Это Мерзость пред Нугганом.
– Чеснок? Положим, я тоже его не люблю, так что пускай… Кошки?
– О да. Он очень не любит кошек, сэр.
– Гномы?! Здесь сказано: «Народ гномов, что поклоняется Золоту, сие есть Мерзость пред Нугганом». Да он с ума сошел. И что случилось, когда об этом узнали?
– Гномы закрыли свои шахты и исчезли, ваша светлость.
– Да уж неудивительно. Они беду сразу чуют, – сказал Ваймс. На сей раз он простил Кларенсу «вашу светлость»: молодой человек явно испытывал удовольствие, разговаривая с герцогом.
Он полистал книгу и вдруг замер.
– Синий цвет?..
– Так точно, сэр.
– Что мерзостного в синем цвете? Это просто цвет! Небо тоже синее.
– Да, сэр. Ревностные нугганиты стараются на него не смотреть. Э… – Трепло, будучи профессиональным дипломатом, не любил все называть своими именами. – Нугган, сэр, э… довольно нервический бог, – наконец произнес он.
– Нервический? – переспросил Ваймс. – Нервический бог? Что, он жалуется, если дети шумят? Требует выключать громкую музыку после девяти?
– Э… мы здесь наконец стали получать «Анк-Морпоркскую Правду», сэр… и я заметил, что Нугган… эээ… очень похож на тех, кто пишет жалобы в редакцию. Ну, вы понимаете, сэр. «Понаехали тут!» и прочее в том же духе.
– То есть он действительно спятил, – сказал Ваймс.
– Я ничего такого не хотел сказать, – поспешно возразил Трепло.
– И как с этим управляются священники?
– В общем… никак… сэр. Насколько я понимаю, они втайне смотрят сквозь пальцы на самые, э, радикальные Мерзости.
– Значит, нелюбовь Нуггана к гномам, кошкам и синему цвету – это не предел? Есть еще более безумные заповеди?
Трепло дипломатично кашлянул.
– Ну ладно, – проворчал Ваймс. – Более радикальные заповеди.
– Устрицы, сэр. Они ему не нравятся. Но это не беда, потому что никто здесь никогда и не видел устриц. А еще – дети. Они тоже Мерзость.
– И все-таки люди по-прежнему их заводят?
– Да, ваша све… простите, сэр. И чувствуют себя виноватыми. Лающие собаки – тоже Мерзость. И рубашки с шестью пуговицами. И сыр. Э… люди просто… избегают самых сложных требований. Даже священники, кажется, уже не пытаются их объяснить.
– И я, кажется, понимаю почему. Итак, мы в стране, пытающейся жить по законам бога, который, судя по всему, надевает подштанники на голову. Кстати, Нугган еще не объявил подштанники Мерзостью?
– Нет, сэр, – Трепло вздохнул. – Но, вероятно, это лишь вопрос времени.
– И как же люди терпят?
– В наши дни они по преимуществу молятся Герцогине Аннаговии. Ее изображения висят в каждом доме. Ее называют «Матушка».
– Ах да, Герцогиня. Я ее увижу?
– Нет-нет, к ней никого не пускают, сэр. Никто, кроме слуг, не видел Герцогиню вот уже более тридцати лет. Честно говоря, сэр, она, возможно, уже умерла.
– Возможно?
– Никто не знает наверняка. Официальная версия гласит, что она скорбит по мужу. Печальная история, сэр. Молодой герцог скончался спустя неделю после свадьбы. Его растерзал дикий кабан на охоте. Чтобы оплакать его, Герцогиня затворилась в старом замке КнязьМармадьюкПётрАльбертГансЙозефБернгардВильгельмсберг и с тех пор не появлялась на публике. Официальный портрет написали, когда ей было около сорока.
– У нее нет детей?
– Нет.