До вчерашнего дня мы полагали, что все «монахи», прибывшие на Землю, находятся либо в здании ООН, либо в своей шлюпке. Наши люди, Фрейзер, несколько опытных космонавтов в лунных скафандрах, заглядывали в эту шлюпку. На Землю прибыли шестеро «монахов», если, конечно, остальные не попрятались где‑нибудь в шлюпке. Но зачем бы им прятаться? Вам приходит на ум какая‑либо причина, по которой они могли бы так поступить?
– Нет.
– И никому другому тоже. И сегодня утром все шестеро были налицо. Все в Нью‑Йорке. Ваш тоже вчера вернулся домой.
Эта новость поразила меня.
– Как вернулся?
– Откуда мы знаем, как. Пусть это заведомая глупость, но мы сейчас проверяем авиарейсы. Думаете, стюардесса могла не заметить «монаха» на борту самолета? А заметив, не сообщить об этом газетчикам?
– Наверняка сообщила бы.
– Проверяем мы и все сообщения о летающих тарелках.
Я рассмеялся, хотя его слова звучали весьма логично.
Луизу мы встретили на грязной автостоянке у «Длинной ложки». Когда мы подъехали, она как раз вылезала из своего «мустанга». Рука ее взметнулась, как стрелка семафора, и она устремилась к нам, заговорив на ходу.
– Пришельцы из космоса в «Длинной ложке», вот смехотища, – это словечко она переняла у меня. – Эд, я же всегда тебе говорила, что твои завсегдатаи не люди, а черт те кто. Привет, вы мистер Моррис? Я вас помню. Вы у нас были вчера. За весь вечер всего четыре коктейля…
Моррис улыбнулся.
– Зато я не поскупился на чаевые. Зовите меня Билл, хорошо?
Луиза Шу была жизнерадостной блондинкой. По выбору, а не по рождению. В «Длинной ложке» она работала уже пять лет. Мало кто из моих завсегдатаев знал по имени меня, зато ее звали Луизой все без исключения.
У нее был смертельный враг – лишние двадцать фунтов веса, делающие ее чуть полноватой на вид. Время от времени она садилась на диету. Пару лет назад она взялась за это всерьез, перестала жульничать сама с собой и на несколько месяцев стала злюка злюкой. Героическими усилиями, едва не заморив себя, она довела свой вес до ста двадцати пяти фунтов. На радостях решила как следует отметить свою победу и – сама впоследствии признавалась – за один вечер вернулась к исходным ста сорока пяти.
Но с лишними двадцатью фунтами или без, она была бы превосходной женой. Я и сам подумывал, не сделать ли ей предложение, но мой предыдущий брак оказался слишкою безрадостным, а развод причинил слишком много боли, и все это произошло слишком недавно. Да и алименты к тому же. Из. – за них‑то я жил в конуре, из‑за них не мог позволить себе жениться снова. Пока Луиза отпирала дверь, Моррис купил в автомате газету.
В баре царил страшный беспорядок. Вчера мы с Луизой кое‑как протерли столики, собрали грязные стаканы и высыпали содержимое пепельниц в мусорные урны. Но стаканы так и остались невымытыми, а урны неопорожненными.
Моррис принялся расстилать газету на полу.
А я замер на месте, держа руки в карманах.
Литтлтон вышел из‑за стойки и вынес обе урны. Он выпростал их на газету и начал вместе с Моррисом сортировать мусор.
Мои пальцы нащупали в кармане обертку от таблетки «монаха». Совершенно верно, вчера под фартуком на мне были именно эти брюки…
Какой‑то инстинкт заставил меня умолчать о находке. Я вынул руку из кармана пустой. Луиза уже помогала агентам копаться в мусоре. Я присоединился к ним.
Наконец, Моррис сказал:
– Четыре. Надеюсь, что это все. Но надо поискать и за стойкой.
«Пять», – подумал я. И еще я подумал: «Вчера вечером я приобрел пять новых профессий. Не разумнее ли скрыть хотя бы одну из них?»
Если у меня хватило ума принять телепортационную таблетку, предназначенную для каких‑то многоглазых существ, то чего еще я мог вчера наглотаться?
Может, я – стал рекламным агентом, может, вором высшей квалификации, а, может, дворцовым палачом, в совершенстве владеющим искусством пытки? А вдруг я напросился на что‑нибудь еще более отвратительное, что‑нибудь вроде профессии Гитлера либо Александра Македонского?
– Здесь ничего нет, – сказал из‑за стойки Моррис.