Да не, голубые так не одеваются. Москвич, наверное, возразил второй.
Ты рожу его видишь? спросил первый у второго, с трудом фокусируя резкость. Кого-то он мне напоминает.
Агронома нашего?
Да не. По телеку я этого третьего дня видел. Друг, это не твой трактор за околицей валяется?
Мой, честно признался Чайник, а про себя подумал: «Как же я забыл включить маскировку!»
Вспомнил! Гена, точно Гена. Привет Гена, а я Вася. А этот дебил мой товарищ Федя.
«Ну, Гена, так Гена, подумал Чайник. Вот и разобрался я с одной шарадой. Местное мнение надо уважать, аборигенам виднее».
О событиях нескольких последующих дней Гена не помнил ничего. То есть почти ничего, поскольку обрывки воспоминаний иногда мелькали у него в голове. Но уж больно фантастические. Вспомнилось, как он вместе со своими новыми приятелями сидел на завалинке и пел тягучие песни о главном. Пели, конечно, они, а он, не зная слов, протяжно подвывал в такт красивым мелодиям. И ещё вспомнилось, но уже совсем непотребное: как полуголые деревенские девки без трусов прыгали через костёр возле его дома. Гена вечерами сильно мёрз, поэтому был вынужден, если позволяли силы, палить его каждый вечер грелся он так.
Очень скоро в местном сельпо закончилось вкусное земное пойло. Видя страдания братьев по разуму, Гена на свой страх и риск попробовал угостить их чистейшим керосином из бака с горючим. Керосин пришёлся всем по вкусу.
Отличный самогон, сделал авторитетное заключение абориген Вася, забирает!
К концу второй недели Гена перезнакомился уже со всей деревней. Затем с соседней и ещё с несколькими в округе. Народ шёл к нему толпой, звеня трехлитровыми банками. Многие, не в силах донести ценнейший груз до дома, оставались тут же. Подтягивались люди и из местного райцентра. Таким образом, к концу первого месяца своего пребывания в этом диком мире, он стал местной достопримечательностью.
Да, вспомнилось, вдруг. Хвост свой Гена к концу второй недели на Земле обнаружил. Как оказалось, тот всё время торчал у него именно оттуда, откуда и полагалось ему торчать: из его жопы.
«Значит не судьба, философски подумал он, буду теперь рептилоидом. Не беда, у людей такая высокая толерантность, что им пофиг и на мой хвост, и на морду. Впрочем, я здесь и не на такие рожи успел насмотреться. Странно лишь то, что никто даже не поинтересовался, откуда я здесь появился».
Всё бы ничего, но местная детвора под угрозой отсечения хвоста, настойчиво требовала от него построить им качели. Странная просьба, но под давлением нешуточных угроз, пришлось уступить. Не из-за страха, а в качестве культурного обмена.
Однако всё хорошее когда-то заканчивается. Закончился самогон и у Гены. И вот тут у всех началась ломка. С приходом ломки на рептилоида накатили беспокойные мысли о своей дальнейшей судьбе. Дело в том, что звездолёт его вскоре обнаружили местные сборщики металлолома и успешно утилизировали. Любимый чайник тоже свистнули.
Общение с местной публикой складывалась как нельзя лучше. Небогатый и легко запоминающийся язык. На первых порах Гену смущало то, что его переводчик часто глючил. Лишь немного погодя он понял, что глюки эти связаны отнюдь не с болезнью электронного партнёра. Как оказалось, это всего-навсего непереводимые идиомы, которые людям полагалось вставлять в свой разговор. Как для связки слов, так и по отдельности. При желании можно было вообще заменить одним словом целое предложение или эмоцию. Как положительную, так и отрицательную.
«Нужная и практичная придумка. Надо запомнить эти волшебные слова и правильно их применять», подумал тогда Гена и вскоре начал их грамотно вставлять в серьёзных разговорах. После чего весь народ его окончательно зауважал.
Хочется заметить, что и до этого Гену уважали. Ведь как иначе расценить тот факт, что буквально на второй день его пребывания на Земле, ему выделили ничейный сарай на окраине села, как две капли воды похожий на те, в которых жили его новые друзья.
Однако отвлеклись. По причине накатившей ломки, частичного просветления в мозгах и безделья, Гена решил сделать доброе дело: починил единственную колхозную молотилку. И тут началось! Поутру к нему заявилась целая толпа относительно трезвых односельчан и предложила должность председателя колхоза.
Наш-то второй квартал не просыхает, сволочь. Трудодни никто не отмечает, отчёты наверх не сдает. Оттого и премии нет. Выручай, ты же технически грамотный, справишься.
Гена тогда был безмерно удивлён тем фактом, что этот длиннющий монолог произнес друг его Василий, который даже трезвый больше трех слов в минуту не выговаривал. Правда, дополнительные «связки» звучали из его уст как барабанная дробь через каждое слово, а иногда чаще.
Что за работа такая? спросил он с подозрением на подвох.
За девками незамужними бегать, хвоста всем крутить за невыполнение плана, отчитываться перед начальством.
А можно сразу в начальство податься, чтобы хвосты не крутить? с надеждой задал он вопрос.
Можно, но нужно, чтобы тебя заметили, ответил мудрый Вася, сворачивая самокрутку с махоркой.
«За девками бегать это ещё туда-сюда, но хвосты крутить! Нет, эта работа явно не по мне, да и что это такое «хвосты крутить» я не знаю. Наверное, очень непрестижное занятие. Да и больно, он с любовью погладил свой. Нет, точно откажусь. Лучше, пока лето, грамотой овладею».
Училка ему попалась добрая, единственная незамужняя в их большом селе и никем не обласканная.
«Никаких тесных отношений до тех пор, пока не разберусь что здесь к чему», подумал он тогда, и ухаживать за полной дамой повременил.
В город хочешь податься? обиделась та. Ну да, там, таких как я, хоть пруд пруди, а у меня сытно и осень уже не за горами. Не передумаешь?
Гена не передумал, но в город не подался.
«Засвечусь я там, как пить дать, подумал он и остался на селе.
Слышь, Вась, а что у вас начальники делают? спросил как-то Гена своего приятеля.
А ничего не делают. Сидят в своих кабинетах и посылают всех на
«Вот такая работа мне по душе», размечтался практичный рептилоид.
Паспорт тебе надо новый справить, заметил его друг Василий, когда они оформляли трудодни у второго его друга Феди, нового председателя. Твой-то вместе с трактором утерян. Зараза, вот встречу как-нибудь этого Макара и ноги ему пообломаю. Позарился, хрен собачий на чужое добро!
Долго слово сказывается, да быстро дело делается.
Получите и распишитесь, произнёс вскоре Вася, смотавшись на пару часов в местную шарагу, изготавливающую визитки. Вот тебе сразу два: отечественный и заморский.
На хрена мне заморский? спросил Гена, вертя в руках красные книжицы паспортов с крупными надписями «СССР» на обложках.
Старые образцы, согласен, виновато сказал ему друг, но новые даже Гознак ещё не напечатал. Бери, бери, добавил он, видя, как его друг с сомнением вертит в руках иностранный паспорт. Дурной, а вдруг за границу захочется? Сейчас все туда едут, особенно в Штаты. Бери, всё равно его мне в нагрузку всучили.
За границу Гене совсем не хотелось, а тем более в Штаты, поскольку именно над ними помяли его звездолёт. Поэтому он разорвал заморский и затоптал обрывки в осеннюю грязь.
***
В Смирновке устаканилась осень. От трудодней его вскоре освободили. Дело в том, что собирая в мешки выкопанную трактором картошку, он так интенсивно работал своим хвостом, что засыпал соседние грядки.
Да отрежь ты его на хрен, советовали ему сердобольные сельчанки, мешается же. Что за мода у вас в столице пошла. Сесть, не встать!
«Нет, хвост свой я точно не отрежу, отвечал он им мысленно, дорог он мне как память. И вообще».
Именно в тот момент Гена от тоски и праздности начал чинить всяческую деревенскую утварь. К работе руками он был привычен, да и похвалы осчастливленных сельчан даже рептилии по душе.