К концу рассказа я уже хваталась за голову.
Естественно, ему не понравилось! Кто в здравом уме вообще позволяет себе баловаться наркотиками на работе?
Я знаю, это плохо, но Мне было нужно, понимаешь?
Нет, не понимаю.
А я этого и не жду. Просто иногда такое бывает.
В последнее время ты стал часто налегать на травку. Я долго молчала, но теперь не буду. Всё это чушь собачья, что она якобы помогает в повышении сенсорной активности. Единственное, что она делает это туманит мозги и вызывает привыкание.
Речь не об этом. Речь о ситуации. А ситуация такова, что в итоге всё закончилось хорошо. Режиссёр оттаял и в довольно сдержанных тонах мы обоюдно извинились. Мы по-прежнему в нормальных отношениях.
И это, чёрт возьми, чудо! В недовольстве я тяжело выдохнула.
Повисло молчание. Я слышала, как с тихим шипением сгорает табак с каждой затяжкой Клода и смотрела на него, стоявшего передо мной, но почему-то так и не покаявшегося в полной мере.
Я отвлеклась на свои мысли, а когда вынырнула из них, увидела у Клода тот же самый опустошённый взгляд, что и на выставке пару недель назад.
Я обернулась.
За моей спиной, метрах в тридцати шли двое мужчин, среди которых был режиссёр снимаемой кинокартины. Второго я не знала, но отчётливо помнила, что именно его лицо я видела на выставке, когда точно так же оборачивалась на толпу через плечо. Удивительное совпадение.
Они не спеша шли по направлению к нам.
С каждым их шагом Клод бледнел и бледнел, и я не успела ничего спросить, как двое уже подошли к нам на расстоянии вытянутой руки.
Клод, хочу познакомить тебя и твою ассистентку с Нилом Уайтри, новым сорежиссёром картины.
Нил, лысый средних лет мужчина, улыбнулся, растянув губы в тонкую линию, однако его взгляд, направленный на Клода, был очень странным, таким, какой кидают друг другу люди, познакомившиеся в каких-то противоречивых обстоятельствах, но не видевшие друг друга уже несколько лет.
Приветствую. Нил протянул руку Клоду.
Клод посмотрел на эту протянутую руку как на нечто очень опасное и радиоактивное, но медленно, заторможенно, вытянул вперёд и свою руку для слабого рукопожатия.
Да, добрый день, произнёс Клод почти безэмоционально.
Тем временем представленный нам сорежиссёр галантно поцеловал мою руку, явно находя меня достаточно интересной.
Приятно познакомиться, сказала я.
Клод, главный режиссёр обратился к нему, напоминая, через пятнадцать минут начинаем.
Клод ничего не ответил, в упор смотря в лицо Нила, и даже ни разу не моргнул. Это было одним из тех его состояний, которое я никогда не могла правильно интерпретировать.
Ладно, ребята, мы пошли к площадке. Не задерживайтесь.
Пару часов я стояла среди съёмочной группы, наблюдая процесс съёмки, и, надо сказать, с Клодом сделалось что-то не так. Он едва был сосредоточен на своих репликах и один эпизод приходилось переснимать несколько раз. Впрочем, в итоге он сделал своё дело как и подобает профессионалу, но для этого ему пришлось действовать сквозь волевое усилие.
В конце съёмочного дня по предварительной договорённости мы вместе отправились в его трейлер. Там Клод ощутил себя более-менее раскованно, расслаблено, и я, решив воспользоваться моментом, спросила:
Почему ты так странно реагируешь на Нила? Вы с ним знакомы?
Прошу тебя, Нора, давай не об этом. Просто посиди со мной немного. Можешь даже остаться. Так будет даже лучше, но, сразу же он обозначил условие, мне нужно курнуть, и я хочу сделать это без нравоучений.
Потому что «так нужно»? спросила я.
Потому что так нужно, да.
Я сидела рядом с ним на кровати и наблюдала за развитием с каждым днём укрепляющейся в нём зависимости и ничего не могла с этим сделать. Мне было горько.
Горько оттого, что Клод налегает на травку, и горько оттого, что я не знала, чем помочь хотя бы потому, что Клод не имел привычки распространяться о причинах своих «пограничных» состояний.
Около десяти минут мы просидели молча.
Ты не хочешь остаться один? запоздало спросила я в ответ на приглашение переждать в его трейлере ночь.
Не знаю. В последнее время я ничего не знаю.
Как это понимать?
Скажем, если ты останешься, мне будет не так одиноко, но с другой стороны одиночество это то, к чему я всегда подсознательно стремлюсь. Парадокс, да?
Ясно, значит, в его голову уже успело ударить, раз он начал философствовать.
Ладно, давай останусь. На кровати вдвоём поместимся?
Тот пожал плечами.
Вполне. Если будем лежать на боку, то уж точно.
На том мы и порешили.
Пока Клод был в душе и смывал с себя грим и пот, я, не раздеваясь, юркнула к стенке и забралась под одеяло. Спустя пару минут ко мне присоединился Клод, высохший и одетый в свободные штаны и футболку. Рукой он потянулся, чтобы выключить ночник, и поудобнее устроился на краю кровати, смотря мне в глаза.
Ещё года два с половиной назад я и думать не могла, что мне придётся лежать в одной постели с Клодом Гарднером. Тогда подобная перспектива казалась недосягаемой и даже абсурдной, однако вместе с тем я могла грезить об этом ночами. И вот теперь я лежала с Клодом на одной кровати, смотрела на его немного сонное лицо и понимала, что не испытывала того подросткового восторга, а испытывала безграничное, тихое и, к сожалению, безответное чувство искренней любви.
Спеть тебе колыбельную? шутливо спросила я.
Просто развернись ко мне спиной, и я обниму тебя, ответил Клод более чем серьёзно. Я просто забыл дома свою огромную подушку, которую постоянно обнимаю во сне.
Что ж, быть подушкой для Клода не так плохо. Я повернулась к нему спиной, и на мой бок тут же легла его тяжёлая рука.
Спокойной ночи, пожелал он.
Мы заснули быстро.
Поутру, признаться, просыпаться было некомфортно из-за затёкшей левой части тела, на которой я лежала, но рука Клода всё ещё покоилась на мне, а это окупало любые неудобства.
Теперь можно выкинуть свою подушку за ненадобностью, чуть позже в шутку сказал проснувшийся Клод. Ты отлично справляешься с её ролью.
Я польщена.
Тут, словно что-то вспомнив, Клод нахмурился.
Ладно, мне пора собираться.
Ты уверен, что у тебя всё в порядке?
Более чем.
Ладно. Потянувшись от души, я встала с кровати. Тогда я пойду.
Увидимся, Нора. Не пропадай.
Поразительно на самом деле, потому что если кто из нас двоих имел привычку пропадать, так это точно не я. Иногда Клод пропадал так надолго, что даже Майк и Генри не знали, где он находился иной раз.
Вообще я много знала про распорядок его дня, но иногда у него бывали свободные от съёмок «окна», которые он проводил либо с нами тремя, либо в полном одиночестве где-нибудь на краю Вселенной. И вот с таким Клодом я мечтала поговорить больше всего с Клодом, который разделяет минуты бытия с самим собой; мне всегда было интересно, о чём он думал в подобные моменты, что его тревожило или, наоборот, радовало, что для него значила жизнь в эти мгновения и что для него значил весь мир. А может, ничего и не значил. Может, для него этот мир всего лишь игра и он в ней великий притворщик, как некогда пел мой любимый Фредди[3]. С другой стороны, притворщики держат своё лицо, свою маску и всегда стараются показать, что они не унывают, в то время как Клод наоборот был склонен к прямому выражению своего того или иного состояния, хоть и не говорил о первопричинах. Я не исключала, что иногда он врал, когда говорил, что всё хорошо, но он и так играет перед камерами слишком часто, чтобы постоянно играть ещё и в жизни на глазах близких людей. На то они и близкие, чтобы не стесняться выражать рядом с ними свои чувства, эмоции
В общем, я в очередной раз запуталась, как путалась всегда, стоило лишь мне пробовать трактовать слова, действия и само поведение Клода. Для меня существовал только один самый важный факт, перечеркивающий всю эту путаницу, то, как сильно я его любила, и этого одного чувства было достаточно, чтобы удовлетвориться своей жизнью. Иногда я понимала фразу «не сотвори себе кумира», ведь если сотворишь, то сосредоточишь свою жизнь исключительно вокруг и для него, и молча будешь довольствоваться простым общением, не смея даже и думать о чём-то большем, словно Он божество, а ты проводящий обряд жрец, если не жертвенный барашек на заклание. Раньше я много могла рассуждать на тему фанатов и кумиров, но когда сама стала фанатом, в голове образовался туман, уничтоживший трезвость ума, хотя я упорно пыталась доказывать себе обратное, тем самым создавая иллюзию персональной независимости от кого-либо и чего-либо.