Благодарю, сдержанно похвалила я. Позвольте пригласить вас войти.
Не дожидаясь ее ответа, я прошла в дом. Минуя кухню, сразу в подобие гостиной: мастер не слишком-то любил светские условности. Потому и комната была обставлена с учетом его нежелания принимать «чужих» людей, потому как «свои» чай на кухне пьют.
Разговаривать с матерью как с чужим человеком этому тебя научили в столице? спросила она с наигранным равнодушием.
Остановившись, я повернулась к ней и с искренним интересом спросила:
Позволять любовнику издеваться над родной дочерью этому тебя научили в столице? Если не ошибаюсь, мы учились в одной Академии, хоть и в разное время.
Медленно выдохнув, я продолжила куда спокойнее:
Мы можем общаться, оставаясь в рамках формальной вежливости. Или же бросаться обвинениями. И мне, поверь, есть что предъявить как тебе, так и твоему любовнику.
Ты
Ты, не сдержавшись, я даже ткнула в ее сторону пальцем, ты моя мать. Ты должна была защищать меня, любить меня, блюсти именно мои интересы. Тело отца сжечь не успели, а ты уже юбки задрала. Хотя если слухи не врут, то твои юбки гуляли на сторону и при жизни барона.
Вдох-выдох, и я, оставив ее за спиной, одним движением распахиваю двери. Леди Тарлиона вошла в темную гостиную следом за мной. Пройдя до центра комнаты, она принялась недоуменно осматриваться. Проследив за ее взглядом, я усмехнулась: могу представить, какие мысли бродят в ее голове. Светлый паркет, темные стены, такие же темные массивные шкафы, окно, зашторенное серо-зеленым бархатом. И низкий дубовый стол в окружении дубовых стульев.
Это свечи? Подойдя к столу, она коснулась фитиля одной из свечей, что, будучи разноразмерными, занимали практически всю столешницу.
Да, я, зачерпнув немного силы, махнула рукой, и комната осветилась теплым пламенем, это Переговорная Гостиная. Здесь мастер Дейтор принимал заказчиков. И здесь же я буду принимать желающих со мной поговорить.
Выдвинув стул, я села и жестом предложила леди Тарлионе сделать то же самое.
Твое место не здесь, она осторожно уселась и опасливо покосилась на свечи, ты знаешь, что живое пламя опасно?
Не для меня, коротко ответила я. И да, я знаю, что мое место в замке, но мы обе помним, что занять кресло отца я смогу лишь после тридцати лет.
Но это не значит, что ты не можешь жить дома.
Вот мой дом. Уютный и безопасный. Я развела руки, и пламя дрогнуло, заметалось, затанцевало, заставляя тени на стенах исказиться. В этом доме нет лишних людей.
В прошлом у нас были
В прошлом твой любовник воткнул мне в грудь нож и сбросил со стены, я оборвала ее. Ты это знаешь, я это знаю. И он это знает.
Леди Тарлиона вскинулась:
Это не он!
Я же только устало отмахнулась:
И Редзийское яблоко среди обычных тоже не он. Миледи, я не требую от вас отказаться от своего преступного любовника, отнюдь. Мне все давно понятно, и пусть это причиняет мне боль, но Просто имейте совесть и не пытайтесь пролезть в мою семью. Я не считаю вас частью своего мира, и все, что вы можете сделать, принять это.
Он не мог, Вильгельмина, она сверкнула глазами, ты забыла, что ты клялась не причинять ему вреда?
Помню, я криво усмехнулась, примерно в тот момент, как ты вынудила меня это сделать, умерли мои к тебе дочерние чувства.
Она же продолжила говорить так, будто я ничего не сказала:
А после, но в тот же день, я взяла с него такую же клятву. Он боялся, что ты отомстишь ему за попытку отравления, и потому не осмелился поклясться первым. Я пыталась сохранить свою семью! Может, способ был не лучший, но
Она продолжала что-то говорить, а я изо всех сил удерживала на лице гримасу вежливого внимания. В голове же бился один-единственный вопрос: неужели она говорит правду?
Взяв себя в руки, я обратилась к ней:
Допустим, что я вам поверю, леди Тарлиона, и не он ранил меня, а после столкнул со стены. Однако вы любите человека, который пытался отравить вашу дочь. Вы живете с человеком, который, вместе со своей дочуркой, превратил мою жизнь в кошмар.
Ты тоже была хороша, сощурилась она.
Я была в своем доме и своем праве, отрезала я. Как вы простили ему Редзийское яблоко?
У него был куплен антидот, она отвела глаза, нельзя ненавидеть человека за то, что он дурак. Он хотел спасти тебя, чтобы быть героем в твоих глазах.
Я хмыкнула:
Это похоже на правду. Умом твой любовник не блещет, как, впрочем, и его дочь. Но
Пойми, нам сейчас тяжело! Целое баронство презирает меня, моего мужчину и нашу дочь!
Нашу дочь? Меня будто одарили полновесной пощечиной, и я, понизив голос, ошеломленно произнесла:
Стесняюсь спросить, каким образом его дочь стала твоей?
Я приняла ее в семью по праву духовного родства.
Меня опалило жаром:
И теперь ты хочешь, чтобы я признала ее Фоули-Штоттен? Ведь она наверняка получила лишь твою прежнюю, девичью фамилию?
Вильгельмина
Никогда. Это окончательный вариант, который не обсуждается. И обсуждаться не будет. Точно так же мы не будем жить на одной территории.
В замке закрылись практически все комнаты, она сверкнула глазами, слуги ушли, повара ушли. В замке не осталось никого!
Но вы-то там есть. Я подмигнула ей, позабавленная уходом людей. Крыша над головой у вас есть. Что уже гораздо больше того, что было у меня прошлым летом.
Доход баронства уходит на банковские счета, снять с которых я могу не больше трех золотых в месяц, она подалась вперед, как на это жить?!
Выдохшись, она откинулась на спинку стула и замолчала. Я же, встав, подошла к окну. Раздернула шторы и прислонилась лбом к стеклу.
Пальцы сводило от внутреннего холода, но сейчас меня это совсем не волновало.
Есть ли правда в словах Тарлионы? И есть ли мне дело до этой правды?
«Есть, пришло внезапное осознание. Если она говорит правду, то где-то ходит тот, кто пытался меня убить».
Мне нужны доказательства, произнесла я и поразилась тому, как безжизненно это прозвучало.
Он дал клятву
Повернувшись к ней, я усмехнулась:
Может, и дал. Вопрос в том когда. Митар допросит его, и если Митар подтвердит невиновность, тогда и поговорим о том, на что вам жить. И как жить.
Ты просто должна вернуться домой
Нет, оборвала ее я. Даже если допустить, что не твой любовник столкнул меня, раненую, со стены, то остальных моментов достаточно, чтобы не желать вас видеть.
И что тогда?
Я займу место отца раньше времени, сложив руки на груди, я склонила голову к левому плечу, ты, твой любовник и ваша дочь единственные, кто могут написать об этом в столицу. Других предателей в моем баронстве нет.
Вильгельмина!
Затем я назначу тебе ежемесячные выплаты, выделю дом. До моих тридцати лет никто вас отсюда не выпустит.
И вся суть леди Тарлионы проявилась в единственном вопросе:
Сколько?
Девять золотых плюс дом на пять комнат.
Мало.
Я могу и до тридцати подождать, усмехнулась я.
Десять золотых, дом на пять комнат, прислуга и
Шесть золотых и дом за пределом крепостных стен, холодно отозвалась я.
Что? Я Я поняла, леди Тарлиона грациозно поднялась, я все поняла.
И?
Мне надо подумать.
Думай, согласилась я. Думать оно полезно. Очень.
Она вышла, а я, вновь повернувшись к окну, прикрыла глаза. Как чудесно начался день. Может, лучше пойти обратно в постель и проспать до следующего утра?
За спиной раздался долгий вздох, и я, не оборачиваясь, шепнула:
Спасибо, что не вмешался.
Я был готов, но ты справилась сама. Гамильтон подошел ко мне и сел рядом, привалившись к моей ноге. Она согласится.
Не сомневаюсь.
Погасив свечи, я поднялась наверх. В кабинет. После разговора с леди Тарлионой хотелось умыться. И что-нибудь разбить. Или кого-нибудь проклясть.
«Я знаю, что это был он», пронеслась в голове отчаянная мысль.
Дернув ящик стола, я хотела вытащить бумагу и наткнулась на низку окаменевших цветов. Потускневших, как будто припорошенных серой пылью.