Моя жизнь в «Городе Солнца», а именно так называлась моя школа, не задалась с самого первого дня моего появления там. Мама уверяла, что я найду здесь много друзей, вещала о настоящей мужской дружбе, о верности и преданности. Я слушал её, разинув рот, и искренне верил, что всё именно так и будет. В книжках же тоже так пишут значит, точно правда.
Реальность внесла свои коррективы уже 1 сентября. В школу я явился при полном параде и с дурацким веником в руках. В тот момент я был очень горд собой. Мне сказали подарить букет школьной учительнице, но я плохо её помнил, в результате чего чуть было не вручил его учителю физкультуры, чем вызвал приступ хохота у своих будущих одноклассников. Я поначалу не понял, что они смеются надо мной, и радостно помахал им рукой, улыбнувшись во весь рот.
Тебя как звать, лошара? поинтересовался белобрысый мальчишка, смеявшийся громче всех. Я не понял, что это меня так обозвали и подумал, что он назвал свое имя.
Очень приятно, а меня Дима! радостно выпалил я.
Я протянул руку для пожатия, потому что читал, что так делают все мальчики. Но мой одноклассник тут же побагровел и проигнорировал мою протянутую ладонь. Остальные мальчишки зашлись в смехе, и тут я почувствовал, что сказал что-то не то.
Да я тебя! прошипел мальчишка и отвесил мне тумака. Я стоял в шоке и пытался понять, что произошло. Отвечать я не стал, так был удивлен.
Надо ли уточнять, что следующие шесть лет моей жизни этот мальчишка по имени Колян Богданов всеми силами отравлял мне жизнь в школе? От него доставалось всему классу, но его любимой жертвой был, конечно же, я. Мы жили с ним в одной комнате, так что я научился спать урывками и отслеживать любые негативные действия Коляна в мой адрес. Иногда я чувствовал себя телепатом, пытаясь по лицу Богданова понять, что он в очередной раз задумал. Родители платили за него хорошие деньги, поэтому из школы его не отчисляли, а учителя только пожимали плечами, когда кто-то из девчонок на него жаловался.
Я никому не говорил о травле. В школе было негласное табу на жалобы взрослым. Нарушив запрет, о спокойствии я мог бы забыть: житья бы мне не дали и точно бы выжили из «Города Солнца». Как-то раз я пытался поговорить об этом со школьным психологом, но она только сказала, что я слишком высокомерен и считаю себя лучше других. Больше я к ней не обращался.
Моим единственным местом спасения была библиотека, где я прятался от Богданова и его дружков. Здесь они не появлялись, но вечером мне всё равно приходилось идти обратно в спальню и получать порцию издевательств.
В прошлом году Колян чуть приутих и даже перестал меня бить. В основном доставал меня словесно: как-то раз даже написал на задней парте в кабинете физики: «Лесков лох». Но у нас установилось небольшое перемирие. Иногда оно нарушалось, когда у Коляна было плохое настроение. Коронным его номером было выкручивание рук, после чего жертву пинали его дружки Денис и Кирилл. Одно время я постоянно ходил с синяками.
Втайне я завидовал Коляну. У него были друзья, веселье и нормальные родители, которые всё-всё ему разрешали. Иногда я задумывался, почему же я такой и почему меня не хочет принимать мир. Мысли эти были совсем невесёлыми. В результате, я пришёл к выводу, что сам виноват в своих несчастьях.
В нашем классе учился Артур Романов, сын учредителя, того самого Андрея Романова. Он тоже был ботан, как за глаза называл его Колян, да ещё и в школьной форме ходил по распоряжению отца: родственники собственников школы должны были ходить так и только так. Казалось бы, отличный повод поглумиться, но Артур умел поставить на место любого и ни с кем не ввязывался в драку. В нём чувствовалось достоинство. К тому же, у него были друзья его братья и сестра. Романовы всегда держались вместе. В школе говорили, что они ведут свою родословную от царской семьи. Многие искренне в это верили, и даже Колян над этим не смеялся.
Я был одинок, а мне так хотелось кому-нибудь рассказать о последнем прочитанном приключении, о своих мечтах и желаниях. Но меня вряд ли бы кто-нибудь понял, разве что снова поднял бы на смех.
Поэтому школу я ненавидел. Мне хотелось остаться в своей комнате, взять очередную книгу и уйти далеко-далеко. Лето я вспоминал потом с щемящей грустью. По вечерам мать обычно сидела в гостиной, вязала и смотрела сериал. Слышался приглушённый звук телевизора, на улице шумела листва, а я бродил по другим мирам вне времени и пространства.
Глава 2
Отец разбудил меня в пять утра. Сонный, я чувствовал себя разбитым и невыспавшимся, но ещё нужно было собирать вещи. С этим мне помогла мама. Конечно же, я всё делал неправильно, всё валилось у меня из рук. Надо ли уточнять, с каким настроением я собирался ехать в школу? Когда мы усаживались в машину, я уже ненавидел весь этот мир. К тому же, по приезду мне сразу нужно было тащиться на уроки, а это значило, что уже через три часа я увижу постылых одноклассников.
Всю дорогу папа читал мне нотации, а мать ему поддакивала. Одна мысль только меня грела: в школе, по крайней мере, я не буду общаться с отцом. Конечно же, он часто будет мне звонить, чтобы наорать, но уж его физиономию я не увижу очень и очень долго.
Отца я почти не слушал, тем более, нового о себе все равно не услышу. Я смотрел в окно и размышлял, с каким настроением явится Богданов, будет ли он сегодня устраивать мне «тёмную». Я очень надеялся, что наше перемирие продлится и дальше, и что он больше не будет меня доставать.
Передо мной мелькали дома, улицы, бредущие куда-то люди. Часто я видел грустных школьников, несущих в руках букеты. Если встречался кто-то счастливый, то чаще всего это был первоклассник. В душе я им всем сочувствовал: нас всех ждёт целый год мучений. До следующего лета.
Физически мне тоже было тошно. Кружилась голова, скручивало желудок. Мама даже пару раз поинтересовалась моим здоровьем, но я заверил её, что отлично себя чувствую. Не хотелось выглядеть перед ней слабым.
Дима, вот знаешь, у меня в твоём возрасте была куча друзей. Ты меня слушаешь вообще? вдруг грозно спросил отец, хмуро вглядываясь в зеркало заднего вида.
Да, папа, обреченно ответил я и отвёл глаза.
Почему ты не можешь подружиться хоть с кем-нибудь?
Я молчал, не зная, что ответить. Может, потому что я действительно унылый придурок?
Мы чуть было не опоздали. При выезде из города мы встряли в пробку, и папа начал ругаться с мужиком, который чуть было в нас не врезался. Они орали как оглашенные полчаса и выясняли, кто из них идиот. Мне было за отца стыдно. Хотелось заткнуть уши, только чтобы не слышать эти вопли. Мама с невозмутимым видом наблюдала за происходящим.
Развелось тут идиотов! заявил отец, когда сел обратно в машину. Я на всякий случай стал смотреть в окно и сделал вид, что меня тут нет. В глубине души отец обвинял меня во всех смертных грехах. Ведь именно из-за меня ему пришлось тащиться в школу рано утром, когда на дорогах пробки. Но отец выдохся и до самой школы просто бубнил себе что-то под нос. Я уже хотел поскорее оказаться в школе, чтобы избавиться от его общества.
Школьную линейку я пропустил из-за дорожных разборок папы, но был этому даже рад. Меньше буду видеть своих одноклассников. До начала урока оставалось двадцать минут, но мне нужно было ещё завезти чемодан в комнату. Я скомкано попрощался с родителями, пообещал, что обязательно буду хорошо себя вести, и наконец-то отправилсвя в свою спальню. Перед входом в школу я обернулся и посмотрел на них. Мама помахала мне рукой, выглядела она расстроенной. Наверное, она всё-таки любила меня. Папа только хмуро кивнул.
Пришлось поспешить. Я весь запыхался, пока довёз чемодан до своей комнаты. Никогда не думал, что у меня столько барахла. Я в этом году даже книг много не набирал: есть школьная библиотека или интернет, откуда тоже можно скачать что-нибудь интересное.