Тогоева Ирина Алексеевна - Узкая дверь стр 20.

 Надеюсь, что с учениками у меня никаких сложностей не возникнет,  строптиво заявила я.

Его взгляд, вежливо-недоверчивый, явственно свидетельствовал о том, что в его мире учительница особенно такая молодая неизбежно должна иметь сложности с учениками-мальчишками.

 Но если сложности все-таки возникнут, сразу же посоветуйтесь со Скунсом,  повторил он и быстро вышел, прошелестев подбитой алым мантией.

Я аккуратно сложила смятые листки. Руки у меня немного дрожали.

Я здесь чужая, думала я. Меня здесь не примут. И что вообще, скажите на милость, заставило меня думать, что я смогу преподавать в такой школе?

Я вспоминала длинные списки школьных правил, собранные в черной папке Скунса; Синклера в роскошной докторской мантии; зловредную машину «Банда» со скалящейся решеткой; а еще то, каким тоном Скунс говорил о других преподавателях. И мысли об этом вызвали одно далекое воспоминание: голос Конрада, словно донесшийся до меня сквозь все эти годы, и черный дым, уносимый ветром.

«Французский у нас преподает доктор Синклер.  Голос Конрада теперь, казалось, звучал совсем близко. Он ужасно строгий, но вообще-то ничего. А классические языки наш Капеллан, мистер Фаррелли. Мы его еще Регбистом прозвали. Мисс Маклауд помимо английского еще и занятия по драматическому искусству ведет. Она даже немного на Дайану Ригг похожа».

В четыре года я понятия не имела ни о существовании Дайаны Ригг, ни о том, как выглядит эта британская актриса. Зато я хорошо запомнила, как неприязненно звучал голос моего брата. Значит, Конрад хорошо знал Синклера? Как странно, что я об этом забыла. Интересно, сколько еще неожиданных воспоминаний сможет пробудиться в моей памяти в течение ближайших двух недель? Какие давно похороненные мысли и образы в ней всплывут?

Ничего, думала я, мне ведь всего три месяца нужно продержаться. Всего три месяца и снова можно будет дышать свободно. Всего три месяца и начнутся долгие летние каникулы, вполне достаточно времени, чтобы

Чтобы ЧТО сделать? Чтобы к ЧЕМУ подготовиться?

Чтобы сбежать?

Мои судорожные размышления прервал школьный звонок, возвещавший начало занятий, и я сразу вспомнила, как тогда, пятилетняя, ждала Конрада, устроившись в полоске солнечного света на полу в раздевалке возле его шкафчика. Я взяла портфель, сунула в него только что отпечатанные листки с планами уроков и вышла в коридор, где звонок гремел прямо-таки оглушительно. В общем-то примитивное устройство колокольчик с язычком, приводимым в действие электронным механизмом,  но звон у него был просто безжалостный. Мальчики уже строились у дверей своих классов, но некоторые, вроде бы уже привыкшие к школьным звонкам, все-таки зажимали уши руками. Наконец звон прекратился, и я направилась в Средний коридор в класс L14 на свой первый урок французского языка в «старший четвертый» класс.

Сперва я, естественно, прошла мимо своего класса, решив, что мальчики, выстроившиеся в коридоре перед дверью, какие-то слишком маленькие ведь им должно было быть лет по тринадцать-четырнадцать. Затем, проверив содержимое черной папки, поняла, что в «Короле Генрихе» «старший четвертый» класс это в обычной школе третий. Еще одна эксцентрическая особенность, сердито подумала я. Вроде ношения академических мантий. А все для того, чтобы любой аутсайдер сразу почувствовал себя здесь неловко!

Мальчики продолжали спокойно стоять, выстроившись слева от двери в класс. Пожалуй, слишком спокойно. У подростков подобное спокойствие чаще всего связано с неуверенностью. Но стоит им почувствовать, что опасность миновала, и запросто могут начаться безобразия. Тут самое главное поскорее выявить основных нарушителей спокойствия и постараться их обезвредить.

Пропустив учеников в класс, я последовала за ними, насчитав тридцать одного человека. Их имена и фамилии я почерпнула из списка в черной папке. Помещение класса было небольшим и имело форму буквы «L». В окна, смотревшие на восток, лился золотистый солнечный свет, в нем плясали пылинки. Учительский стол, воздвигнутый на некое странное возвышение, был повернут лицом к классу. Над дверью висели классный звонок и старомодный адвент-календарь[34]. Шесть парт в каждом ряду, и только самые задние были как бы сдвинуты дальше в угол, образованный «хвостиком» буквы «L». В этом углу я заметила светловолосого мальчика со значком префекта и сразу же решила обратить на него особое внимание. Последний ряд это традиционно вотчина нарушителей спокойствия, а этот мальчик даже с виду выглядел настоящим наглецом; какая-то чуть клоунская повадка и постоянная усмешка на лице, словно предполагавшая безудержное внутреннее веселье, как раз, на мой взгляд, и свидетельствовали о том, что этот блондин вполне может оказаться здешним заводилой.

Мальчики продолжали стоять, пока я осматривала класс еще одна традиция школы «Король Генрих»,  и я поспешила сказать:

 Садитесь, садитесь, пожалуйста. Меня зовут мисс Прайс. Уроки французского теперь у вас буду вести я.

Светловолосый парнишка на задней парте тут же прокомментировал:

 «Асда Прайс»[35].

Мальчишки зашептались, захихикали. Я так и знала, что от этого блондина надо ждать неприятностей. Его волосы в утреннем свете казались какими-то ослепительно-светлыми, почти белыми. Но лицо его я толком рассмотреть не сумела, как ни старалась: солнце словно обесцветило его черты, сделало их расплывчатыми, и весь он был похож скорее на собственное отражение в листе фольги.

 Вы наша новая учительница, мисс?  спросил один мальчик.  Вы будете постоянно у нас в школе работать или только временно, на замене?

А второй, не дав мне ответить, тут же задал свой вопрос:

 Вы на какой машине ездите?

 На «Мини»,  со смехом ответил ему кто-то третий.

Я решила прекратить все эти ненужные разговоры и сказала:

 Мне нужно запомнить ваши имена. Пожалуйста, напишите свое имя на листочке и положите его на край парты.  Я раздала им листки бумаги. Пока я ходила между рядами, мальчишки, разумеется, тут же ухватились за возможность поболтать, и в классе стало шумно. Я чувствовала, что лицо мое покрывает жаркий румянец; надо сказать, что в классе, несмотря на ранний час, и впрямь было душновато.

 И никаких разговоров,  строго сказала я.  Пишите, пожалуйста.  Шум немного утих. И только светловолосый мальчик на задней парте меня словно не слышал. Ухмыльнувшись, он тут же принялся складывать из полученного листка самолетик. Я грозно на него посмотрела и предупредила:  Даже не думай. У себя на уроках я ничего подобного не потерплю.

Но его ухмылка стала только шире, а ребята на соседних партах вновь принялись вовсю разговаривать друг с другом. Некоторые уже успели что-то нарисовать на тех листках, где должны были написать свое имя. Еще пара минут, и мне окончательно будет с ними не справиться.

 Так, мальчик на задней парте! Встань! Как твоя фамилия?  сказала я, глядя прямо на того блондина и чувствуя, каким ломким вдруг стал мой голос.

Но откликнулся почему-то не он, а мальчик, сидевший непосредственно перед ним. Вскинув на меня глаза, он с готовностью сообщил:

 Персиммон, мисс.

 Я не тебя спрашиваю.  Я уже с трудом сдерживалась.

Персиммон изобразил страшное смущение. У него было широкое лицо прирожденного комика и привычка сидеть вразвалку, точно ленивый тюлень на плоской скале. Зато блондин ничуть не смутился и спокойно встретил мой взгляд, продолжая победоносно ухмыляться.

 Ну, хорошо. Попробуем еще раз.  Я очень старалась говорить уверенно.  Итак, все быстро встали. И молча, молча.  Класс довольно-таки шумно поднялся. Мальчишки переглядывались и понимающе улыбались друг другу.  Ничего, я подожду, пока вы не успокоитесь,  сказала я. Этот прием очень неплохо работал в «Саннибэнк Парк». Но в «Саннибэнк Парк» я всегда чувствовала себя учительницей. А здесь меня явно воспринимали как кого-то другого. Как «дешевку», которая ездит на «Мини», а не на «Ягуаре» или хотя бы на «Ауди». Как некую молодую особу, которая не знает даже, что на утреннюю Ассамблею преподаватели обязаны облачаться в академические мантии, а преподавательницы должны носить «деловой костюм с юбкой или платье».