Она не одна, поправила Сомин. У нее есть я.
Конечно, у нее есть ты. Хальмони похлопала Сомин по руке.
Сомин-а! воскликнула ее мать, перебежав через улицу. Здравствуйте, хальмони Хван. Она склонилась в поклоне.
Мун Сухюн, ты выглядишь как сестрица Сомин, но никак не мать!
Мать Сомин покраснела. «Так и есть», подумала Сомин. Ее мать всегда лучилась молодостью. Несмотря на то через что ей пришлось пройти она забеременела сразу после окончания старшей школы, а когда Сомин была еще совсем малышкой, потеряла мужа, она всегда была оптимисткой. Сомин удивляло, как она не унаследовала ни капли этой позитивности.
Сомин-а, я пойду куплю чего-нибудь попить для грузчиков. Они так усердно работают, а внутри так жарко, что хоть яичницу на полу жарь. Можешь последить за всем, пока меня не будет?
Конечно, согласилась Сомин. Сколько она себя помнила, мать всегда доверяла ей все дела, и она уже давно к этому привыкла. Мама часто говорила, что Сомин серьезно ко всему относится, всегда стремится к идеалу.
«Как мне повезло, что у меня такая дочь, повторяла она. Я понятия не имела, что делаю, но с тобой все стало в тысячу раз проще».
Раньше Сомин нравилось, когда мама так говорила. Она чувствовала себя нужной. Но, говоря по правде, Сомин воспитала свою мать не меньше, чем та воспитала Сомин.
На обратном пути в квартиру Сомин резко остановилась, заметив Чуну на перилах лестницы снаружи тот обмахивался веером. В голову Сомин пришла мысль столкнуть его вниз. Скорее всего, падение с двух этажей его бы не убило он все-таки токкэби. Зато это доставило бы Сомин огромное удовольствие.
Чуну поднял голову возможно, на звук ее шагов, а может, его сверхъестественная чуйка токкэби заставила его посмотреть наверх. Он дерзко усмехнулся.
Сомин решила не обращать внимания и попыталась его обойти, но Чуну преградил ей путь.
К чему такая спешка? полюбопытствовал он. Разве не ты хотела сбежать подальше из душной квартиры?
Я сбежала, чтобы не видеть тебя.
Чуну рассмеялся. Сомин надеялась на противоположную реакцию.
Ли Сомин, как больно ранят твои слова!
Ага, конечно.
Я серьезно. Ни разу в жизни я не был так заинтригован человеком. Неужели ты не хочешь дать мне шанс?
Его вкрадчивые речи застали Сомин врасплох. Красота Чуну была одновременно мягкой и грубой. Его лицу крайне шла ухмылка. И Чуну не мог этим не пользоваться, так что насмешливая улыбка практически никогда не сходила с его лица.
Вот почему Сомин ненавидела один только вид его самодовольной физиономии с самой первой их встречи. Чего это он такой самоуверенный? Не то чтобы это была его заслуга. Чуну просто родился с красивой внешностью нечем хвастаться. И что еще хуже, как только он начинал говорить, он мигом притягивал все взоры. Как будто важнее его речей ничего на свете не было. Вероятно, он так и считал, поскольку в девяти случаях из десяти говорил о себе. Напыщенный осел.
Нет, даже будь ты последним парнем на земле.
Хорошо, что я не просто парень. Улыбка Чуну стала шире.
Сомин изобразила приступ тошноты.
Меня сейчас вырвет.
Держу пари, если постараюсь, я мог бы изменить твое мнение.
Сомин саркастично усмехнулась.
Посмотрела бы я на это, выпалила она прежде, чем успела подумать. И вспомнить, что токкэби любил воспринимать все буквально, особенно если представлялась возможность позлить ее.
Ухмылка Чуну переросла в полноценную улыбку:
Значит, хочешь взглянуть?
Казалось, что-то овладело Сомин, какое-то непреодолимое чувство соперничества, с которым она не могла бороться. Она вздернула подбородок:
Конечно. Постарайся уж.
Чуну сделал шаг вперед, и каждый мускул Сомин напрягся, но она не отступила. Она знала таких парней: они вечно блефуют. В этой игре она не проиграет.
Я бы сказал, что мне нравится в тебе все. Мне нравятся твои волосы.
Чуну взял прядь ее волос и пропустил сквозь пальцы. Сомин держала голову прямо, и его ладони размытым пятном мелькали на периферии ее зрения. Она отказывалась отводить от него взгляд. Это была игра воли, и ее воля была сделана из стали.
Мне нравятся твои руки.
Чуну приподнял руку Сомин, рассмотрел ее, и уголки его губ приподнялись в улыбке. Сомин искала в ней насмешку, но Чуну выглядел совершенно очарованным, переплетая свои пальцы с ее. Он был хорош. Но Сомин не провести красивыми слова и этими его улыбочками.
Я люблю твои губы.
Взгляд Чуну скользнул вверх, остановившись на новом объекте его фальшивой привязанности. Он крепче сжал ладонь Сомин, придвинулся ближе. Она видела только его глаза. Чуну наклонил голову вниз. Сердце Сомин пустилось в галоп. Так быстро, что грудь у нее почти загудела. Удивительно, и как еще ее тело не начало вибрировать? Или оно вибрировало, а она просто этого не чувствовала? Сомин по-прежнему не двигалась. Она ждала. Чуну приблизился еще ближе, и его губы оказались всего в сантиметре от ее.
Я люблю в тебе всё, проговорил он, и Сомин почувствовала его дыхание на своих губах. Вот бы оно было моим.
Сердце у нее бешено колотилось, но она заверила себя, что это из-за жары.
Ты так эгоистично используешь слово «любовь», промолвила Сомин.
Может, его шокировали ее слова, а может, он устал от собственной игры, но Чуну наконец отступил. Она победила, хотя и не чувствовала столь вожделенного триумфа: ее сердце по-прежнему не желало успокаиваться.
Эгоистично? Чуну отпустил ее руку.
Ты под этим словом имеешь в виду, что хочешь владеть человеком. А это довольно эгоистично. Сомин поблагодарила богов за то, что ее голос прозвучал спокойно и ровно. Ты любишь то, что есть у девушки, а не ее саму.
На мгновение повисла тишина, а затем Чуну откинул голову назад и громогласно расхохотался.
О, Ли Сомин, с тобой определенно следует считаться. Чуну вдруг заговорил старомодно. И что еще хуже, из его уст это прозвучало неплохо. Стоит ли удивляться, что я с нетерпением жду наших маленьких спаррингов?
Это не спарринг. Я искренне ненавижу тебя, отрезала Сомин.
От ненависти до любви Чуну пошевелил бровями.
Что бы Сомин ни собиралась ответить, ее прервал грубый голос, раздавшийся позади.
Здесь живет Нам Сунбун?
Больше нет, обернулась Сомин.
Где мой бесполезный сын? спросил мужчина, и Сомин удивленно приподняла бровь.
Она смутно помнила отца Джихуна. Но могла сказать, что годы его не пощадили. Когда-то он был высоким должно быть, Джихун ростом пошел в отца, но сгорбился, как будто у него не осталось сил держаться прямо. У него были редеющие седые волосы, рябое лицо и морщины, расходившиеся в разные стороны от прищуренных глаз. Меж его пальцев висела все еще зажженная сигарета, как будто он только что вытащил ее изо рта.
Вот уж с кем Джихуну точно сегодня не стоило видеться.
Не уверен, о ком вы говорите, господин, сказал Чуну приятным голосом, но в его глазах стоял лед. Еще никогда Сомин не видела в токкэби столько холодности.
А кем еще может быть мой сын, по-твоему? Только неблагодарным бездельником, которому за пятнадцать лет ни разу не пришло в голову родного отца навестить.
Все. Больше Сомин не могла держать язык за зубами.
Возможно, он бы и навестил, если бы знал, где вы живете.
Мы знакомы? протянул господин Ан, пристально глядя на нее.
Я подруга Джихуна, и, в отличие от вас, я последние пятнадцать лет присутствовала в его жизни.
Ах ты дерзкая соплячка, процедил господин Ан, стиснув пожелтевшие зубы.
Сомин двинулась вперед, но Чуну остановил ее. Он не пытался ее удержать, но его жест заставил ее замяться, одуматься. Впервые в жизни Сомин была благодарна Чуну за то, что он рядом, иначе она не знала, что бы сказала или сделала отцу Джихуна.
Ну, учитывая, что мы встречаемся в первый раз, полагаю, нужно сперва представиться. Чуну протянул руку. Я Чуну, а вы?..