– Нам еще долго топать, блин.
– Ты! – бросается на него Эн. – Ты… Как ты можешь шутить в такой момент! Она же умерла.
– Мы все умрем, – флегматично пожимает плечами парень. – Че ты психуешь? Бабка съехала, блин. Все равно не выжила бы. Так хоть не мучилась.
Троица продолжает путь в молчании. Мимо проплывает совершенно не пострадавшее от безжалостного времени здание республиканского ДОСААФ. Стоящий через улицу от него шестиэтажный корпус Нефтехимпроекта, наоборот, разрушился почти полностью – в окнах нет стекол, крыша просела, козырек крыльца обрушился.
– На Патриса Лумумбу свернем и через Старый аэропорт пойдем, – ни к кому конкретно не обращаясь, говорит Хал. – Так ближе, блин. Вон, где сгоревший автобус, – нам туда.
Улица Патриса Лумубы скрывается в густой зелени. Раздвигая высокие стебли репейника, Ник делает первый шаг и тут же останавливается.
– Ух ты! Смотрите!
Бурьян и кусты на углу крайнего дома вырублены, не успевшие увянуть измочаленные стебли и ветки валяются тут же. На стене, покрытой грязевой коростой, отчетливо белеет глубоко процарапанный в штукатурке круг, а внутри его две буквы: АК.
– Что бы это значило? – хмурит бровки Эн.
– В первую очередь то, что здесь тоже есть люди, – отвечает Ник. – Надо будет, когда пойдем обратно, покричать.
– Нафига? – в своей обычной манере спрашивает Хал. – Чтобы жратву отобрали? Мало ли кто тут тусуется, блин.
– АК… – бормочет Ник. – Странная аббревиатура.
– Может – «Аномальная Кривая»? – высказывает предположение Эн.
– Или «Автомат Калашникова», – хохочет Ник.
– Или «Ак»? – включается в угадайку Хал. – Ну, который «Барс».
– Или «Ангмарское Королевство»? – продолжает Эн.
– Это чё за хрень? – таращит черные глаза татарин.
Девушка усмехается:
– Ты Толкиена не читал, что ли?
– Какого еще… Всё, киттек
note 4
, – неожиданно Хал начинает психовать. – Шагайте, негры, солнце уже высоко!
– Здесь все как в сказке, – задумчиво говорит Эн пятью минутами спустя, разглядывая молодые деревья, проросшие сквозь асфальт на парковке возле одного из домов на Взлетной улице. – Как в страшной, злой сказке. Готика такая. Братья Гримм, Шарль Перро. «Спящая красавица». Принцесса уколола палец веретеном, все уснули. Прошло сто лет. Замок и окрестности заросли деревьями и кустами. А потом пришел принц и поцеловал спящую принцессу…
– И все проснулись, блин! – подхватывает Хал бодрым голосом. – Сказочка… А кто принцесса-то? И почему все уснули?
– Не сто лет прошло, – вмешивается в разговор Ник. – Меньше. За сто лет тут бы такие дубы-колдуны стояли, что не продерешься. Газеты же нашли, Аркадий Иванович по датам смотрел. Две тысячи шестнадцатый год, июнь, июль. Старее нет. И в Цирке народ говорил – лет двадцать девять, тридцать нас… ну, не было.
– А где мы были? – свесив на бок черную челку, интересуется Эн. – Ведь где-то же были, да? Мы же живые…
– Живые, – ежится Ник, припоминая, как шесть дней назад он пришел в себя после долгого – или мгновенного? – небытия.
Даже теперь думать об этом было больно, а тогда, почти неделю назад, его корежило и выгибало дугой. Боль жила в каждой клеточке тела, была внутри и снаружи, рвала внутренности, железным обручем стискивала голову, огнем жгла суставы. В холле гостиницы «Волга», где Ник очнулся, царило запустение, но он тогда не обратил на это внимание – просто катался по пыльному полу и выл, словно раненный зверь.