Днем, когда старый Ефим уходил, Григорий пробирался в дом и, забравшись на стул, брал книгу с красивыми картинками. Красный от волнения, он переворачивал страницы, ища нужную: ясли младенца Иисуса в хлеву, с большим количество синей, красной и золотой красок. Он с нетерпением ждал вечера, чтобы после ужина попросить отца снова почитать ему толстую книгу. Сидя на коленях старого Ефима, он с восторгом рассматривал картинки, пока отец рассказывал ему продолжение истории младенца Иисуса, как он рос и стал Спасителем мира.
Итак, по настоятельным просьбам ребенка Ефиму Андреевичу приходилось ежевечерне брать толстую книгу, все картинки которой Григорий скоро знал наизусть; позднее и буквы перестали быть для него немыми. Он слушал, как отец с трудом читает, водя пальцем по каждому слову и каждой строчке, и мало-помалу научился узнавать буквы и составлять из них слова.
Итак, маленький Григорий рос между двух равно волшебных миров: конюшней с ее тайнами и толстой книгой с красивыми картинками и черными значками, которые постепенно начинали говорить с ним высоким языком.
Григорию Распутину было двенадцать лет, когда в его жизни внезапно случилась беда, последствия которой ощущались еще очень долго потом. Он играл на берегу Туры вместе со своим старшим братом Мишей, когда тот неожиданно упал в воду. Маленький Григорий без колебаний бросился следом за ним, и два мальчика непременно утонули бы, если бы их не спас случайно проходивший мимо прохожий. Миша в тот же день заболел, у него началось воспаление в груди, и через несколько дней он умер. Григорий выжил, но был так потрясен инцидентом, что получил горячку.
Однако он быстро поправился и смог, как и раньше, играть и заниматься своими любимыми лошадьми, но в нем как будто что-то изменилось: его полное и розовое детское лицо стало бледным и худым, а по вечерам покрывалось лихорадочными пятнами. Изменились и его манеры, что сильно огорчало его родителей. Никто не мог точно сказать, чего ему не хватает, да и сам он не находил никакого средства излечения. Наконец вернулась лихорадка, ребенок наполовину потерял сознание и оставался в таком состоянии много дней, даже недель.
Ничего нельзя было сделать, кроме как устроить для ребенка постель в «черном углу» большой кухни: это было самое темное и самое теплое место кухни, наиболее комфортное зимой, когда по главной улице деревни мели сибирские вьюги. Наконец, кухня была излюбленным местом обитателей дома, и там можно было постоянно следить за ребенком.
С наступлением темноты приходили соседи и рассаживались по широким лавкам. Их угощали выпивкой и лакомствами, и допоздна велись разговоры о том, что произошло в деревне, или обсуждались новости, дошедшие до Покровского через соседние ярмарки.
Люди разговаривали вполголоса, потому что маленькому Григорию по-прежнему было плохо. К ужасу семьи, он, осунувшийся, целыми часами лежал, отвернувшись к стене и не обращая внимания на происходящее вокруг него.
Наконец, он, казалось, выздоровел. Он вырос, весьма рано стал шататься по трактирам, бегать за девками и вести беспорядочную жизнь. Устав за день от тяжелых крестьянских трудов, он проводил вечера в пьянстве до потери рассудка.
Однажды он присутствовал на празднике, где деревенская молодежь развлекалась играми, песнями и плясками, и там познакомился с хорошенькой черноглазой молодой блондинкой по имени Прасковья Федоровна Дубровина, в которую влюбился. Григорий совершенно не изменил своих привычек и даже после женитьбы на ней продолжал вести беспорядочную жизнь, как и прежде, посещал трактиры и крутил шашни с деревенскими девками.
Тогда-то и произошло в его жизни второе событие, произведшее на него сильное впечатление, о котором он рассказал лишь своему единственному верному другу Дмитрию Печеркину в тот день, когда оба шли вдоль берега Туры и разговаривали об урожае, скоте, лошадях, девушках и Боге.
По его словам, однажды, когда он пахал поле и в конце полосы собирался повернуть лошадей, позади него зазвучал великолепный женский хор, как бы церковный. Удивленный, он оставил плуг и обернулся: совсем рядом с ним шла необыкновенной красоты женщина, Богоматерь, словно окутанная золотистыми лучами полуденного солнца. В небе тысячи ангелов пели торжественный гимн, а им вторил голос Девы Марии.
Видение, рассказывал он своему другу, продолжалось всего несколько мгновений и исчезло. Смущенный до глубины души, Григорий стоял неподвижно посреди пустого поля, с дрожащими руками, и у него не было сил вернуться к своей работе. Когда вечером он привел коней в конюшню, чтобы почистить их, его охватила необъяснимая грусть. Что-то словно говорило ему, что Бог хочет сделать его избранным; но в то же время он чувствовал, что ради исполнения этой божественной воли ему придется отказаться от своих лошадей, кабака и дома, от отца, жены и дочерей. Поэтому он не стал дольше думать об этом видении и никому о нем не рассказал. Действительно, за исключением Печеркина, никто из его окружения не слышал ни слова о том, что случилось в тот день с крестьянином Григорием, и никто не узнал мыслей и чувств, зародившихся в нем.
Позврослев, Распутин занялся отцовским делом. Он перевозил пассажиров и грузы по длинным и очень узким дорогам от одной деревни к другой. Несколько раз побывал в Тобольске и Тюмени, даже добирался до Верхотурья у подножий Урала. Реками можно пользоваться только летом, зимой единственный транспорт повозка или сани. Поэтому иной раз ему доводилось возить пассажиров до восточных уездов Тобольской и Пермской губерний.
Ему было тридцать три года, когда во время одной из поездок у него произошла встреча, полностью изменившая его жизнь и образ мыслей. Ему довелось везти в Верхотурский монастырь студента-теолога по имени Милетий Заборовский. По дороге между ямщиком и будущим священником завязался разговор, они говорили о церкви, и скоро семинарист с удивлением заметил, что этот простой крестьянин неплохо образован в религиозных вопросах. Молодой человек стал расспрашивать возчика подробнее, со все возрастающим интересом, и попытался убедить в том, что плохо жертвовать таким настроем ради распутной жизни. Эти слова произвели на Григория живое впечатление. Он почувствовал, как в нем пробуждаются все те мысли, что посещали его в детстве, когда он так верил в Бога, все те добрые чувства, которые он убил в себе годами разврата.
В то же время Григорий услышал, как путешественник проповедует новую доктрину, не имевшую ничего общего с суровым церковным учением, не оставлявшим ему, бедному грешнику, никакой надежды на спасение. А то, что он слышал сейчас, утверждало, что он может участвовать в земных радостях, если будет следовать божественным наставлениям мистической «истинной веры». Наконец, семинарист убедил Распутина остаться с ним в Верхотурском монастыре, когда они туда приедут, а не возвращаться обратно, как тот делал множество раз.
В Верхотурском монастыре существовало одно из тех странных сибирских братств, которые больше походили на хутор, чем на место духовного созерцания. Верхотурские монахи подчинялись строгим правилам монастыря и выполняли религиозные обязанности, наложенные на них. Одновременно они обрабатывали землю. Поэтому крестьянину Григорию было нетрудно адаптироваться к жизни в этой общине. Он участвовал в молитвах и епитимьях и работал с монахами в поле.
Скоро он с удивлением заметил, что братия разделена на два лагеря. Монахи одного играли роль узников, а другого тюремщиков. О таком положении вещей не говорили, даже старались его скрыть, но Распутин осознал его по отношению к нему других монахов: за ним плотно следили. В Верхотурье имелись тайные и явные приверженцы еретического учения хлыстов, а также те, кто был сослан на исправление и возвращение к православной церкви. Монастырь с давних пор имел репутацию тюрьмы для мятежных священнослужителей. В любое время из всех уголков Сибири прибывали люди, которых встречали с открытой настороженностью и которые через некоторое время, казалось, отказывались от своих еретических идей.