Направившись в сторону кухонного отсека, Джек приостановился, перенес центр тяжести на одну ногу и громко пёрнул.
Дуй, ветер! Дуй, пока не лопнут щеки![12] пробормотал он почти про себя, но не совсем.
Грэм это уже слышал. Он почти все уже слышал, но его это не раздражало. По мере того как Джек постепенно становился все более известным писателем, а слава порождала долю самолюбования и эксцентричности, он портил воздух все чаще. И это не были смущенные эманации стареющего сфинктера нет, то были шумные, сосредоточенные газы среднего возраста. Каким-то образом Грэм даже не понял как Джек превратил их в милую причуду
И дело было даже не только в том, что эти маленькие эпизоды казались простительными. Иногда Грэм подозревал, что они тщательно спланированы. Однажды Джек позвонил ему и стал уговаривать, чтобы Грэм помог ему выбрать ракетку для сквоша. Грэм отпирался и уверял, что в сквош играл всего три раза в жизни один раз собственно с Джеком, когда тот загонял его по корту почти до инфаркта, но Джек отказывался принимать этот отказ от ответственности. Они встретились в спортивном отделе «Селфриджа», и хотя Грэм ясно видел ракетки для сквоша и тенниса с левой стороны, Джек потащил его за собой на прогулку по всему этажу. Но вдруг, ярдов через десять, он остановился в своей типичной предварительной позе, спиной к стеллажу аксессуаров для конного спорта, и произвел ожидаемый звук. Когда они продолжили путь, он меланхолично пробормотал:
Ветер в гривах.
Спустя пять минут, когда Джек решил, что, пожалуй, уже имеющаяся ракетка его вполне устраивает, Грэм заподозрил, не было ли это именно так изначально и задумано. Может быть, у Джека просто оказалось немного свободного времени и неиспользованная шутка, так что он позвонил Грэму, чтобы тот помог ему избавиться и от того, и от другого.
Ну что же, мальчик, сказал Джек с валлийским акцентом, хотя валлийцем не был; он протянул Грэму кружку кофе, сел, отпил из своей кружки, вытащил из бороды сигарету и затянулся. Сочувствующий писатель с заинтересованным вниманием выслушивает обеспокоенного профессора. Пятнадцать фунтов нет, лучше гиней в час; неограниченное количество сеансов. Только выдай что-нибудь, из чего я, со всей своей преображающей мощью, смогу наваять историю минимум на двести фунтов. Шучу. Поехали.
Грэм несколько секунд вертел в руках очки, потом отпил кофе. Поторопился: он почувствовал, что вкусовые рецепторы на кончике языка обожжены. Он обхватил кружку обеими руками и уставился в нее.
Я не то чтобы прошу какого-то конкретного совета. И не то чтобы мне нужно было второе мнение о том, как мне себя вести. Я просто не нахожу себе места, не могу успокоиться из-за своей реакции на на то, на что реагирую. Я как бы сказать я не знал про это вообще. И я подумал, ну, у Джека же больше опыта в разной фигне, может, и у него такие приступы бывали, или он хотя бы знает кого-нибудь, у кого они бывали.
Грэм взглянул на Джека, но пар из кофейной кружки затуманил ему очки, и он увидел только коричневатое пятно.
В твоем рассказе, старик, пока что не больше ясности, чем в заднем проходе у пидараса.
Ага. Прости. Ревность, внезапно произнес Грэм и затем, пытаясь пояснить, добавил: Сексуальная ревность.
Другой, по моему опыту, и не бывает. Хм Печально, печально, дружочек. Подружка играла с огнем, да? Джек недоумевал, почему Грэм явился с этим именно к нему. Его интонация стала еще нежнее. Никогда не скажешь, вот что я тебе доложу. Никогда не скажешь, пока не будет слишком поздно, а там не успеешь оглянуться, как хирург уже обхватил щипцами твою мошонку. Он замолчал в ожидании реакции Грэма.
Нет, не в этом дело. Господи, вот это было бы ужасно. Ужасно Нет, это все как бы ретроспективное, все оно ретроспективное. Это все про мужиков до меня. До ее встречи со мной.
А! Джек подобрался, еще сильнее удивляясь, почему Грэм пришел к нему.
Я пошел в кино на днях. Дерьмовый фильм. Энн в нем снималась. Там был еще один тип не скажу кто, и потом оказалось, что Энн была спала, спала с ним. Не много, быстро добавил Грэм один-два раза. Не то что ну, понимаешь, встречалась с ним или что.
Хм
Я ходил смотреть этот фильм трижды за неделю. Первый раз я думал, знаешь, интересно посмотреть на его лицо, я первый раз на него особого внимания не обратил. Так что я посмотрел, и лицо мне не очень понравилось, но это же неудивительно, правда? А потом я поймал себя на том, что снова иду туда, еще два раза. И это даже не ближайший кинотеатр, это в Ислингтоне. Я даже перенес занятие, чтобы снова туда попасть.
И как оно оказалось?
Ну, первый раз второй, если считать с нуля, было, наверное, забавно. Этот мужик играл какого-то мелкого мафиози, но я знал Энн мне сказала, что он из Ист-Энда, так что я слушал внимательно, и он даже акцент не мог удержать больше чем на три слова. Я подумал почему Энн не могла переспать с актером получше? Я типа посмеялся над ним и подумал, что я, может, и не Казанова, но я уж точно получше историк, чем ты актер, даже не надейся. Я вспомнил, как Энн говорила, что он в последнее время снимается в рекламе бритв, и подумал бедняга, может, этот фильм был вершиной его карьеры, может, он весь перекручен от неудач, от зависти, от чувства вины и иногда стоит в очереди за похлебкой и мечтательно вспоминает Энн, думает, что с ней стало; и когда я вышел из кино, я подумал: «Так вот хрен же тебе, сволочь, хрен же тебе» Во второй раз в третий это, пожалуй, загадка. Почему я вернулся? Ну вернулся, и все. Мне казалось казалось, что надо. Мне казалось, что я близок к разгадке, к разгадке чего-то про себя, вот все, что я могу сказать. Наверное, я был в странном состоянии и не мог понять, почему я вообще пошел в кино это я тогда перенес занятие, и на протяжении невероятно тоскливого первого получаса я вообще не знал, что почувствую, но почему-то знал, что как в прошлый раз не будет. Наверное, надо было в тот момент уйти.
И почему ты не ушел?
Ну, какое-то детское пуританство, деньги-то заплачены. (Нет, неверно.) Было и что-то большее. Я тебе скажу, что́ это, по-моему, было: чувство, что я приближаюсь к чему-то опасному. Ждешь: вот сейчас не будешь знать, чего ждать. Слишком заумно получается?
Не без этого.
Но это не заумь, а физическое ощущение. Я дрожал. Я понимал, что мне сейчас откроется великая тайна. Я чувствовал, что столкнусь с чем-то страшным. Я чувствовал себя как ребенок.
Повисла пауза. Грэм отхлебнул свой кофе.
И чего, было что-то страшное? Трах-тибидох-тах-тах?
Вроде того. Это трудно объяснить. Я не испугался этого типа. Я испугался из-за него. Я был очень зол, но совершенно абстрактно. Еще меня дико тошнило, но это было что-то отдельное, сверх программы. Я был очень расстроен, наверное, так можно сказать.
Похоже на то. А в последний раз?
То же самое. Те же реакции на тех же местах. Такие же сильные.
Не выветрилось немного?
Некоторым образом. Но оно возвращается, стоит мне об этом подумать. Он остановился. Ему казалось, что теперь он сказал все.
Ну, раз тебе не нужен мой совет, я тебе его дам. И совет мой таков: кончай ходить в кино. Ты же вроде этого никогда и не любил.
Грэм, кажется, не слушал.
Понимаешь, я тебе так подробно рассказал про фильм потому, что это был катализатор. От этого все завелось. Ну, в смысле, я, разумеется, знал про некоторых из ее мужиков до меня, кого-то даже видел лично. Не всех, конечно. Но вот только после фильма они мне стали небезразличны. Мне вдруг стало мучительно думать, что Энн с ними спала. Это вдруг оказалось не знаю как измена, что ли. Глупо, да?
Ну неожиданно. Джек упорно избегал смотреть на Грэма. «Спятил» первое, что пришло ему в голову.
Глупо. Но я стал думать про них всех по-другому. Я стал из-за них волноваться. Ложусь в постель, хочу заснуть, и получается как у Ричарда Третьего перед этой битвой ну, какая она там.