Сегодня у него появился какой‑то новый вкус, более приятный, чем обычно, словно память о привычной для «монахов» еде прибавила прыти моим вкусовым железам.
– Но тогда‑то вы этого не знали, – сказал Моррис.
– Откуда мне было знать? Я положился на его чувство ответственности.
Моррис сокрушенно покачал головой, но про себя, казалось, ухмыльнулся.
– Потом мы продолжали беседу… а потом я принял еще несколько таблеток.
– Зачем?
– От первой таблетки я забалдел.
– Опьянели?
– Не опьянел, но мысли начали путаться. Голову забили «монашьи» слова, да еще каждое из них пыталось ассоциироваться со своим значением. От неизвестных людям образов, от слов, которые я не мог выговорить, у меня все перед глазами поплыло.
– Сколько же таблеток вы приняли?
– Не помню.
– Ничего себе…
Откуда‑то всплыло воспоминание.
– Помню, я попросил его дать мне что‑нибудь необычное. По‑настоящему необычное.
Моррис больше не смеялся.
– Счастье ваше, что вы еще способны разговаривать. Спокойно могли бы очнуться сегодня утром бессмысленно лопочущим идиотом.
– Тогда мне все это казалось разумным.
– Так вы не помните, сколько таблеток приняли?
Я покачал головой. Может статься, новый толчок моим мыслям дало именно это движение.
– Я вам говорил о флаконе с маленькими треугольными таблетками? Стиратели памяти, вот что они такое.
– Боже мой! Вы не…
– Да нет же, Моррис. Они не всю память стирают, а только то, что усвоено из других таблеток. РНК в таблетках у «монахов» все перемечены так, что стиратель памяти может выделить их и разложить.
Моррис смотрел на меня во все глаза.