Мой спутник объяснял мне принципы управления строптивым лифтом. Он был похож на мальчика, который рассказывает про свой любимый грузовичок. Это было так мило и трогательно.
«Какой мужчина», подумала я, впиваясь глазами в профиль, надеясь что-то понять.
Моя повышенная симпатия проявилась в излишней откровенности:
Знаете, если я сегодня не напишу Максу письмо, я буду героем.
Он недоверчиво на меня посмотрел и поддержал разговор:
Как Нансен?
А кто это?
Норвежский полярный исследователь. Три года жил во льдах, не теряя надежды на спасение. За ужином расскажу.
Я вздохнула. Провести три года во льдах, наверное, хуже, чем всю жизнь с навязчивой идеей в цивилизованных условиях. Или нет?
В эту секунду мы приехали на наш второй этаж. И с тех пор ни разу не поднимались на него ногами.
Максу я ничего не написала. Надо сказать спасибо Нансену и моему спутнику, которые отвлекали меня весь вечер. Но поздней ночью я легла в постель и вернулась к своим воспоминаниям. Вернулась в то время, когда уже стало понятно, что у нас с Максом все плохо. Он постоянно говорил, что ему нечего больше предложить женщине. Когда мы расстались, я поняла, что речь шла не о какой-то мифической женщине, а обо мне. Потому что этих условий не существовало для той, которую он любил. Той самой, с которой я встретила его в кафе. И что бы эта дама ни делала, он будет с ней счастлив. А со мной что бы ни делала я нет.
Самое интересное, что для моего спутника такая женщина жизни тоже существовала. Это была его жена. Я знала, о чем говорю.
Пару дней назад я раскладывала по фэншую вещи на общем комоде, где мой спутник имел привычку оставлять все то, что брал с собой, выходя из дома. И там, среди денег, чеков, документов, листочков с записями и ржаных сухарей, я нашла фотографию очень красивой молодой женщины. Из-под черного излома бровей уверенно и агрессивно на меня смотрели большие, немного восточные, зеленые глаза. Ее волосы, черные и тяжелые, были небрежно уложены в косматую гриву. Это была дерзкая, умная, знающая себе цену особа, способная поработить даже южное дерево, на которое она небрежно опиралась. Я подумала, что она, скорее всего, в придачу стерва, не зря же мой спутник часто так грустит. Его можно было понять от такой женщины далеко не убежишь. Хотя он увеличил расстояние между ними на тысячи километров, я знала в глубине души он все еще стоит рядом с ней под этим южным деревом и смотрит на нее, не дыша.
Мне кажется, я начала понимать такие вещи, после того как прикоснулась к Стене Плача в Иерусалиме. Я ездила туда этой весной и написала записочку Господу. В ней значилось что-то вроде: «Помоги Максу определиться, а мне дай силы любить его!» Мое желание исполнилось. И когда я увидела его в кафе с той женщиной, я поняла, что он определился. Вот так Макс получил свою судьбу, а я неразделенную любовь и как бонус знание о том, кто кому предназначен. И пока оно ни разу меня не осчастливило.
Вот почему я думала о Максе, а в другой спальне о своей жене думал мужчина, который мне нравился и которому точно нравилась я. Я остро почувствовала ток его симпатии сегодня в лифте Конечно, это мог быть электрический ток: лифт находился в пожароопасном состоянии. Остается надеяться, что мой спутник ничего не предпримет. Да и мне хватит разума просто им любоваться. Толку в том, чтобы связываться с человеком, который мне не предназначен, я не видела.
«Тем более, скоро возвращаться в Россию», резюмировала я.
Но сначала мне нужно было сделать в Риме одно важное дело. Написать статью о подготовке к отопительному сезону в моем маленьком провинциальном городе.
10.
Следующим утром я намеревалась поработать. Раз в неделю мне нужно было сдавать в журнал текст на актуальную для моего города тему. Поэтому, отпуская меня в Рим, вся редакция волновалась, как бы я не выпала из реалий. Но я оставалась совершенно спокойна. Мой секрет был в том, что я сознательно не впадала ни в какие реалии.
Чтобы сочинить текст, я пошла прогуляться на соседнюю площадь Навона. Мне нравилось, что она со всех сторон закрыта барочными строениями и церквями. Это создавало впечатление личного пространства, хотя на Пьяцца Навона всегда много туристов. Если вы посещали Рим, вы побывали на этой площади.
Вы вспомните ее по наличию здесь трех красивых фонтанов, в которых сидят барочные фигуры древнеримских богов и их приспешников. В центре самого большого и красивого фонтана торчит египетский гранитный обелиск. Таких обелисков в Вечном городе очень много древних римлян завораживало все египетское. Они наделяли игрушки фараонов магической силой. Здесь, у центрального фонтана площади Навона, я села у воды.
Мимо текли туристические группы. Их развлекали арабы, которые переодевались в заклинателей змей и каким-то обманным способом висели в воздухе.
Висящий в воздухе араб в оранжевых тапках тут же приковал мое внимание. Араб заметил это и жестом призвал поощрить его талант монетой. Я вдохнула, вспомнив, что, если провалю дедлайн, меня тоже повесят в воздухе.
Прямо передо мной на фонтане сидел крупный мускулистый бородатый муж со шлемом на голове. Примерно так древние греки изображали Зевса. Мужа сделал великий Бернини. Он символизировал великую реку Ганг, по которой, в моем представлении, плавают трупы и крокодилы. Часть площади была в тени, но у фонтанов слепило солнце, и я расслабленно смотрела на творение Бернини и на обманщика араба. Наконец я поняла, что нужно сесть за работу, и отправилась в кафе.
Мне очень нравится сочинять тексты в кафе. Во-первых, я люблю людей, которые не обращают на меня внимания. Во-вторых, мне нравится пить кофе. В-третьих, я выбираю удобные стулья и хороший вид из окна. Чтобы переключиться на работу, я затыкаю уши наушниками с громкой музыкой. Как при этом мне удается написать хоть что-то вразумительное, я не поняла до сих пор.
Я придумала план текста и даже выписала ключевые моменты. Мне нужно было сочинить начало. А я не знала, как начать. Был еще один нюанс: я всегда писала свои тексты, обращаясь к Максу. Поэтому они были полны намеков, которые ошибочно трактовались как критика власти. А я просто изливала душу, надеясь, что мой мужчина прочтет этот текст. Должен ведь директор читать тексты в издании, которым руководит. Но что мне сказать ему сейчас? Я еще раз посмотрела на араба, висящего в воздухе. Что ж, если он смог сделать невозможное, смогу и я.
Так я нашла фразы для первого абзаца.
Сочинив сопроводительную строку о том, что писала текст на Пьяцца Навона, я отправила его в редакцию.
11.
Количество моих дней в Риме неумолимо сокращалось, а я так и не посетила Форум и Колизей. Пару раз я стремительно прошла мимо, потому что мне было не до них. Один раз, в более спокойном состоянии, незаметно для себя обогнула достопримечательности на такси.
Колизей видели? равнодушно спросил мой спутник.
А? Где? завертела я головой, но было поздно.
Самое ужасное, что все эти передвижения мимо культуры совершались нами сознательно и были направлены на поиски штанов или хоть какой-нибудь итальянской одежды. Эта задача оказалась совершенно невыполнимой. Рим наводнили бренды, а марки, приемлемые по ценам, шили из синтетики. Мы уже не стеснялись бранить товар прямо в магазине. Огромные торговые центры удручали моего спутника. Толпа для него была сродни все уничтожающему в шторм океану. Я поняла это еще в музеях Ватикана и с уважением отнеслась к странной черте его характера. Мой спутник тоже относился ко мне с пониманием. Однажды скрепя сердце он все-таки произнес:
Хотите, сходим в Колизей?