Не знаю, во сколько закончу, говорю ей, удерживая не месте, но я постараюсь захватить тебя.
Хорошо.
Хорошо?
Я приближаюсь и целую ее. Она не стерва, а ведьма, другого объяснения у меня нет. Ведь я на грани зависимости от ее тепла и тихой улыбки. Яна так редко улыбается, намного чаще усмехается или иронически кривится. Впрочем, это тоже действует на меня, как все ее колючки и защитные титановые панцири. Я начинаю понимать ее и узнаю всё лучше и радуюсь каждый раз как ребенок, когда успеваю угадать, как именно она сейчас посмотрит или поведет плечами.
Есть лишь одно но. Когда я вижу ее защиты, эхом приходит противная мысль, что они появились не просто так. Кто-то долго и изощренно старался В такие моменты я хочу обнять ее покрепче и никуда не отпускать. Даже против ее воли.
Да, хорошо
Яна собиралась добавить еще что-то, но мой настырный язык не позволяет. Она все же прикрывает глаза и отдается моему упорству. Я вновь угадываю, как расслабляется и тает ее тело в моих руках, самый настоящий воск, податливый и мягкий. Может, эта тропинка и самая примитивная, но она не заставляет меня петлять понапрасну и раз за разом приводит к цели. Желание, жажда тут Яна проигрывает и тянется ко мне.
Тебе пора, она не придумывает ничего лучше, как сцепить железные пальцы на моем подбородке.
Моя челюсть, Яна.
Только ей вчера и не досталось от брата.
Увидимся.
И она выпорхнула прочь.
А утро портится вместе с хмурой рожей Стаса. Напарник на три смены стаскивает картонные коробки с погрузчика и чертыхается после каждого второго движения.
Что тут? спрашиваю я у него, не торопясь с помощью.
Бухло. Коробы, где этикетка наклеена в правом углу, бросай в сторону.
Таких оказывается процентов пятнадцать. Я вскоре догоняю, что мы сортируем товар что-то более ценное, которое спрятали в общей куче. Коробки со скошенными наклейками не тарахтят и намного легче.
Так что тут?
Догадайся, Стас подмигивает, выдерживая интригу.
Коробки приходится нести в подвал. Причем в дальнюю комнату, дверь которой оснащена кодовым замком и наваренными листами железа. Я еще не бывал здесь, хотя спускался вниз довольно часто.
Придержи дверь, она захлопывается.
Я наваливаюсь на холодную поверхность и слежу за тем, как Стас, ругаясь и кряхтя, заруливает груженую тележку внутрь.
Ты кстати больше не вышибала, сообщает мне Стас. Тебе сказали?
Нет.
Тогда с повышением.
Стас нетерпеливо машет рукой, чтобы я уже отстал от двери и подошел к нему.
Что я теперь буду делать?
Разъезды, Север, он достает складной нож и вспарывает клейкую ленту на первой коробке. Там разъяснить, тут напугать.
Как в той гостишке?
Примерно.
С тобой в паре?
Ага. Ты поэтому глуши порывы пристрелить меня. Тебе надо бы наоборот мне спину прикрывать. Тогда я смогу ответить тем же, напарник.
Тугие, стянутые пачки банкнот. Охранник вытаскивает их из коробки блоками и складывает в выдвижной ящик стеллажа. Так еще один пазл встает на свое место. Почему терпят Стаса? Потому что Стас предан, как собака. Его можно оставить в запертой комнате с наличкой. Без камер и смотрящих.
Бери следующую и помогай, распоряжается парень.
Я обращаю внимание, что купюры словно только что выплюнул банкомат. Не измятые и выуженные со дна кармана. Не те, последние деньги, которые приходят к барыгам от наркоманов, нет, если не брать в расчет «Пиранью», которая обслуживает середнячков обычной программой стрип-бара, то бизнес Марка смотрит в сторону толстых кошельков. Дорогие интерьеры, дорогие девочки, дорогие удовольствия. Марк слишком хорошо знает, что такое последние деньги, чтобы брать их.
Тут хранилище? спрашиваю я у Стаса.
Нет, это на расходы.
Зря я столько думал о брате. Стоит выбраться из подвала, как властный голос Марка ударяет по ушам. Правда босс забывает о своем недовольстве, когда замечает меня. Он разворачивается и направляется ко мне.
Отлично.
Иди за мной, бросает Марк и проходит мимо, направляясь к служебной двери.
Я шагаю за ним, любуясь на широченную спину. Тело тут же отдается приливом из услужливых отголосков, ноют и крутят ссадины и синяки, которые брат весьма расточительно раздал вчера. Марк же вышагивает ровно и стремительно, будто не было ни пьянки, ни драки.
Выспался? неожиданно интересуется Марк.
Брат резко разворачивается, решив проверить. Он придирчиво смотрит на мое лицо, зацепившись за глаза. Марк замирает, будто впервые заметил что-то существенное, и я вдруг догадываюсь в чем дело. У меня глаза матери.
Да, один в один, я киваю ему.
Откуда ты знаешь? Ты последний раз ее видел
Фотографии, Марк. Есть такая вещь, знаешь.
Марк молча толкает дверь на выход и спускается по железным ступенькам. Его машина ждет в первой линии, и Марк подходит к задней двери, открыв которую, достает темный чехол для одежды.
Переоденься, распоряжается он.
Расстегнув молнию, я нахожу светлую рубашку и свободный дорогой пиджак на двух пуговицах.
И какая легенда для матери?
Ты же вроде на юриста учился, Марк взмахивает ладонью, поторапливая меня.
Недоучился.
Диплом никто проверять не будет.
Я стягиваю через голову фирменную футболку клуба и надеваю выбранную братом одежду. Марк вновь придирчиво оглядывает меня с ног до головы, и я отчетливо улавливаю его напряжение. Или это Он нервничает? Он умеет?
И еще одно, говорит Марк. Если у тебя есть какие-то претензии к матери, то затолкай их себе поглубже в глотку прямо сейчас.
Глава 14
Сперва решение отца, потом Марка. И привычка, обычная бытовая привычка, когда принимаешь заведенный порядок и не думаешь, что могло быть иначе. Поэтому я знаю мать лишь по фотографиям.
Отец забрал меня годовалым малышом. Они из-за чего-то разругались в пух и прах, и отец купил билет и улетел со мной в другой город. Обрубил все связи, хотя хотел щедро откупиться, но мать упорно отказывалась от денег, чем безумно злила старика. Марку тогда было семь, и он был рожден от другого мужчины, которого сам Марк никогда в глаза не видел и не искал.